Дух, Душа и Телой - Архиепископ Войно-Ясенецкий

Если повернуть виноградный лист нижней поверхностью к свету, то он упорно изгибается и поворачивается, чтобы обратить к свету свою верхнюю поверхность.

Удивительны инстинктивные движения вьющихся растений. Растение сперва вытягивается в высоту, потом нагибает свой стебель горизонтально и описывает круг, отыскивает себе опору. Чем длиннее вырастает стебель, тем больше становится круг, то есть растение, не находя себе опоры, ищет ее дальше. Наконец стебель не выдерживает своей собственной тяжести, падает на землю и ползет по ней, ища новой опоры, но и в этом случае, оно руководствуется выбором: повилика не вьется около неорганических или мертвых органических опор, но только около живых растений, к которым она жадно прилепляется, ибо ее корни, находящиеся в земле, быстро умирают, и она лишается пищи, которую потом высасывает посредством сосочков из обвитого растения.

Известны явления сна у растений, когда листья или нагибаются, или складываются, цветки наклоняют свои головки и закрываются.

Удивительно целесообразны движения пестиков некоторых растений для оплодотворения рыльца пыльцой.

Вечером на цветущем лугу все множество цветов поворачивается к солнцу, точно воссылая ему вечернюю молитву, а после его заката тихо засыпают, чтобы утром, повернувшись на восток, опять встретить его утренней радостной молитвой.

Благоухание цветов – это фимиам Богу. Цветы кадильницы. Ненюфары широко раскрываются под голубым небом, наслаждаются светом и воздухом, складывают свои лепестки и опускаются в воду, когда темнеет.

Между миром растительными миром животным нельзя найти определенной границы, ибо в области простейших одноклеточных много почти совершенно похожих форм, из которых одни служат началом растительного мира, другие – животного, и различить их почти невозможно. Такие простейшие формы животных, как речная гидра, вольвокс, совершенно похожи на растения и по своим жизненным функциям почти не отличаются от них. От класса простейших начинаются два грандиозных мира живых существ – растений и животных. Постепенное развитие растительного мира дошло до таких великолепных, грандиозных форм, как чудно благоухающие роскошные цветы, стройные пальмы и кипарисы, величественные ливанские кедры, могучие дубы и гигантские секвойи, живущие по три тысячи лет. Совершенно ничтожны по сравнению с ними такие примитивные формы животного мира, как полипы, голатурии, морские звезды и черви, и странно было бы признавать одухотворенность этих низших животных форм и, вместе с тем, не признавать одухотворенность высокосовершенных и даже грандиозных растительных форм.

Совершенно несомненно, что весь растительный и животный мир обладает, по крайней мере, низшим из даров Святого Духа – духом жизни.

Для огромного числа натуралистов одиозно, нелепо учение виталистов и неовиталистов о жизненной силе. Но вдумайтесь в следующие факты.

По наблюдениям Спаланцани, в болотной воде и песке водосточных желобов живут коловратии, которых можно высушить вместе с песком и сохранять в стеклянных посудах. Если через 3-4 года смочить водой песок, то студнеобразные в обычном состоянии коловратии, высохшие до такой степени, что если прижать их концом иглы, то они разламываются подобно крупинке соли, опять оживают. Они могут выдерживать высушивание при 54oС, тогда как в живом состоянии они умирают, если вода достигает 25oС тепла.

Джон Франклин в своем первом путешествии на североамериканский берег Ледовитого океана видел, что рыбы, замерзшие непосредственно после того, как их вытаскивали из воды, превращались в такую ледяную массу, что их можно было разрубать на куски топором и что замерзшие их внутренности представляли твердые ледяные куски. Тем не менее, когда оттаивали этих рыб у огня, предварительно не повреждая их, то некоторые из них оживали. Эти примеры указывают на то, что, хотя в организме и исчез всякий след жизни, но все-таки способность начинать при благоприятных условиях новую жизненную деятельность в нем может оставаться, если только в нем не произошло таких перемен, анатомических или физиологических, которые делали бы невозможным восстановление жизненных функций.

Известно, что пшеница, ячмень и горчица, найденные в египетских мумиях и пролежавшие 3000 лет, если они не подвергались вредным воздействиям, в которых возможны повреждающие их ферментативные процессы, дают отличные всходы, когда их поместят в благоприятные условия влажности и тепла.

Следующий опыт произведен Ж. Беккерелем в Париже в 1909 г. Семена пшеницы, люцерны и белой горчицы были высушены в безвоздушном пространстве в течение 6 месяцев при 40oС и затем запаяны в откаченные стеклянные трубки. Эти трубки были посланы в Лондон и там содержались в продолжение трех недель в жидком воздухе приблизительно при -190o и затем еще 77 часов в жидком водороде при -250o. В Париже трубки снова были открыты, и семена поместили во влажную ванну при 28o. Оказалось, что прорастание произошло совершенно нормально. Никакого разлиoчия не было замечено по сравнению с пробами семян, сохраняющихся обычным способом. При столь низкой температуре, как -250o, всякий намек на жизнедеятельность исключен. Даже самые энергичные химические реакции при столь низкой температуре не происходят.

Из этих опытов мы видим, что временная смерть возможна, если действие, задерживающее жизнедеятельность, не доходит до разрушения организма (Сведберг, «Вырождение энергий»).

Если так очевидно, что временная смерть семян и животных не мешает тому, чтобы снова возникла в них жизнь, то не имеем ли мы права утверждать, что это возможно без проявления в них какой-то неведомой нам силы, жизненной энергии, совершенно не поддающейся воздействию вредных агентов, уничтожающих жизнь семян и растений? А такая энергия, конечно, может быть только духовной энергией, животворящей силой Святого Духа.

Вышеприведенные удивительные факты жизнедеятельности и одухотворенности растений дают право согласиться с Эдуардом Гартманом, когда он утверждает, что растения обладают бессознательным представлением и бессознательной волей. Смутное представление и стремление приписывает монадам и Лейбниц. А растение есть монада.

Наше убеждение в одухотворенности растений, конечно, совершенно не противоречит мнению св. Антония Великого о недопустимости признавать в растениях душу. Вот его слова: Против тех, кои дерзают говорить, что растения и травы имеют душу, написал я сию главу к сведению для простейших. Растения имеют жизнь физическую, но души не имеют. Человек называется разумным животным, потому что имеет ум и способен приобретать познания. Прочие же животные земные и воздушные, у которых есть голос, имеют дыхание и душу. Все растущее и умаляющееся можно назвать живым потому, что живет и растет, но нельзя сказать, чтобы все такое имело душу. Живых существ четыре различных вида: одни из них бессмертны и воодушевлены каковы ангелы; другие имеют ум, душу и дыхание, каковы люди; иные имеют дыхание и душу каковы животные; а иные имеют только жизнь каковы растения. Жизнь в растениях держится и без души, и без дыхания, и без ума и бессмертия; но и прочее все без жизни быть не может. Всякая человеческая душа есть приснодвижна(Добротолюбие, т. 1, стр. 93).

Противоречия, конечно, нет. Мы не приписываем растениям душу в том смысле, как она понимается у человека и животных, а только бессознательное представление и бессознательную волю.

Антоний Великий, говоря о душе животных, конечно, имел в виду высших животных, а не таких, как кишечнополостные, моллюски, губки, даже инфузории, о существовании которых или о принадлежности их к животному миру он и представления не мог иметь.

Конечно, эти низшие животные формы, в отношении к их духовности, стоят не выше растений, а даже ниже, и им принадлежит только дух жизни, как и всякому животному.

Вникнем поэтому в то, что доступно познанию нашему о духе высших животных и человека.

Глава пятая

Душа животных и человека

По представлению физиологов, деятельность сознания, т. е. психическая деятельность, должна быть представляема как колоссально сложная система безусловных и условных рефлексов, прежде возникших и постоянно вновь образующихся, как огромная цепь восприятий, приносимых рецепторами в мозг, подвергающихся в нем анализу для выработки ответной двигательной реакции.

Наш гениальный исследователь высшей нервной деятельности И. П. Павлов так определяет сознание:Сознание представляется мне нервной деятельностью определенного участка больших полушарий, в данный момент при данных условиях обладающего известной оптимальной (вероятно, это будет средняя) возбудимостью. В этот же момент вся остальная масса больших полушарий находится в состоянии более или менее пониженной возбудимости.