Охотницы - Элизабет Мэй

Я кладу часы в карман.

— Конечно, так и есть, — говорю я. — Но мне все равно нужно идти.

Деррик скрещивает руки.

— Хорошо. Я возьму чашку меда в обмен на штопанье твоего платья.

— Половину, — говорю я.

Его требование необоснованно, и Деррик знает об этом.

Ореол вокруг него начинает светлеть. Фейри обожают торговаться. А что касается Деррика, мед — это наивысшая награда, которую он может получить. Единственный побочный эффект уступок ему — пьяное поведение впоследствии: все мои вещи начищены и отстираны до идеального состояния, а он валяется и ради развлечения выбалтывает свои планы.

— Полную, — снова говорит он.

— Половину. — Поскольку это может затянуться надолго, я добавляю: — И я не освобожу Дону от ее обязанностей, так что ты сможешь продолжать свои странные отношения с ее чистящим средством.

— Договорились, — отвечает он и машет крыльями.

— Значит, когда я вернусь, — говорю я.

Я нажимаю на деревянную панель возле камина. Она открывается, показывая группу маленьких стальных рычагов. Я тяну один из них, и прямоугольный участок стены с мягким свистом отделяется и медленно опускается в сад. Механизмы тихо щелкают по мере того, как рампа опускается и наконец устраивается на траве внизу. Это дополнение к комнате я построила, когда папенька отбыл в одну из своих многочисленных поездок, в процессе очередной смены наших домашних слуг — идеальный и тихий способ ускользнуть из дома.

Когда я спускаюсь в сад, Деррик говорит:

— Передай Киарану от меня сообщение.

— Дай угадаю: «Я побью тебя, если с леди, в чьей гардеробной я живу, что-то случится. Кроме того, ты грязное ругательство из семи букву, на «у» начинается». Угадала?

— И я собираюсь однажды съесть его сердце.

— Точно. Прекрасно. Я передам ему.

Я толкаю рычаг, скрытый за высокой изгородью, и проход за моей спиной закрывается. Затем я наклоняюсь и поворачиваю диск, чтобы активировать запирающий механизм, и через личный сад проскальзываю на площадь Шарлотты.

После полуночи улицы Нового города всегда пусты. В домах не горит свет, вокруг тишина, нарушаемая только звуком моих шагов. Я перебегаю дорогу. Уличные фонари отбрасывают на траву длинные тени, когда я пересекаю сад в центре площади. От теплого дождя волосы становятся влажными. Грязь хлюпает у меня под ногами.

Я удостаиваю жадным взглядом летающие машины, стоящие на площадке в саду. Одна из них моя. Проектом, который я придумала и в итоге построила, был орнитоптер, на который меня вдохновили несколько эскизов Леонардо да Винчи, его увлечение физиологией летучих мышей. Просторная продолговатая кабина и размах крыльев сконструированы так, чтобы имитировать тело и движение летучей мыши в полете. В состоянии покоя крылья сложены вдоль туловища.

Из всех своих изобретений этим я дорожу сильнее всего. Если бы не встреча с Киараном, я бы взяла его, чтобы полетать, разрезая туманные облака над Эдинбургом.

Но этой ночью я бегу. Я вдыхаю холодный воздух и чувствую себя настолько живой, что могла бы зарычать. Тьма внутри разворачивается и захватывает меня, всепоглощающая тьма, в которой пульсируют только два простых желания — мести и крови.

Вот чем я сейчас живу. Не чайные вечеринки, или балы, или пикники возле Нор-Лох, или светские-спину-прямо-подбородок-вверх-плечи-назад-беседы с фальшивыми улыбками. Сейчас я живу ради охоты и ради убийства.

Отполированные дождем булыжники блестят в свете фонарей над моей головой. Я бегу по улице, и мои сапоги расплескивают лужи, от которых промокает кромка плаща.

Электричество гудит внутри башни с часами, мимо которой я проношусь. Прозрачное стекло окаймляет бока здания, сияет золотом той системы, что освещает весь Новый город. Я скольжу пальцами по гладкому стеклу, наблюдая, как внутри пульсируют лампы. Они настолько яркие, что я могу видеть сквозь кожу своей ладони, рассматривать очертания костей под ней.

Я перехожу на прогулочный шаг, только когда добегаю до Принцесс-стрит и пересекаю ее на ближайшую к парку сторону. Капли дождя падают мне на лицо, когда я смотрю на южную часть города.

Отсюда видно зáмок, несмотря на то что густые облака закрывают главную башню и выступ скалы, которая образует ее фундамент. Для меня замок всегда казался вырезанным из самой скалы, нависающей над Нор-Лох.

Хотя озеро было высушено, а на его месте разбиты сады, я один раз слышала, как его называли прежним именем. Сейчас цветы, трава и деревья отделяют Старый город от Нового. В темноте озелененная территория кажется огромной, пустой. Она настолько ниже уровня улицы, что на нее совсем не падает свет.

Начинающийся за парком Старый город освещен плохо. Плотные тучи нависли над высокими, тесно стоящими зданиями, цепляющимися за скалу. Из открытых окон льется мерцающий свет — свет толстых свечей, которые делаются из животного жира. Это все, что жители Старого города могут использовать для освещения своих домов. У них нет электричества — лишь свет газовых фонарей на главных улицах, тусклый из-за плотного росистого тумана, поднимающегося над землей.

Фейри бывают в Старом городе намного чаще, чем в других местах Эдинбурга. Между зданиями так много скрытых и тесных двориков, куда они могут завлекать свои жертвы. Когда тела наконец-то обнаруживают, власти не задумываются над этим. Здесь многие люди умирают от болезней. Убийства фейри почти всегда объясняют чумой, легко распространяющейся по грязным, перенаселенным кварталам. Власти не обращают внимания на рассказы жителей о злых духах, фейри и проклятиях, считая их отсталыми и суеверными. Но меня не обманешь.

Я пересекаю Норт-бридж, который соединяет Новый город и Старый. Единичный бессвязный вскрик отражается эхом откуда-то из лабиринта Старого города. На Центральной улице несколько пьяных блуждают по брусчатке. Джентльмен, одетый в слишком большое для него пальто, сидит под фонарем и поет.

Я прохожу вдоль каменного строения, чтобы не встретиться с ними, и направляюсь к Хай-Кирк. Дождевые тучи нависают достаточно низко, чтобы закрыть верхнюю часть собора и стоящего передо мной здания. Глухой звук шагов эхом разносится по пустой улице.

Затем я чувствую ее — резкую силу фейри, которую еще не могу опознать. Я улыбаюсь. Моя первая жертва этой ночью. Мне остается только мечтать, чтобы ею была baobhan sìth.

Фейри будет следовать за мной, пока не найдет идеальное место для атаки. Они любят охоту, которая олицетворяет силу, контроль и господство. Потом они понимают, что я не добыча. Я хищник.