Точка невозврата. Из трилогии «И калитку открыли…» - Михаил Ильич Хесин

более. И тогда получается, что живет он в одном из домов или по соседству с рестораном, или напротив. И, судя по голосу, – он молодой мужчина, а еще есть у него особая примета – заикание, во всяком случае, когда волнуется.

Лишь три здания своим местоположением могли претендовать на почетное право участия в борьбе за звание дома, в котором проживает немногословный, но важный свидетель. Победителя конкурса определила местная дворничиха, сказав, что если милиция ищет молодого и немного заикающегося мужчину, то он живет вот в этом доме – напротив ресторана, на втором этаже, и зовут его Дмитрий. Он Марии Кругликовой – продавщицы из газетного киоска на углу – сын, и работает где-то в Риге. В Диме дворничихе нравится, что он блондин и у него красивый бежевый плащ, а не нравится, что он вечно вечерами курит у открытого окна и бросает окурки вниз на улицу. А кроме этих окурков, набедокурить он ничего не мог, так как парень он справный. Не в пример многим. Даром что без отца рос. Так что товарищам из милиции и нечего попусту время тратить.

Товарищи из милиции и соврали-то не сильно, успокоив дворничиху тем, что Дмитрий Кругликов им нужен как свидетель.

Всезнающий информцентр поведал о Кругликове, что он не был, не состоял и не участвовал. Что, однако, не помешало бы ему в этой ситуации быть не просто свидетелем, да и это еще и не факт, а и более того – убийцей. Понятно было лишь то, что звонивший не сразу решился позвонить, пройдя свои пятьсот метров до будки от места, где лежал убитый, и что он не хотел быть установлен как звонивший. И то, и другое наводило на мысль, что либо он сам и был убийцей, либо через него можно установить убийцу, а он этого не желал. В конце концов установили телефон учреждения, где трудился Дмитрий, – Ильин позвонил туда, представившись работником военкомата, и убедил Кругликова, что тому необходимо явиться в военкомат в течение недели для внесения уточняющих данных в его карточку учета военнообязанного. Звук голоса удивленного до крайности Кругликова не оставлял сомнений в том, что именно его хозяин вчера звонил в «Скорую».

«А ведь раньше я тебе всегда верил! Как я ошибался! Как неожиданно иногда открывается чудовищная изнанка старого знакомого!» – валял дурака Петрович, услышав, как сначала врет, а потом изворачивается Ильин.

Решили тут же и ехать в учреждение, и как можно быстрее, пока очень удивленный Кругликов чего-нибудь не заподозрит и не начнет созваниваться с мамой, а той уже, конечно, дворничиха успела рассказать, как прекрасно она охарактеризовала ее сына «товарищам из милиции», хоть Дима так и не перестал бросать окурки из окна.

А повод удивляться у Димы определенно появился, ибо военнообязанным он доселе не был по причине врожденной хромоты. И он представить себе даже не мог, что его гражданская специальность инженера-проектировщика систем водоснабжения и канализации отныне ставится на особый учет в Министерстве обороны и уже не зависит от физических кондиций специалиста. А именно об этом нововведении поведал ему служивый из военкомата, когда уяснил, что Кругликов на учете никогда прежде не состоял по понятным причинам.

Проектный институт «Латгипропром», в котором трудился Дмитрий, располагался в красивом здании в самом центре Риги – рядом с часами «Лайма», и добрались опера быстро.

Кругликов, как и положено инженеру-проектировщику, находился на рабочем месте за кульманом. Откуда и был извлечен операми и уже в машине, по дороге в отдел, рассказал, что вчера вечером на Йомас он встретил своего однокурсника из Риги Алексея Степанова. Алексей гулял со своей девушкой, невестой даже, так как через месяц у них будет свадьба. Вечером пошли в ресторан втроем и там к ним привязался незнакомый тип. Пьяненький он был и какой-то агрессивный. Собственно, приставал не к ним, а к девушке, Настя ее зовут. Леша в ресторане отшил этого горе-ухажера, тот и отстал. Леша – боксер, кандидат в мастера спорта. Ухажер по виду Леши понял, что лучше не нарываться, и куда-то подевался. И вот, когда Дима уже пошел провожать приятеля с невестой после 23-х часов на электричку, то прямо перед станцией – а там мимо скверика надо пройти – они опять встретили того приставалу из ресторана. На улице никого почти на было: было поздно и моросил дождь. Этот тип вслед им оскорбил Настю, обозвав ее. Леша тут уже вытерпеть не мог, подошел к тому и ударил его. Коротко так. Без замаха. А тип стоял у скамейки. Так он через эту скамейку и перевалился сразу, не охнув.

– П-пошли мы дальше на станцию, – продолжал свой рассказ Кругликов. – Думаю, м-минут через десять пришла э-электричка, и они уехали. А я ре-решил пройти мимо того места, где Л-леша ударил этого т-типа. Смотрю, а он там за скамейкой у кустов т-так и лежит, как л-лежал. Я подошел, потрогал его, а он не реагирует, д-даже и не дышит. По-моему. Я испугался и п-пошел домой. Я не з-знал, как быть. А вдруг он живой? Решил позвонить в «Скорую», из дома, и даже набрал «03», но испугался, что он мертвый и т-тогда я должен буду рассказывать про Л-лешу. А Л-леша не виноват и правильно п-поступил. В-вот вы бы, – обратился Дмитрий к Петровичу, а потом повернул голову к Ильину, – или в-вы?..

И, уже непонятно к кому конкретно обращаясь, – к каждому – медленно и без заикания спросил:

– Вы бы заступились за девушку, за свою невесту?

Опера молчали. Водитель молчал. Свидетель тоже помолчал немного и, вдруг осмелев, подвел неожиданный итог дружному мужскому молчанию:

– Вот и я о т-том же! – и закончил свое повествование: – Но п-позвонить решил. Вышел на улицу и позвонил из будки.

Когда приехали в отдел, то опера сразу передали Кругликова дежурному следователю для допроса, а сами пошли доложиться начальнику уголовного розыска. С кислыми минами, несмотря на то, что преступление практически раскрыто.

– Ах, вам жаль Степанова! – почти кричал на Ильина и Петровича Гуляев. – Ах, благородный и оттого несчастный жених! Ну, во-первых, надо его еще задержать, допросить и потом, по результатам того, что он скажет, решать со следователем: вниз его – в КПЗ, или под подписку.

Слова «задержать и допросить» начальник произносил весьма выразительно, растягивая слоги и напирая на ударения, словно ставил боевую задачу.

– А друг его – дурак, – добавил Гуляев