По всем правилам осадного искусства - Михаил Башкиров

Студент переписал все начисто, сколол листки скрепкой, положил в дипломат.

На улицах уже зажгли фонари. Когда он пересаживался из троллейбуса в трамвай, повалил снег.

Вот и хорошо... Пусть все будет, как в тот вечер... Только на этот раз в дипломате - пять убористых страниц... Кажется, получилось хорошо... Даже при отсутствии сюжета, при традиционности характера... Есть какое-то грустное, особое настроение... А может, действительно, это начало чего-то настоящего, серьезного... И все началось с глупого, нелепого визита... Марина... Думал беспрестанно лишь о ней, хотел написать про нее, вспоминал, мечтал, клял - и вдруг: человек, уходящий в тайгу с ружьем на плече, уходящий, чтобы не вернуться, и старый пес долго смотрит ему вслед с крыльца, и запоздавший мотоцикл...

Когда подходил к дому и поднимался по лестнице, твердо знал, что теперь никакая сила не остановит. Прежде чем нажать кнопку звонка, отдышался, снял шапку, спрятал перчатки в карманы.

Только бы прочитал...

Дверь открыла Марина - все та же книга в руках - молча отступила. Он шагнул за порог.

- Мог бы и предупредить по телефону, - Марина поправила очки.

- Я, как это ни странно, снова к твоему отцу.

- К сожалению, папа уничтожает все черновики и варианты... Улыбайся - не улыбайся, а я имела удовольствие поговорить с твоим другом, по крайней мере он так отрекомендовался, кажется, Андрей или Алексей, - так вот, этот твой друг отыскал меня и объяснил твое поведение... При этом брал всю вину на себя...

- Значит, не судьба, - студент напялил шапку, повернулся к дверям.

- Да ты не огорчайся, папа все равно в Москве.

- Какая разница? - студент вышел на площадку.

- Ты на меня сердишься? - Марина вышла на площадку следом. - За день рождения?

- Ни на кого я не сержусь, - студент поставил дипломат, повернулся к Марине. - Я бы никогда тебе этого не сказал, да видно, не встречаться нам больше...

- Как торжественно.

- Люблю я тебя, - студент подхватил дипломат и, не оглядываясь, стал спускаться по лестнице.

Он приостанавливался на каждой ступеньке и, прежде чем сделать следующий шаг, напряженно вслушивался - но лишь с улицы доходил шум редких машин: им, наверное, было трудно врезаться в пелену снега, и "дворники", натужно поскрипывая, сбивали мокрые хлопья по рамке стекла.

Дойдя до площадки с почтовыми ящиками, студент услышал, как лязгнула дверь, и звук этот, цепляясь за прутья гнутых перил, опадал, как последний лист с озябшего дерева. Навалившись плечом на железо мятых ящиков, студент пытался угадать, по какую сторону двери осталась Марина - боясь догнать его, все еще смотрит в черную щель пролета или, сжав мягкий воротник, уходит по коридору мимо широких лыж, мимо зеркала, мимо тусклого бра.

Он выпрямился - плечо тяжело отлепилось, и пустое железо щелкнуло и загудело. Вернулся к лестнице, уперся ногой в первую ступеньку, поставил на колено дипломат, откинул крышку, выдернул листки - скрепка сорвалась и зазвенела об пол - смял в кулаке. Выйдя из подъезда, швырнул комок в ближайший сугроб.

Снег падал степенно, размеренно, как будто у него впереди была целая зима...