Точка невозврата. Из трилогии «И калитку открыли…» - Михаил Ильич Хесин

поставил он жирную точку и взял с полки две книги. Видно было, что на фоне новостей от союзников – следственного отделения, к Петровичу вернулось его обычное состояние духа.

Ильин отдал Георгиевичу запрос о «литовце» и поехал на «оперативный простор». А простирался он от Меллужи до Вайвари, и без своевольного иногда Тараса Ильину в первый год работы было трудновато. Пришлось весь «простор» буквально исходить вдоль и поперек. Но ведь любая активность опера на обслуживаемой территории полезна! Так говаривал начальник отдела. А вот Гуляев любил конкретизировать, что именно двигательная активность для опера наиболее полезна. И настаивал на этом, когда еще молодой опер Ильин выпрашивал служебный автомобиль с водителем. И тогда, после многих часов непрерывной двигательной активности в любую погоду, придя домой после работы, Ильин засыпал, иногда даже и не коснувшись подушки, а еще на пути к ней. А в этот вечер он допоздна не мог заснуть – мозг пытался ухватить в потоке событий и информации что-то важное, но не замеченное, ускользнувшее, как пытаемся мы порой нащупать и зацепить краешек тонюсенькой прозрачной скотч-ленты на рулоне.

Уже практически ночью дежурная часть получила ответ из Литвы: Дариус Кярулис, 1947-го года рождения, ранее судимый за разбойное нападение в группе и причинение тяжких телесных повреждений, разыскивается за совершение кражи личного имущества граждан и убийство. Кярулис опасен и психически неуравновешен.

И уже утром следующего дня двое литовских оперов сидели в кабинете у начальника розыска и вместе с ним и половиной состава уголовного розыска планировали мероприятия по обнаружению и задержанию Кярулиса.

Один из литовских оперов и помог Ильину понять, что же важное ускользало от его сознания вчера перед сном. Не тот, который трижды спрашивал разрешения позвонить домой со служебного телефона начальника розыска. А другой, который, комментируя ситуацию, пояснил юрмальчанам в шутку, что дома у его молодого коллеги жена – командир.

Гуляев очень удивился, когда Ильин сказал, что срочно должен проверить одну версию и просит не привлекать его к розыску и задержанию беглеца.

– Твоя же информация! – кипятился начальник. – Ты и реализуешь! Задержишь особо опасного!

И ехидно добавил: «Орден дадут. Ну, или благодарность, с премией…»

– Ага, дадут! Все сразу, – Ильин знал реалии: как бы выговор не влепили за то, что два месяца по нашим территориям шастает убийца, а мы ни сном, ни духом.

Ну, раз уверен – валяй! – выслушав доводы опера, смилостивился Гуляев.

Ильин поехал к Фрольцову. Леонид Семенович открыл дверь и впустил опера в дом. И он, и дом преобразились за эти две недели. И сам он стал похож на живого человека, и его дом стал больше похож на жилой. Тот самый запах почти выветрился. Видимо, майские дожди – живая вода – помогли, почему-то вспомнил ту грозу Ильин.

– Арестовывать приехали? Она… – Фрольцов осекся. – Тело всплыло?

– Ответьте на вопрос: были у вашей жены часы на руке, когда она пропала? – Ильин пододвинул к себе стул и сел, демонстрируя, что разговор надолго.

– А если вас так беспокоит вопрос часов, то тогда Тоня… тело… – опять запнулся Леонид Семенович. – В таком виде, что его не опознать? Так я понимаю? Ведь так? Только по часам на руке?

Фрольцов тоже сел. Он смотрел прямо на Ильина. Перемена за эти две недели в хозяине дома произошла очень заметная.

– И получается, если не опознать часы, а значит, и тело, то вам меня и не обвинить? И значит, вы, молодой человек, пришли сюда, чтобы я сам начал себя обвинять? – Фрольцов задавал вопросы не столько Ильину, хоть и смотрел ему в глаза, сколько самому себе.

– Леонид Семенович! – Ильин опять собрался давить. – Часы были «командирские»?

Давить не пришлось.

– Да! «Командирские», – очень спокойно и практически сразу ответил Фрольцов. – Она их берегла. Я подарил их ей десять лет назад, когда все еще было хорошо. В шутку. Она любила повторять, что в доме она командир. И берегла их. До последнего. И когда уже все разладилось, часы берегла. Носила. Прежние-то давно куда-то задевались.

Ильин теперь знал, что не убивал свою жену Фрольцов. И с Кярулисом он никак не связан, иначе бы это были бы спланированные действия и не уничтожал бы в этом случае лодку Фрольцов лишь полтора месяца спустя. И думает Фрольцов, что тело с часами на руке всплыло, и лишь сейчас всплыло, и думает, что часы у Ильина. Значит – не убивал.

– Хорошо, – так же спокойно продолжил Фрольцов, сидя на стуле. – Признаюсь. Я убил свою жену. Показывайте и часы, и тело. Я все опознаю. Вы же этого хотите?

– А лодку зачем спалили? – Ильин немного растерялся от неожиданного и явно ложного признания и спросил первое, что пришло в голову.

– А кровь там оставалась на досках днища, вот и спалил, – несколько даже дерзко, с вызовом, ответил Леонид Семенович.

Ильин уже не хотел ни давить, ни играть с Фрольцовым. Ему нужна была ясность.

– А врете зачем? – практически передразнивая собеседника, повторил его интонацию Ильин.

– Да не вру. Спалил потому, что кровь была. Сообразил, когда из больницы вышел, и в ту же ночь и спалил, а потом уже к вам пошел, – тут Фрольцов понял, что это он уже убеждает опера в том, что сам и убил жену. И теперь настала уже его очередь удивляться.

– А что вас не устраивает? Пришли арестовывать – арестовывайте! – Леонид Семенович повысил голос почти до крика. – Что вы за человек? Вы мне тогда душу мотали, когда я отрицал, так и сейчас мотаете, когда я признаюсь. Что вам надо, в конце-то концов?

Ильин понял. Понял, что ему надо на самом деле и что его не устраивало во всей этой истории с самого начала и не давало покоя. Это необычное расхождение в поведении и сути рассказа Леонида Семеновича. Он был таким типичным убийцей-саморазоблачителем. Настоящий убийца, рассказывая о пропаже и о своих поступках, старался бы скрыть признаки причастности к убийству. Фрольцов же сделал все с точностью до наоборот. Он очень мало рассказал о пропавшей, но достаточно много наговорил о своем поведении и поступках такого, что практически не оставляло сомнений в его виновности. Да и не только наговорил, но и наделал – чего стоит непонятное исчезновение гири и странный поджог лодки.

– Что мне надо, в конце концов? – медленно повторил опер вопрос Леонида Семеновича. – Да все просто – теперь я знаю, что