Время перемен - Сара Груэн

Наконец мы добираемся до дома, обшарпанная обстановка которого соответствует убогому внешнему виду. Юджени машет рукой в сторону телефона и, сгорбившись, поднимается наверх.

Я осматриваю гостиную. На остатках некогда нарядной люстры болтается на проводе одинокая лампочка, обои висят рваными клочьями, открывая взору растрескавшуюся штукатурку и планки штукатурной сетки. Из мебели только обитые красной тканью диван и кресло с изысканной резьбой. Когда-то эти вещи выглядели роскошно, а теперь превратились в грязные развалины с выпирающими пружинами. Вдоль стен валяется мусор, и стоят перевязанные бечевкой пачки газет.

На верхней ступеньке лестницы сидит меленькая девочка и играет с Барби. Ребенок, кажется, не замечает моего присутствия. Волосы малышки слиплись от грязи и некрасиво прилизаны сзади. В задумчивости я некоторое время наблюдаю за девочкой, а потом набираю наш домашний номер.

Ева мгновенно отвечает на звонок. Похоже, она сидела рядом с телефоном.

– Алло? – шепчет она в трубку. Определенно надеется услышать голос своего приятеля Луиса.

– Ева, это я. Позови бабушку.

– Можешь перезвонить позже? – шипит дочь. – Я жду звонка.

– Милая, ну, пожалуйста. Дело очень важное.

– Ладно, так и быть, – с трагическим вздохом соглашается Ева. – Только мне никак не обойтись без мобильника.

– Намек поняла. А теперь зови бабушку.

– Значит, купишь мобильник?

– Сейчас же позови бабушку!

Дочь бросает трубку, и я слышу звук удаляющихся шагов. «Бабушка! Это мама, говорит, очень срочно!» Последних слов я не слышу, но вскоре к телефону подходит Мутти.

– В чем дело? Что стряслось? – спрашивает Мутти с отрывистым немецким акцентом, от которого так и не сумела избавиться. Акцент становится заметнее, когда Мутти нервничает. – Проблемы с кобылой?

– Нет, но мне требуется помощь.

– Что такое? С тобой ничего не случилось? Все хорошо?

– Не сказала бы. Тебе нужно приехать в Гам-Нек с трейлером для перевозки лошадей. И захвати четыреста долларов наличными, а еще недоуздок для пони и ведро зерна.

На другом конце провода наступает долгая пауза: Мутти переваривает полученную информацию.

– Я приеду, – отзывается она наконец. – Где ты находишься?

Пускаюсь в пространные объяснения о местонахождении высокого клена, в который ударила молния, но внимание отвлекают тяжелые шаги на крыльце. Едва успеваю повернуться, как в дом вваливается мужчина огромного роста и невероятно мощного телосложения. Он толкает дверь с такой силой, что ручка врезается в стену. Затем он останавливается на пороге, сопя и дико вращая безумными глазами.

При виде мужчины девочка в ужасе вскрикивает, а он, перепрыгивая через три ступеньки, поднимается наверх и спотыкается о ребенка. Малышка ползет ко мне на четвереньках и хватает за ноги, уткнувшись личиком в спортивные брюки Дэна.

В этот момент появляется Юджени и открывает рот, пытаясь что-то сказать, но мужчина хватает ее одной рукой за горло, а другой зажимает рот и швыряет о стену.

– Эй, приятель! Полегче! – в ужасе ору я.

Мужчина замирает на месте и начинает спускаться вниз. Поднимаясь наверх, он прошел мимо, но, похоже, не заметил моего присутствия.

– Девять-один-один! Я звоню в полицию! – кричу я, прижимая к уху трубку.

– Mein Gott, Аннемари! Что у вас происходит? – слышится перепуганный голос Мутти.

– Вешай трубку! – ревет мужчина. – Сказал, вешай, или пожалеешь!

– Ну, и что ты сделаешь? – ору я в ответ. – Они уже отследили номер и едут сюда и прослушивают каждое твое слово!

– Ева! Ева! Дай скорее мой мобильный! Да быстрее же! – выкрикивает Мутти на другом конце провода. – Аннемари, – шепчет она в трубку. – Я вызываю полицию по мобильному. Передам, где ты находишься. Они обязательно приедут! Жди! Не вешай трубку! Да быстрее же, Ева! Торопись!

Мужчина отпускает Юджени, и она бессильно падает на пол, словно тряпичная кукла. Теперь он смотрит уже на меня, и застывшее на его лице пустое выражение пугает. Он делает шаг, потом второй…

Девочка хнычет, уткнувшись мне в колени, и я крепко прижимаю к себе малышку.

Мужчина медленно поднимается наверх, не сводя с меня застывшего взгляда. Мощная рука впивается в перила.

– Полицейские слышат каждое слово, – повторяю я, стараясь смотреть ему в глаза. Мой голос звучит равнодушно и уверенно. Одному богу известно, откуда взялись силы! – Диспетчер подтвердил ваш адрес, так что твое дело плохо.

Мужчина бесконечно долго смотрит на меня, потом его лицо вдруг сморщивается, плечи обвисают, и он начинает медленно спускаться вниз. На сей раз прыгать через ступеньки ему расхотелось. Я отступаю на несколько шагов, по-прежнему прижимая к себе ребенка.

Но он уже нас, скорее всего, не замечает, проходит через распахнутую настежь дверь с вбитой в стену ручкой и усаживается на верхнюю ступеньку крыльца.

– Мутти, – шепчу я, – сейчас я положу трубку и действительно вызову полицию.

– Я уже вызвала, милая, – свистящим шепотом сообщает Мутти. – Они к вам едут. И я тоже.

Через двадцать минут приезжает полиция. Я сижу на рваном диване, прижимая к себе девочку. Она свернулась калачиком у меня на коленях и сосет большой палец. До сих пор малышка не произнесла ни слова, но страх прошел. Она пристроила головку у меня под подбородком, и я глажу темные волосы, несмотря на отвратительный запах, так как их давно не мыли.

Юджени все еще наверху, сидит, скорчившись у стены, где упала. Похоже, она пребывает в ступоре. Мужчина так и сидит на верхней ступеньке крыльца, уронив голову на руки. В открытую дверь мне хорошо видны сгорбленные плечи. Возможно, он плачет, не знаю, да и какая разница.

Первыми приезжают две патрульные машины, но вскоре появляются и другие. На мужчину надевают наручники и запихивают на заднее сиденье. Добродушные милые, скромно одетые женщины бережно отнимают от меня девочку и уводят в другую комнату. Сделать это непросто, так как, по-видимому, у ребенка я ассоциируюсь с безопасностью. Несколько женщин поднимаются наверх и опускаются на колени возле Юджени. Два офицера полиции ведут меня на кухню, чтобы оформить заявление.

Я рассказываю о происшествии в мельчайших подробностях, подписываю заявление и передаю сидящему напротив офицеру.

– Что будет с этими людьми? – интересуюсь я.

– Парню точно придется какое-то время посидеть. – Полицейский пробегает глазами по написанному от руки заявлению. – Что это за слово? – спрашивает он. – Не могу разобрать.

– Без носков.

– А здесь?

– Немытые. Простите, у меня всегда был неразборчивый почерк, и с годами он не исправился.

– Нет, понять можно, – успокаивает полицейский и выводит над моими каракулями печатные буквы, а потом передает листок мне: – Распишитесь в двух местах.

– А что ждет малышку? – беспокоюсь я.

– Служба по защите прав ребенка изучает ситуацию.

– А Юджени?

Второй полицейский, что заполняет бланк, кладет на стол ручку и с подозрением смотрит на меня.

– А почему вас это интересует?

– Просто так, обычное любопытство, – смущаюсь я. – То есть, поймите, я невольно оказалась в гуще событий и потому интересуюсь судьбой этих людей.

– Значит, вы забираете лошадь, так? – приходит на выручку более любезный офицер, спасая от сердитого коллеги, за что я ему страшно благодарна.

– Да, разумеется. Мой бойфренд владеет приютом для лошадей, который называется «Рассвет». – «Бойфренд». В устах почти сорокалетней женщины это слово выглядит нелепо.

– Приют зарегистрирован?

– Да, конечно. Мой друг часто выезжает на такие случаи, как этот.

– Замечательно, тогда не придется…

– Аннемари! – раздается хриплый женский голос.

Я поворачиваюсь на стуле и вижу бегущую по кухне Мутти. Она хватается за спинку стула и начинает лихорадочно меня осматривать.

– Mein Gott, что здесь происходит? В чем дело?

– Внутренние беспорядки, статья 10–16, – читаю я заглавие на отчете сердитого офицера.

Лицо Мутти проясняется: она поняла ситуацию.

– А, значит, дебош учинила мерзкая скотина, что сидит в полицейской машине. Он тебя ударил? Ну, тогда пусть помолится в последний раз, я из него все нутро вытряхну! И да поможет мне господь!

От изумления брови у обоих полицейских медленно ползут вверх.

– Успокойся, Мутти. Все в порядке, он и пальцем меня не тронул.

Поджав губы, Мутти пристально следит за каждым моим движением. Убедившись, что я цела и невредима, она с облегчением вздыхает, и морщинки на лбу постепенно разглаживаются. Осенив себя крестным знамением, она садится на единственный свободный стул. Полицейские обмениваются многозначительными взглядами.

– Офицер Питт, офицер Юинг, – представляю я их. – А это моя мать Урсула Циммер.

– Рада знакомству, – любезно кивает Мутти.

– Взаимно, – неуверенно откликается Питт, отводя взгляд в сторону.