Дорога горы - Сергей Суханов

– Долго рассказывать, – нахмурился Иешуа. – В общем, не поладил с одним влиятельным человеком.

– Понятно… – Эзра не стал приставать с расспросами.

– Слушай, а что ты все время декламируешь? – вдруг спросил он.

– Тору. А ты разве не знаешь?

– Знаю, конечно, – заявил Эзра уверенным тоном, но потом смущенно признался. – Ну, если честно, то не очень. Я имена знакомые слышу: Шмуэль, Давид, Шаул… Мы с братом с утра до вечера в поле или со стадом, а сестры и мать на огороде, потом на кухне. Писание только отец немножко знал, рассказывал нам в шаббат и в праздники. Так разве запомнишь? Синагоги в деревне нет, потому что все работают. В Иерушалаим первый раз попал, когда из дома сбежал. Побывал в Храме – ух, и красотища! А как у тебя так получается – все помнить?

– Это не трудно. Мне помогают.

– Кто?

– Ангелы. Они говорят, а я повторяю за ними.

– Аааа… – удивленно протянул Эзра и замолчал. Потом отвернулся и вскоре засопел.

А Иешуа еще долго лежал без сна, вспоминая события дня, проговаривая про себя слова, которые ему нашептывали невидимые покровители:

– И прошел Аврам по земле сей до места Сихема, до дубравы Море́. В этой земле жили тогда Хананеи. И явился Господь Авраму и сказал: потомству твоему отдам Я землю сию. И создал там Аврам жертвенник Господу, Который явился ему97…

Шхем накрыла ночь. Постоялый двор спал. Только иногда заполошно заорет осел или утробно заворчит верблюд. Да проснувшийся голубь с испугу перелетит с крыши на крышу, громко хлопая крыльями.

С первыми петухами все пришло в движение. Погонщики перетаскивали с лееванов поклажу и нагружали животных, громко переговариваясь на разных арамейских наречиях. Купцы соблюдали очередность при выходе со двора, но нашлись и такие, кто пытался проскочить первым. Они ругались друг на друга, угрожающе размахивая посохами.

Наконец, орха Бен-Циона вышла на главную дорогу и двинулась по направлению к Себастии. Путь пролегал по широкому каменному тракту, надвое рассекавшему город. Шхем гнездился в узкой долине между сопками. Глядя на их крутые откосы, Иешуа подумал, что не зря северную дорогу – Дорогу праотцов – называют еще и «Дорогой горы». Он внимательно смотрел по сторонам, прислушиваясь к привычному шепоту. Перед внутренним взором юноши проплывали картины святой древности.

Вот справа, на теперь безлесном и голом Эйвале, Аврахам ставит свой первый жертвенник в селении Элон Море. Вот жертвенник ставит Исраэль, вернувшийся в землю, обещанную ему и его потомкам Господом. Спустя многие годы жертвенник возводит Иехошуа бин Нун, высекает на нем слова Закона и оглашает его перед сынами Исраэля, положив под дубом большой камень, как символ заключенного с народом завета. Здесь, в горах Эфраимовых, лежат его кости.

А вот, слева, сплошь поросший соснами двуглавый Гризим, который Моше указал своему народу, как место для благословений. И где Етам, сын Гидона, поведал жителям Шхема притчу о деревьях, несправедливо избравших царем терновник. Где-то здесь, у подножия горы, вернувшийся из Харана в Землю обетованную Яаков вырыл колодец. И где-то среди этих камней покоится прах Иосефа, перенесенный сюда из Мицраима его братьями.

На одной из вершин Иешуа разглядел в тени темносерых кудлатых облаков развалины языческого святилища. На соседней вершине виднелись остатки храма Яхве. Юноша мысленно сравнил его с храмом в Иерушалаиме, удивляясь способности людей усложнять простые и очевидные вещи, и спорил со своими невидимыми собеседниками.

Эзра часто оборачивался, с интересом поглядывая на Иешуа. Случай на перевале полностью изменил его отношение к попутчику. А после ночного разговора тот еще больше вырос в его глазах.

– Что-нибудь слышишь? – уважительно спросил он Иешуа.

Юноша улыбнулся и продекламировал:

– Когда введет тебя Господь, Бог твой, в ту землю, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, тогда произнеси благословение на горе Гаризим, а проклятие на горе Гевал: вот они за Иорданом, по дороге к захождению солнца, в земле Хананеев, живущих на равнине, против Галгала, близ дубравы Море́98…

По обочинам тракта росли древние оливы. Кроны некоторых деревьев сплетались на высоте, образуя природные ворота, нависающие над проходящим караваном. У подножия кряжей, по берегам прозрачных ручьев раскинулись заброшенные персиковые и абрикосовые сады, полные спелых фруктов. Сливы до земли сгибали ветви, усыпанные темно-фиолетовыми плодами, а на гранатовых деревьях висели крупные красные шары. Над садами возвышались стройные финиковые пальмы в окружении приземистых олеандров.

Вокруг Шхема сгущались низко плывущие клочковатые тучи. Серебристый туман наползал на окружавшие город сопки. Выскочившее на мгновение из облачного разрыва солнце разбросало по склонам Гризима большие светлые пятна. У дороги серели поросшие сорняками руины стен, арок и акведуков. Среди невзрачных груд камней яркими пятнами выделялись покрытые оранжевыми шишечками заросли дикой розы.

Более ста лет назад город разрушили наемники этнарха Гиркана Иоханана из династии хашмонаим – пламенного борца против власти Селевкидов. Так он и остался неотстроенным заново. Тут и там среди развалин когда-то богатой и процветающей столицы Северного царства высились новоделы богатых шомроним. Остатки некогда прекрасных зданий выглядели убогими на фоне осеннего буйства красок и вычурной роскоши вилл.

Иешуа с любопытством рассматривал идущих навстречу крестьян. Он не раз слышал от Иосефа о спорах в Санхедрине относительно богострастия жителей Шомрона. Некоторые из уважаемых законоучителей доказывали, что шомроним нельзя доверять, потому что они не иврим, а кутейцы99. Что они приняли Тору только из страха перед львами, которых на них наслал Предвечный. Припомнили и Никасо, дочь Санбаллата, персидского наместника Шомрона, из-за которой правоверный иври Менашше предал веру отцов и спутался с сектантами из святилища на горе Гризим.

Бен-Цион рассказывал, что еще недавно через Шхем удавалось пройти только хорошо охраняемым караванам из Иехуды. Беспечных путников безжалостно грабили и избивали. Сейчас обстановка стабилизировалась благодаря тому, что римские пикеты патрулируют дороги. Но взаимная вражда между южанами и северянами не утихла. Прошлой ночью Иешуа несколько раз просыпался и каждый раз видел караванщика сидящим в одной и той же позе – спиной к стене, обутого. Вроде, глаза закрыты, но не понятно – спит или нет, а на коленях лежит вытащенный из ножен меч.

Дорога вилась по длинному ущелью, поросшему дубовыми рощами. По раскорчеванным склонам ступенями спускались возделанные террасы. Внизу сеяли пшеницу, а выше – ячмень. Вдоль делянок по краю леса взбегали тропинки, теряясь в молоке тумана. Горные селения ютились так высоко, что их закрывали нависшие над тесниной тучи. Люди берегли каждый свободный клочок земли и селились там, где никогда ничего не вырастет.

Прошел бесшумный мелкий дождь, не нанеся дороге никакого вреда. Так, окропил, освежил, прибил пыль. От этого идти стало только легче. Но облака продолжали клубиться над холмами. Мулы дробно стучали копытами по овражному гравию. Иногда один из них останавливался, заметив пучок нескошенных пшеничных колосьев. Бен-Цион или Эзра тянули бунтаря за чумбур, причмокивая губами. А когда это не помогало, вынимали шило. От укола в бедро нарушитель дисциплины вздрагивал и испуганно косился на обидчика, но сразу резво устремлялся вперед. Перед опасливо поглядывал на хозяина, словно спрашивая: неужели и ты способен на такое? Иешуа улыбался, успокаивающе поглаживал мула по крупу.

Дорога уперлась в гору, разделившись на два рукава. Правый вел к Себастии, а левый круто огибал скалы и уходил в сторону моря. Вскоре горы Эфраимовы расступились, открывая широкую долину. В центре, словно перевернутая фаянсовая чаша, высился холм Шэмэра, а на нем – Себастия. Великая древняя крепость Шомрон царя Ахава, которую безуспешно штурмовали армии Дамесека, а воины Ашшура смогли взять только после трехлетней осады. Гиркан почти сравнял ее с землей, но трудолюбивые жители отстроили город заново, украсили садами и дворцами.

Эль-Элион! Красота-то какая! Иешуа невольно залюбовался видом. Все в зелени. Постройки из белого известняка придают городу праздничность. Квадраты садов с прожилками улиц – словно самоцветы на эфоде первосвященника. На вершине сопки сверкает позолотой царский дворец. А какой он белоснежный! – говорят, что отделан слоновой костью. Рядом с ним высятся базилика городского суда, амфитеатр и храм императора Августа. От дворца к подножию холма спускается широкая лестница со статуями.

Юноша вновь услышал тихие голоса: «И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы»100.