Флейта и ветер - Дмитрий Янковский

Дядя Миша сделал дудочку в срок, как и обещал – он всегда выполнял свои обещания. Всегда-всегда.

– Она волшебная. – подмигнул он, протягивая игрушку.

– Не бывает. – отмахнулась Инна.

– А ты попробуй, подуй.

Она дунула, но звука не вышло.

– Сильнее! – рассмеялся дядя Миша.

Инна дунула сильнее и дудочка выдала длинный, очень чистый звук.

– Здоровско! – у Инны от счастья заблестели глаза.

– Видишь, тут девять дырочек. – показал он. – Если их по-разному прижимать, то получаться разные ноты. Можно сыграть любую музыку. Давай, покажу.

Он взял дудочку и без запинки сыграл «В траве сидел кузнечик». Инне это показалось очень сложным занятием.

– Научишься. – пообещал он.

Инна поверила, ведь обещания дяди Мишы всегда выполнялись. К тому же он явно лучше всех разбирался в дудочках.

– А вот китайская музыка. – улыбнулся он, и сыграл настоящий китайский мотивчик, поочереди отпуская и прижимая пальцы.

– А в чем же волшебство? – спросила Инна, принимая игрушку обратно.

– Это твой ключик в волшебный мир. – объяснил дядя Миша. – Ведь любому человеку порой бывает очень плохо, до слез. Кто-то обидит, или что-то пойдет не так. Если с тобой такое случиться, выйди из дома и найди место, де можешь остаться одна. Сядь и просто играй на дудочке, пока тебе не станет легко.

– А станет?

– Станет обязательно, я тебе обещаю. Придет добрый волшебник Ветер и унесет все твои печали так далеко, что они никогда до тебя не доберутся. Ветер всегда приходит на зов дудочки.

– Почему?

– Потому что звук в дудочке рожден ветром. Тем, который ты выдуваешь. Только ты ее не теряй, она тебе точно поможет.

Он не обманул, как всегда. Конечно, ведь когда-то дядя Миша был моряком, а кто лучше моряков может знать о ветре?

Тем летом Инна часто играла на дудочке. Наверное оно было последним летом ее детства, а это всегда чувствуется и всегда вызывает грусть. Она играла, когда ее предал Малька и когда Вадик забрал ее велосипед и разбил, специально врезавшись в дерево. Она забиралась на крышу дедовского дома и играла, глядя, как плывут в небесах облака. Она играла, когда Олька со злости вылила ей на платье целую банку краски и особенно долго играла, когда дядя Миша умер от страшной болезни, название которой бабушка даже боялась произносить.

Только Инна знала, что он не умер по-настоящему. Ведь он знал, наверняка знал, для чего делал дудочку, он знал, что не умрет, а просто станет ветром, тем самым волшебником, который всегда и от всех ее защитит.

Он ведь всегда выполнял обещания…

Инна стояла на коленях и плакала.

– Помоги мне, Господи! Я сделаю все, что ты только попросишь! – шептала она. – Только дай знак. Сделай так, чтобы все обошлось.

И тут она поняла, что молится в пустоту. Никогда раньше она не чувствовала этого столь остро и никогда это не вызывало такого отчаяния.

– Господи… – бесполезное слово замерло на губах.

Мама говорила, что в молитве главное – искренность. Сейчас Инна была искренней, как никогда, но это ничего не меняло. В вышине по прежнему плыли облака, медленно вычищая голубое стекло небес, по прежнему шумели деревья и вороны хмуро сидели на ветках. Беспощадный господь не откликался на ее жалобный плач.

Хотелось чуда, настоящего чуда, как в сказке, как в детстве, но чудеса кончились в тот день, когда Тамара Васильевна сломала волшебную дудочку. Инна верила, что дяди Мишин подарок приносил удачу, поэтому часто брала с собой в школу, но один раз Валерка с соседней парты забрал игрушку и стал дудеть на уроке. Инна могла бы сказать, что дудочка ее, тогда бы ее отругали, даже скорее всего вызвали маму в школу, зато дудочку бы отдали. Но Инна побоялась и смолчала, а Тамара Васильевна разозлилась, переломила тростинку и выбросила в окно.

Потом Инна плакала по ночам, представляя, как могла бы встать и признаться, но вернуть ничего уже было нельзя. Она даже болела несколько дней. Тогда мама рассказала ей о Боге, который помогает всем без всяких там дудочек, главное лишь верить в него и выполнять несложные правила. Инна поверила, но сейчас поняла – что-то фальшивое было в этой вере, что-то слишком легкое, а потому изначально неискреннее. Словно она пыталась просто купить чудо за веру и те самые несложные правила.

А ведь в детстве, на крыше дедушкиного сарая все было иначе. На дудочке нельзя было просто играть, нельзя было лишь дуть и тупо переставлять пальцы. Нужно было раствориться в целом мире, стать им полностью – целым, огромным, пронизанным ветром, и тогда он давал то, чего не хватало маленькой девочке: надежду, светлую капельку понимания в грусть, и радость будущих взлетов.

– Я больше никогда никого не предам. – отчетливо шепнула Инна.

Воздух ожил, зашуршали листья, по коже пробежал ласковый холодок. Ветер напрягся и дунул сильнее, как в детстве, когда Инна сидела и играла на дудочке.

Вороны хрипло закаркали и тяжело хлопая крыльями взвились в пронизанное солнцем небо. Инна обернулась.

По аллее прямо к ней шел молодой человек. Ворот светлой рубашки распахнулся навстречу ветру, темные волосы развевались густыми прядями. Казалось, что ветер, как пушистый котенок, бежит у его ног.

Он был точно как дядя Миша – похож удивительно, только моложе, чем Инна помнила дядю.

Сердце застучало от необъяснимого предчувствия, мир в глазах на секунду померк и, когда она открыла глаза, незнакомец уже держал ее за руку.

– Что случилось? – осторожно спросил он. – Ты плачешь..

– Мне плохо… – честно призналась Инна.

– Я не знаю. Что с тобой случилось, но я хочу тебе помочь. – задумчиво сказал молодой человек. – Меня зовут Сергей. Пойдем ко мне. Место найдется.

Инна оперлась на его руку и встала, убрав с лица непослушную прядь. Ветер не переставал резвиться.

Она сомневалась лишь пару секунд.

– Ты правда хочешь помочь? Просто так?

Сергей кивнул. Листва шумела над головой, как море.

– Тогда пойдем. – решилась Инна. – Если честно, я сегодня не в состоянии ничего решить, а завтра наверняка что-то придумаю. На одну ночь. Я свернусь где-нибудь в уголочке…

– Нет проблем. – Сергей пошел вдоль клумбы, заросшей диким ковром цветов.

Ветер путался под ногами.

Новый знакомый повел по дорожке и они вышли в густую аллею – заросшую, древнюю и очень сырую. Неба не было видно за сплошной крышей листвы. Точнее ничего не было видно – темный коридор из стволов, ветвей и плюща. В конце неясно серел выход, и когда до него дошли, пришлось буквально протиснуться в узкую арку и сразу свернуть направо.

Шум улицы остро коснулся ушей.