Время перемен - Сара Груэн

Слава богу, дождь прекратился. Дорога извилистая и узкая, по обе стороны растут густые деревья, на стволах которых, в том месте, где начинаются ветви, виднеются толстые дискообразные грибы. Я всегда считала их древесными грибами, хотя понятия не имею, как они называются на самом деле.

Подъездные дороги рассмотреть трудно, так как они не заасфальтированы. Темнота еще больше осложняет задачу, и я вынуждена низко наклоняться к рулю и косить глазом в сторону, чтобы рассчитать четвертый поворот. Но он оказывается заросшей тропинкой, так что приходится возвращаться на большую дорогу.

Останавливаюсь наобум у следующего поворота, где виднеются две уходящие в гущу деревьев колеи, и решаю ехать по их следу. Несколько минут машина петляет по дорожке, а потом выезжает на покрытую хлюпающей грязью поляну. Я стараюсь держаться ближе к деревьям, стремясь объехать опасное место. Нужно, чтобы, по крайней мере, под двумя колесами оставалась твердая почва.

Выпрыгнув из машины, смотрю на непролазную грязь под ногами и выискиваю крошечные островки из гниющих листьев, на которые можно поставить ногу.

Жилище женщины представляет собой крошечный ветхий домик с полуразвалившимся крыльцом. Когда-то он был покрашен в белый цвет, о чем свидетельствуют уцелевшие мазки краски. Недалеко от дома виднеется маленький пастбищный участок с неким подобием забора. Некоторые доски отсутствуют, а остальные сломаны пополам, и их острые края воткнуты в землю. Неужели здесь держат лошадь? Нет, не может быть!

В замешательстве осматриваюсь по сторонам в поисках лошадиного убежища. Невдалеке виднеется еще несколько построек, но ни одна из них не годится для конюшни. Но если лошади нет ни в одной из построек, значит, она где-то бродит сама по себе. При этой мысли я с опозданием раскаиваюсь, что не заехала к Мутти и не взяла пикап и трейлер.

С нарастающей тревогой направляюсь к дому и замечаю разбитые окна и сломанные ставни.

На крыльце сидит маленькая девочка лет трех с кудрявыми темными волосами. На ней желтое платьице и линялая голубая курточка с расстегнутой молнией. На ногах туфельки, но носки отсутствуют. Девочка вертит в руках куклу Барби, на которой нет одежды. И этот факт еще больше настораживает. Желто-коричневое тело куклы с осиной талией и торчащими грудями разрисовано шариковой ручкой, и синие разводы напоминают варикозные вены. При ближайшем рассмотрении оказывается, что Барби не совсем голая. Ее ноги обуты в розовые туфельки, инкрустированные стразами.

Девочка поднимает глаза и в недоумении смотрит в мою сторону.

– Привет, детка. – Я с ласковой улыбкой наклоняюсь к ребенку: – А твоя мамочка дома?

Девочка вскакивает с места и бежит мимо меня в дом. С грохотом захлопывается дверь с рваной сеткой. Я замечаю вырванные из ржавых петель пружины.

Через некоторое время на крыльцо выходит миниатюрная женщина с собранными в неряшливый узел темными волосами. Меня поражает ее хрупкая фигурка и бледное лицо. Я представляла ее себе иначе.

– Здравствуйте, я – Аннемари Циммер из приюта «Рассвет». – Я делаю шаг вперед и протягиваю руку для приветствия.

– Привет, – отзывается женщина. От ее бравады не осталось и следа. – Юджени Элкот, – представляется она. Я пожимаю вялую, словно дохлая рыба, руку.

– Итак, – начинаю я, упершись руками в бока и оглядываясь по сторонам в поисках объекта, ласкающего взгляд, чтобы сказать хозяйке дежурный комплимент. – Это ваша дочурка?

– Да.

– Прелестная малышка.

– Спасибо. – И ни гордой материнской улыбки, ни забавной истории о своем ребенке. Даже имени девочки не назвала. – Полагаю, вы хотите взглянуть на Сквайра.

– Э… ну да, разумеется. – Я с тревогой кошусь на дом и чувствую непреодолимое желание потянуть время, потому что теперь судьба ребенка волнует меня не меньше участи лошади.

– Подождите, – небрежно бросает Юджени и исчезает за дверью. Вскоре она появляется вновь в накинутой на плечи мужской фланелевой рубашке.

– Сквайр вон там. – Она проходит мимо и спускается по ступенькам, а затем ведет меня за дом к белому зданию из цементного кирпича, по внешнему виду напоминающему гараж. Постройка имеет еще более убогий вид, чем дом. Не может быть, чтобы здесь держали лошадь!

Вытаращив глаза, смотрю на Юджени и шагаю к двери. И тут в нос ударяет нестерпимая, выедающая глаза вонь.

– Боже правый! – Я невольно отступаю назад, хватая ртом воздух. И дело не в том, что еще свежи воспоминания о «Факторе страха». От смрада, идущего из помещения, щиплет в носу, а на глаза наворачиваются слезы.

– Да, знаю, здесь не слишком чисто, – безмятежно заявляет Юджени.

– Не слишком чисто? – не веря собственным ушам, в растерянности переспрашиваю я.

Моя собеседница смотрит под ноги не то с безразличием, не то с вызовом.

Метнув в ее сторону уничтожающий взгляд, набираю в легкие воздуха и мужественно захожу внутрь.

В самом конце постройки виднеется одинокое окошко. В льющемся через него тусклом свете различаю загородку и решаюсь подойти ближе.

Это установленный в углу самодельный денник. К деревянному шесту кое-как прибиты гвоздями доски. В полумраке виднеется белая шкура и единственный горящий глаз. Я начинаю задыхаться, но не сдаюсь и пытаюсь заглянуть в щель.

В импровизированном деннике обитает маленькое убогое создание не выше тринадцати ладоней в холке. Конское туловище покрыто грязью, а само животное поражает худосочностью, несмотря на огромное раздувшееся брюхо. Ног нельзя рассмотреть из-за толстого слоя навоза, скопившегося на полу.

Я больше не в силах задерживать дыхание и глотаю ртом отравленный воздух. Потом поворачиваюсь к двери, где ждет женщина, которая довела несчастное животное до такого бедственного состояния.

– Выведите его отсюда.

– Что?

– Прошу вас, поскорее выведите его отсюда. – На заплетающихся ногах выхожу на свежий воздух, сгибаюсь пополам и, упершись руками в бедра, стараюсь выровнять дыхание.

Юджени на некоторое время исчезает, но вскоре появляется с покрытой узлами бечевкой в руках.

– Что это? – недоумеваю я, показывая на непонятный предмет.

– Недоуздок.

– Ничего подобного!

– Другого у меня нет.

Юджени медленно, даже с некоторой робостью, подходит к деннику и долго возится с задвижкой, которую, по-видимому, заело. Едва она успевает открыть дверь, как томящийся в заточении пони вихрем вылетает на улицу, успев на прощание брыкнуть мне в лицо копытом. Уклоняясь от удара, я приваливаюсь к наружной стене.

Прыти у пони хватает ненадолго, и, отбежав футов на тридцать, он резко тормозит у жалкого кустика травы.

Его ноги покрыты черной грязью почти по колено, а тазобедренные кости выпирают, словно крылья, из-за огромного, не меньше чем у Мэйзи, брюха. Глаза смотрят настороженно, а похожий на веревку хвост описывает круги. На улице пони выглядит еще ужаснее, чем в деннике, и я про себя отмечаю, что оставлять его здесь на ночь никак нельзя. На пастбище со сломанным забором его не удержать, а отправить снова в добитый гараж рука не поднимается.

Я оборачиваюсь к Юджени. Она ежится на ледяном ветру, кутаясь во фланелевую рубашку.

– Ну, что? – спрашивает она, будто не понимает, в чем дело.

Надо поскорее выбираться из злополучного места и немедленно звонить в Службу по защите прав детей.

Поворачиваюсь спиной к Юджени и осторожно захожу сбоку к пони. Он все еще трудится над захудалым клочком травы, сердито кося одним глазом в мою сторону. По мере моего приближения Сквайр угрожающе прижимает уши.

– Ну-ну, спокойно, мальчик, – увещеваю я, останавливаясь.

Затем делаю с опаской еще пару шагов и вытягиваю вперед руку.

Пони отрывает морду от земли и ставит уши торчком. Ух ты! В следующее мгновение задняя нога взлетает в воздух, едва не угодив мне в ухо.

– Уфф! – Я отступаю назад и оглядываюсь на Юджени: – Найдется у вас зерно?

– Нет.

– Я так и думала!

– Черт, что вы имеете в виду?

Я только вздыхаю в ответ.

– Давайте зайдем в дом и оформим расписку о получении денег. Мне понадобится ваш телефон, чтобы вызвать трейлер. Чек вас устроит?

– Только наличными, – решительно заявляет Юджени.

Я готова убить мерзавку.

– Я не смогу снять деньги с банковского счета, об этом тут же узнает муж, – поясняет Юджени.

– Ладно, расплачусь наличными. Только давайте поскорее покончим с нашим делом.

До дома идем молча. Я плетусь сзади, припадая на одну ногу, как Квазимодо. Время от времени оглядываюсь на изголодавшегося пони, желая убедиться, что он никуда не удрал. Хотя, по правде сказать, не представляю, какие предпринять действия, задумай он совершить побег.

Наконец мы добираемся до дома, обшарпанная обстановка которого соответствует убогому внешнему виду. Юджени машет рукой в сторону телефона и, сгорбившись, поднимается наверх.

Я осматриваю гостиную. На остатках некогда нарядной люстры болтается на проводе одинокая лампочка, обои висят рваными клочьями, открывая взору растрескавшуюся штукатурку и планки штукатурной сетки. Из мебели только обитые красной тканью диван и кресло с изысканной резьбой. Когда-то эти вещи выглядели роскошно, а теперь превратились в грязные развалины с выпирающими пружинами. Вдоль стен валяется мусор, и стоят перевязанные бечевкой пачки газет.