Хроника города Леонска - Алексей Парин

Соня властно простерла воинственную руку, понимая, что весь зал напрягся, сосредоточив свое внимание на этом тройном крике. Гидо выскочил из зала как ошпаренный. Голос Сони звучал непререкаемо.

– Милые друзья, любимые коллеги, нам пришло время есть гороховый суп. Это дебют в нашем городе повара из Стокгольма Юхана Лёнквиста. После трапезы мы с вами обсудим наши кулинарные впечатления.

Торжественно распахнулись двери из кухни, и в зал въехал большой стол на колесах, который ловко толкал пышнотелый блондин в высоком колпаке. На столе красовались сияющие медным блеском кастрюли, водруженные на элегантные викторианские мармиты. Следом въезжал еще один стол со множеством тарелок, корзинками с хлебом, ярко-вишнёвыми салфетками и прочим столовальным имуществом. Зал ахнул. Так парадно суп еще никогда не подавали.

– Угощайтесь, мои дорогие, – Соня еще раз простерла свою десницу, которая на этот раз воплощала королевское гостеприимство.

Люди в зале, все сорок семь человек (их пересчитал Марк), постепенно пришли в себя и угощались супом с явной охотой. Суповые миски мейсенского фарфора отличались грозной вместительностью, но в похлебке обнаружился такой дивный наворот трав и приправ, да и горох оказался какой-то особый, что многие приходили за новой порцией по третьему разу.

И разговоры в большинстве групп и кружков перешли на обыденные темы. Только наши трое, отбившись в сторону, говорили между собой на самую кровожадную тему – о злостных привычках и пагубных страстях нового мэра.

Когда вечер подходил к концу, появился Митя Бибиков. Он чинно поздоровался с Соней, а потом быстро пошел к «священной троице». Вид у Мити был напряженный. Мы с Мариком и Валерией Петровной с увлечением ели свои пирожные шу, общаясь с милейшим грузинским пианистом Вато Цацавой. Он рассказывал нам были и небылицы из своей жизни, и мы развесили уши.

А Митя яростно втолковывал троице какие-то удручающие новости. Какие, мы так и не узнали в тот вечер. Соня ходила по залу, навещая всех и каждого и находя точные слова для короткого диалога. Но к трем злостным голосильщикам она не подошла ни разу.

Глава 9

Львы Леонска

На следующее утро у нас с Митей был назначен литературный урок. Если бы вы знали, как мне неохота писать про все, что произошло в Леонске потом. Но ведь именно из-за этих страшных событий я и взялся за перо.

А сейчас я сижу на своей террасе в Шварцвальде и гляжу на лиственницы. И прикидываю, что они хотят мне сказать. И в данный момент ничего путного в их игольчатом высказывании не обнаруживаю. Вчера приезжал Митя, у него в Хохшуле был выходной, и он показал мне свои переводы первых глав. И мы с ним даже вставили одно предложение от меня, чтобы он не зазнавался. Вы видели это в конце седьмой главы. Я все-таки русский худо-бедно понимаю, хотя, конечно, не до тонкостей, как в немецком.

Вот в Леонске мы и занимались с Митей русской литературой, чтобы мне до чего-то достучаться. Ахматова, Тютчев, Айги, Державин – кого мы только не читали! У Мити удивительное ощущение каждого русского слова и русского контекста. Помню, мы в виде исключения читали не стихи, а «Чистый понедельник» Бунина, а там видимо-невидимо всяких подробностей о Москве начала ХХ века. И Митя, не роясь ни в каких справочниках, не лазая в интернет, все мне рассказывал, каждую деталь, каждую изюминку разжевывал до косточки. Я хотел с ним читать Бродского, но он его не любит за многословие, и тогда мне пришлось попроситься в ученики к Соне.

Но это все не так важно, это я вам зубы заговариваю, чтобы уйти от рассказа. Но никуда не деться, пора приступать.

Я не слишком рано вставал в Леонске, но в половине десятого уже завтракал. Пил свой жидковатый немецкий кофе и получал удовольствие от хруста булочки с коричневатой корочкой. Митя должен был прийти в 11, и времени для размышлений о жизни у меня осталось предостаточно. Я все никак не мог понять, о чем там шептался Митя со священной троицей и почему он не подошел к нам с Мариком. Конечно, судя по выражению лица Мити, это было связано с Фишем, тут нет сомнений, только какая там заковыка?

Не было еще и десяти, как ко мне в дверь позвонили. На Митю было непохоже, он хронически любил опаздывать. Я в халате открыл дверь – и увидел сотрудницу Сониной кафедры Лену Линкс. Необычайно взволнованная, с растрепанными волосами, она прямо бросилась на меня.

– Генрих, только вы можете нам помочь! Извините меня за столь раннее вторжение! – Больше Лена ничего не смогла сказать и зарыдала. Лена занималась Лесковым, я несколько раз слышал ее доклады, она всегда производила на меня самое серьезное впечатление. Ей было лет сорок, и на шаткость нервов она не должна была жаловаться. Я провел ее в гостиную, усадил на диван, принес ей воды и кофе, а потом сел напротив нее в кресло.

– Леночка, миленькая, ну чем я вам могу помочь? Я прямо ума не приложу…

– Речь идет о Гидо Скаппато. Мы просто не можем больше терпеть! Вы же способны повлиять на Соню! Он объявил нам всем войну! А сам ничего не смыслит в литературе, только бравирует умными словами.

– Лена, дорогая, я вряд ли смогу вам помочь. Соня и ее кафедра – это совсем не моя область влияния.

– Вы для Сони идол, это мы все знаем. И Соня была безупречна до тех пор, пока не вывезла сюда из Ашаффенбурга этого подонка. Вы мне простите мои резкости! Четыре года продолжается это безобразие. Мы все поссорились с Соней из-за него. Она написала ему диссертацию, он с грехом пополам защитил, теперь она его пихает в доценты. А он если что и знает в жизни, то рыночные цены на старинные итальянские предметы обихода. Профукал состояния трех бабушек по венециям да флоренциям.

– Я вам помочь не могу, Лена. И мне неинтересны подробности частной жизни этого вашего Гидо. (Могу заметить, что мне на самом деле не терпелось поговорить о Гидо подетальнее, но самолюбие не позволяло.) Сонина жизнь от меня не зависит!

– Но вы бы видели, как она себя дискредитирует. С ее знаниями! Они вместе ведут семинар по экранизациям русской классики, она является на него в мини-юбке, накрашенная, как матрешка, засыпает чертова пустозвона комплиментами у всех на глазах…

– Но, Леночка, дорогая, это все лишнее. Я ничем не могу вам помочь.

– Но поймите, мы должны уйти с кафедры! Мы все – семнадцать человек включая лаборантов – не можем терпеть это безобразие!

Не знаю, чем бы кончился наш разговор, но в этот момент в дверь позвонили. Пришел Митя. Чуть не на час раньше положенного времени, и на нем не было лица.

– Ханя, это катастрофа. Он снял с постаментов и отвез в неизвестном направлении всех львов нашего города. Тридцать семь наших дивных львов, мраморных и прекрасных. Я этого не переживу.