Рассказы капитана 2-го ранга В.Л. Кирдяги, слышанные от него во время «Великого сиденья» - Леонид Соболев

— Ищи веху. Но смотри, Фрол Саввич, коли не найдешь!

Чуть заметно светало, и веху действительно можно была, приметить. Минут десять оба стояли на крыльях мостика, потом Гужевой радостно вскрикнул:

— Веха, Ян Яныч, ей-богу, веха! Крестовая!.. Стопори машины! Я сейчас карту разрисую — буди посредника!

— Обожди, — сказал Пийчик. — Иди в рубку, малый ход дай… Да не телеграфом — голосом скажи: опять, не дай бог, тот на звонки вылезет… Товарищ Тюкин, вон слева веха, подворачивайте полегоньку!

«Сахар» медленно подошел к крестовой вехе, и Пийчик включил «прожектор». Этим пышным именем на «Сахаре» называлась обыкновенная стосвечовая лампа, приспособленная к автомобильной фаре для освещения пристаней. Однако света ее оказалось вполне достаточно, чтобы на дощечке, прибитой к штоку вехи, разобрать номер восемнадцатый. Пийчик выключил «прожектор» и быстро вошел в рубку.

— Ну, ты, штурман господа бога, вот тебе и место! — сказал он торжествующе. — Считай на карте восемнадцатую веху, им на этом колене от Бьоркского тупика счет идет, забыл, что ли, как сами их ставили?.. Ну-ка, покажи… Эк куда заплыл! Подкинь, сколько отсюдова до Чертовой Плеши… — Он нагнулся к переговорной трубе. — В машине! Полный ход! Да глядите у меня с вентиляторами, чтоб самый парадный ход был, а то дам я вам жизни! В боевую операцию идем, понятно?..

Гужевой, пошагав по карте циркулем, почесал живот.

— Все одно, Ян Яныч, не получается. Не поспеем: и самым парадным полтора часа ходу, а скоро светает.

— Полтора? — удивился Пийчик. — Ты как же считал?

— Как полагается: по Кронштадтскому проспекту и по «Большой Лужской».

— А кто тебя учил по фарватерам считать? — сердито сказал Пийчик. — Ты мне тут локсодромии-мордодромии не разводи! Напрямик считай — с этой вехи до той. Срезай угол, что мы, линкор, что ли?

Гужевой вздохнул.

— Да неаккуратно напрямки-то, Ян Яныч… Вот же тут — восемь-бе…

— Хоть десять-ве! Раз боевое задание, по-боевому и действуй, и брось ты эту привычку с командиром корабля пререкаться! — оборвал его Пийчик и повернулся к штурвалу. — Как, товарищ Тюкин, оцениваете мое решение? Пройдем?

— А чего же не пройти, — спокойно отозвался Тюкин, — до самой смерти ничего не будет. Воевать так воевать. Без обмана рабоче-крестьянского флота.

— Слыхал, Фрол Саввич? Ну и давай курс. Тут не более как полчаса идти… Вахтенный! Доложи товарищу посреднику, он в боцманской каюте спит: повернули, мол, к месту постановки…

Так на самом интересном месте был оборван документ, столь много обещавший, и посредник, недовольный и раздраженный, появился в рубке.

— Ну что же, пришли к решению, товарищ командир корабля? — спросил он с явной насмешкой. — Докладывайте ваше решение… Посмотрим…

Пийчик откашлялся.

— Обстановка, — начал Пийчик, с трудом припоминая, как учили его выражаться на курсах переподготовки, — обстановка сложилась таковой, что противник, надо понимать, упорно блокирует поворот на Чертову Плешь, сами видели… Так… Теперь — решение… Я, значит, решил… форсировать это самое… в целях обхода противника и сокращения времени… — Он крякнул и быстро докончил, ткнув циркулем в восемнадцатую веху: — Словом, прямо отсюда повернул на место постановки и иду этим курсом. Аккурат вовремя будем.

— Что ж, — благосклонно сказал посредник, — решение инициативное. Хотя все-таки в наличии противника у поворота я сомневаюсь. Покажите карту… Значит, вы наблюдали миноносцы на норде… Где ваше место?

Он нагнулся над картой, и вдруг глаза его округлились. Проложенный от восемнадцатой вехи курс действительно срезал угол между протраленными фарватерами, но сразу же за вехой проходил по неправильному четырехугольнику, заштрихованному на карте красными чернилами, где Гужевым со всей старательностью было выведено: «Опасный район № VIII-Б».

— Позвольте, — сказал посредник, слегка заикаясь. — Позвольте… Вы же идете на заграждение. И не условное!

— Так оно ж не наше. Оно белогвардейское, — сказал Пийчик с удивительной логикой, которую посредник никак не смог оценить.

— Позвольте, — опять сказал он. — Какая же разница, наше или белогвардейское? Ведь это же мины! И боевые!

— Ну как, какая разница? — в свою очередь, поразился Пийчик. — Беляки меньше чем на четырнадцать футов не ставили, это уже как святое дело. На наших заграждениях ходить — оно действительно когда как: наши против ихних тральщиков нет-нет, а ставили минку фута на три-четыре. А по чужому я жену прокачу… конечно, в тихую погоду, — добавил он, заметив то странное выражение, с которым смотрел на него посредник. — Ну, да и сейчас волна небольшая, так что вы не беспокойтесь, все будет аккуратно.

— Позвольте, — в третий раз сказал посредник прилипшее к языку слово. — Вы просто сошли с ума, или… Лево на борт! — вдруг властно повернулся он к Тюкину.

— Нет, теперь уж вы позвольте, — с неожиданной твердостью в голосе сказал Пийчик. — Где это видано — при живом командире рулем командовать?

В этот момент волна приподняла «Сахар», после чего он довольно глубоко ухнул в воду, и посреднику показалось, что сейчас раздастся взрыв. Очевидно, это ожидание отразилось и на его лице, потому что Пийчик вдруг изменил тон.

— Да вы не беспокойтесь, — сказал он мягко, как труднобольному, — прошлый год, когда тралили, мы всю дорогу только по минам и ходили — и ничего. У нас осадка вполне пригодная. А тут всего полчасика и потерпеть…

Но посредник, овладев собой, подошел к нему с видом надменным и решительным.

— Как представитель штаба руководства, — сказал он холодно, — я приказываю вам немедленно повернуть. Район запрещен для плавания, потрудитесь выполнять операцию по разрешенным фарватерам. Вы действуете вне всяких правил.

— Так какие же правила, когда боевое задание? — искренне удивился Пийчик.

— Так это же маневры! — с отчаянием воскликнул посредник. — Понимаете — маневры!

— Вот и я говорю — маневры, — подтвердил Пийчик. — Раз маневры, значит, вроде как война… Какие уж там фарватеры.

— Да поймите вы, — сказал посредник, вытирая со лба пот, — заграждение вы ставите условно, ведете огонь — условно, если гибнете — тоже условно… А вы хотите…

— Коли все условно, нечего было нас и посылать, — раздраженно перебил Пийчик. — А то людей беспокоят, корабль в море гонят, табаку вот даже дождаться не дали… Нет уж, коли ставить, так ставить, решаю по-боевому — и точка, — сказал он жестко и потом добавил с откровенной насмешкой: — А коли все условно, товарищ посредник, так дайте радио, что заграждение я уже поставил: считаю условно, что у меня ход был двадцать узлов, условно я к Чертовой Плеши давно смотался, — и разрешите идти в базу…