Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин

– Как ты думаешь, под манифестом подписи нескольких наших офицеров – это сфабриковано русскими или они действительно нарушили присягу? – спросил я Коля.

– А ты еще надеешься, что германская армия сможет долго выстоять перед превосходящими силами противника? – ответил приятель по несчастью, почти процитировав газетенку. – Под Курском на каждых четырех километрах фронта дралась одна танковая дивизия, при плотной поддержке пикировщиков и штурмовиков, а русские остановили нас за неделю и теперь гонят на запад. Это конец, у нас нет больше сил и резервов сражаться и в Африке, и в России, это конец!

– И что же ты предлагаешь, присоединиться к комитету предателей?

– Я этого еще не решил, но власть Гитлера погубит страну, войну надо остановить!

Мои мысли блуждают, и я испытываю смятение. Точка зрения Коля наводила на размышления. Сотрудничество с русскими против Гитлера и войны – это измена родине или желание спасти Германию? Если Германия проиграет эту войну, то ее действительно надо прекратить как можно быстрее, пока вражеские солдаты не вступили на нашу землю, но если это произойдет, тогда надо сражаться до конца.

Была еще одна причина, по которой Коль пытался убедить меня служить русским, и как я понял, эта причина могла быть более действенна, чем политические изыски. Условия в Красногорском лагере были сносны, но нас не могли держать в нем вечно, лагерь был пересыльным, рано или поздно всех прибывших определяли в места постоянного заключения, о которых ходили ужасные рассказы. Страшнее всего было оказаться в бескрайней Сибири или на далеком востоке, откуда возвращение на родину невозможно. На ночь глядя, видимо вместо вечерней газеты или сказки перед сном, несколько лагерных балаболов причитали на весь барак вещая о голоде, морозах и жестоких наказаниях, придумываемых русскими для немецких пленных. Вас будут нещадно эксплуатировать и унижать, и вы будете мечтать о смерти как об избавлении от страданий. Я думаю, что эти рассказы специально поощрялись лагерной администрацией в целях скорейшего перевоспитания пленных в расчете, что самые слабые духом согласятся на сотрудничество. Выбор был не велик. сотрудничать с комитетом коммунистов и предателей или отправляться в производственные трудовые лагеря за Урал. По политическим убеждениям я скорее выбрал бы второе, чем измену, но каждый километр на восток удалял меня от Германии, мысли об этом выворачивали душу на изнанку. Там уж я точно не смогу помочь родине. Мы еще несколько раз говорили с Колем, наконец, приняв трудное решение. стать «оппортунистами» и пойти на мнимое сотрудничество с русскими и раннее переметнувшимися к ним немцами. Я также заявил товарищу, что буду использовать любую возможность вырваться на свободу, какой бы эфемерной не казалась эта возможность. Приятель ответил, что хоть и не станет коммунистом, но разделит судьбу пленных немцев до конца, пообещав впрочем, что не выдаст мое намерение ни в каком разе. Мы уважали выбор каждого и по-товарищески пожали друг другу руки. На следующий день мы заявили о желании сотрудничать с комитетом, а я стал продумывать все возможные варианты бегства.

Несмотря на огромное желание бежать, план мой был глуп и наивен, точнее. никакого плана и не было. Не получая достоверных сведений и анализируя только русскую пропаганду и рассказы недавно прибывших пленных офицеров, я знал что до ближайшей немецкой части более трехсот километров, и эти триста километров проходили через самый укрепленный и охраняемый участок территории противника. Я также знал, что если меня поймают, конец будет один – расстрел. Но надежда умирает последней. Если Коль не хотел бежать – это был его выбор, для того, кто не только надеется, но и активно действует, нет невозможного. Для начала надо было зарекомендовать себя перед лагерным начальством, а времени оставалось мало. Некоторые представители русской администрации были довольно общительны, от них мне удалось узнать, что офицеров из Красногорска переводили в Елабугу – где-то в Татарии, или в Горьковскую область, генералов – в Суздаль. До нас с Колем давно дошла очередь, и отправку можно было ожидать со дня на день. Работа коммунистической «Свободной Германии» в лагере не клеилась, среди моих соотечественников почти не оказалось предателей, даже среди тех, кто давно разочаровался в политике Гитлера. Ходят слухи, что русские отдельно от немецких коммунистов пытаются создать организацию из числа только немецких офицеров, основная идея которой будет. спасение Германии через заключение мира. Общаясь со своими «перевоспитателями» я подхватил эту идею. Немецкие солдаты не нарушат присягу и не перейдут на сторону коммунистов, но они будут прислушиваться к голосу старших по званию, даже если те находятся в плену у противника. Пытаюсь осторожно намекнуть, о необходимости выезда на линию фронта с целью призыва германских солдат к сдаче в плен. Кроме деятельности на «политическом» поприще активно привлекаюсь к работам в производственном отделении лагеря.

Наступила зима, холодная и снежная русская стихия, многие работы свернуты, в основном пленных привлекают для разгрузки топлива или очистки территории от снега. В это время русские активизировали пропаганду.

Утром 13 декабря мне, Колю и еще нескольким офицерам, среди которых был даже майор вермахта, приказали взять самые необходимые личные вещи и вывели из первой зоны. Все – подумал я. это конец, нас переводят в Татарию, прощай надежда вырваться из плена. Но нас повели не на станцию, а во вторую лагерную зону. Через некоторое время в барак, куда завел нас конвой, вошел русский генерал. Он прекрасно говорил по-немецки и казался образованным человеком. Впрочем, в моей голове давно рухнул нацистский миф о «недочеловечности вонючих» русских. Да, некоторые из них были очень жестокими, некоторые, особенно восточного типа, были далеки от западной культуры, но большинство русских казались достаточно благодушными и мудрыми. Среди них, особенно офицеров и гражданских специалистов были хорошо образованные люди. Особенно поражало качество русского довольствия и стремление к постоянной гигиене. Ну а жестокость – разве среди наших частей, особенно СС, мало головорезов, готовых на безжалостное убийство, не в бою – где это хотя бы оправдано, а в отношениях с пленными или мирным населением.

Генерал сообщил, что из нас, как наиболее активных офицеров, ставших на путь антинацизма, создана группа, которую хотят направить на передовую, с целью агитации немецких войск через громкоговорители, а возможно, и отправят за линию фронта, чтобы мы сообщили немцам, как хорошо живется в государстве рабочих и крестьян, и что не стоит бояться русского плена, где хорошо кормят и оказывают медицинскую помощь.