Флейта и ветер - Дмитрий Янковский

Двое оставшихся на ногах патрульных попытались преградить дорогу, но псих буквально смел их ударом тела. Цепь наручников не выдержала и разлетелась звенящими звеньями.

– Стреляй! – опомнился от первого шока следователь.

Участковый выхватил пистолет и звякнул затвором.

Выстрел грохнул так, что дрогнули стекла, тонкий дым заволок кухню. Тут же второй выстрел в удаляющуюся спину, почти в упор – бегущего отбросило до самой стены, но и в этот раз он устоял на ногах.

Через секунду рев раздался уже в подъезде.

– Вперед! – следователь закричал изо всех сил.

Участковый рванулся первым, за ним безоружный следователь и только потом поднялись на ноги патрульные. Укушенный сорвал с плеча автомат.

– Убью суку! – заорал он, передергивая затвор.

Следователь еще ничего толком не понял, но инстинкт преследования сработал помимо воли, ноги загрохотали по лестнице и вынесли во двор. В сумраке хлопнул еще один выстрел и тут же раздался истошный крик.

Когда следователь бегом обогнул «скорую», участковый уже лежал на асфальте и захлебывался в крови из разодранного горла.

– Я в него три раза… – прохрипел он. – В упор…

Сгорбленная фигура буйнопомешанного прыжками удалялась в сторону порта.

– Где врач «скорой»?! – выкрикнул следователь, подбирая с асфальта «ПМ».

Сзади уже ломились патрульные, но он успел прицельно послать три пули, прежде чем загрохотал автомат. Гильзы со звоном посыпались на асфальт, бегущий несколько раз споткнулся и побежал широким зигзагом.

– Заговоренный, гад! – вытаращился водитель наряда. – Сейчас я ему…

Он прыгнул за руль «уазика», запустил двигатель и со скрежетом вогнал передачу. Машина тремя судорожными рывками сорвалась с места и, набрав скорость, сбила далеко отбежавшего сумасшедшего. Тот повалился как сноп, несколько раз перевернулся под днищем, вскочил и снова побежал, сильно припадая на левую ногу. Автоматчик присел на одно колено и отстрелял в него остаток патронов. Одна из пуль попала предпринимателю в голову, куски черепа и кровавые брызги фонтаном разлетелись метра на полтора. Он пробежал еще с десяток шагов, повалился на колени и взвыл совершенно нечеловеческим голосом.

Водитель выскочил из «уазика», достал из кобуры «стечкин» и один за другим отстрелял в голову Георгия Суашвили десять патронов. Только после этого сумасшедший упал лицом на асфальт.

Стало тихо.

От мусорного контейнера через двор метнулась ошалевшая от пальбы черная кошка.

– Ни фига себе… – Максим Евгеньевич подошел к трупу. – Смотри что!

Ночной прохладой пороховой дым прибило к асфальту, от головы предпринимателя почти ничего не осталось. Обрубок шеи подрагивал во внезапно замершей кровавой луже.

– Господи Исусе Христе! – водила побелел и торопливо осенил себя крестным знамением. – Избави меня от лукавого!

– Как же девчонка с ним справилась? – Терентьев в лукавого не верил, он знал, что всему есть научное обоснование. – Н-да. Надо бы, чтобы паталогоанатомы получше с ним покопались. Может наркотик какой…

– Хрен знает что… Чертовщина какая-то! – начальник патруля весь перемазался в собственной крови. – Пойдем, а то эта тварь участкового сильно подрала. Чего только не придумают!

Начальнику патруля не волновала ни мистика, ни наука.

С медсестрой случилась истерика, врач «скорой» справлялся сам, торопливо прилаживая капельницу к руке участкового.

– Жить будет. – буркнул он.

Водитель помог уложить раненного на носилки.

«Тик-так» – говорили огромные часы из черного дерева.

Плотные бордовые шторы исключали белую ночь из цикла существования. Она была не нужна.

«Тик-так». Маятник метался серебряным блюдцем.

Ночь была настоящей, такой, какой и должна быть ночь.

Пусть по небу разливается отражение солнца, но в этой комнате все должно быть так, как решил хозяин. Иначе он не был бы хозяином. Разум должен повелевать пространством, а не наоборот.

«Тик-так». В комнате почти не было мебели. Только стеллажи книг по стенам, огромное черное кресло и такой же диван. Еще был несколько излишний стеклянный столик с хрустальным бокалом. Специально стеклянный, чтоб быть прозрачным и почти невидимым. А вот часы лишними не были, они задавали комнате ритм. У всего должен быть ритм, иначе как понять, что это реально?

Кроме книг на стеллажах были вещи. Подсвечник из бронзы, старинный барометр в деревянной оправе, древнее бронзовое зеркало и мягко светящийся кнопками телефон.

«Тик-так».

Глубоко за шторами по улице пролетел вой сирены. Очень тихо, на самой границе восприятия слуха. Хозяин нахмурился и потянулся к бокалу. Блестящая пуговица коротко звякнула о стекло столика.

Что-то пошло не так, что-то вмешалось в рассчитанный ход игры. Точнее кто-то. Странно, а ведь казалось, что еще немного усилий и эта жемчужина упадет в глубины сокровищницы. Хотя в таких делах всегда большой риск. Проще было бы уничтожить ее сразу, но иногда так приятно почувствовать вкус хоть и маленькой, но настоящей победы.

Игра.

Хозяин пригубил вино из бокала. Красное в темноте казалось почти черным – густое пламя в клетке хрустальных граней.

Да, мир определенно стал жестче, это всегда заметно по вкусу вина. Неприятно. Пожалуй, с этим что-то придется делать.

Маятник подталкивал мгновения ночи.

«Тик-так».

Город за окном машины казался почти прозрачным – игра света в отсутствии тени. Терентьев хмуро сидел на заднем сиденье «Волги», покачиваясь в такт разгонам и торможениям

– Странно… – водитель посмотрел в зеркало заднего вида. – В Москве нервный прессинг явно больше, а процент сумасшедших меньше, чем в Питере. Иногда я и себя ловлю на мысли, что от этого города меня разносит. От белой ночи, от этого гранита, от какой-то всеобщей отдаленности… Словно до других городов не расстояние надо мерять, а время. А еще вот такие, как сегодня! Это же тронуться можно! Где это видно, чтоб у человека кровь замерзла среди лета?

– Ты устал… – успокоил его Терентьев. – Третье дежурство подряд такая колбасня. Меня тоже скоро кошмары начнут доставать. Выбрось из головы, медики разберутся, что у него там с кровью. Может нажрался дряни какой. Сейчас чего только не пробуют ради кайфа.

– Я и говорю. Скоро всю милицию придется переодевать в белые халаты санитаров.

– Не придется. – Следователь устало прикрыл глаза. – Ты просто в Питере недавно. Привыкнешь.

– Ну, не знаю… Раньше мы явно реже выезжали на психов. Как-то тревожно мне, Максим Евгеньевич. Будто вокруг что-то меняется.

– В Питере это называется «лето». – улыбнулся Терентьев и удобно вжался в уголок между дверцей и спинкой сиденья.