Жесть - Александр Щёголев

— Подождите, подождите, — перебила Марина психиатра. — Не далее, как вчера, я слышала что-то подобное от одного человека — про кусочек Рая, про ангелов… он взял в заложники свою семью, и его застрелили. Это что, действительно так обычно — убивать во имя Рая… или, там, Ада?

Собеседник некоторое время шагал молча, кивая каким-то своим мыслям. Наконец соизволил ответить:

— Ну да, ну да… убивать. Вы правы, это не вполне обычно… Религиозный бред, мой друг, встречается настолько часто, что церковь… все основные концессии… я думаю, давно должны ощущать тревогу. Что касается нашего частного случая, то диагноз серьезно отягощен. Пациент подвержен сумеречным состояниям — с аффектом страха и злобы. Вдобавок ко всему — у него гомицидомания, то есть болезненное влечение к убийству. Вот такой нюанс.

— А что же дети? Я слышала, он кружок вел…

— Не кружок, а психологические тренинги. Якобы тренинги. Всестороннее, понимаешь, развитие личности. Советы ученикам давал, как жить надо… проповедник… юродивый с окровавленной пилой в портфеле… собственно, мы пришли.

Главврач остановился возле двери с табличкой: «НАБЛЮДАТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ» и позвонил в звонок.

На стене рядом хорошо была видна процарапанная надпись, которую тщетно пытались заштукатурить и закрасить:

«Оставь надежду всяк сюда входящий».

Жутковатого вида медсестра поливала цветочки в горшках; была она крутоплечая, широкая, под метр девяносто. Морда увесистая, как кирпич. За сестринским постом расположились два «шкафчика» в милицейской форме — эти азартно резались в нарды. (Любопытно, какого формата здесь санитары, мельком усмехнулась Марина.) Милиционеры, покосившись на главврача, нехотя встали.

— Лидуся, как обстановочка? — бросил тот на ходу.

— Пятый что-то беспокойный, — повернулась медсестра.

— Пятый? Это ваш, — сказал доктор Марине. — Где Валентина Степановна?

— На конференции, — сказала медсестра.

— Ладно, сами справимся. Вася и Кузя?

— В комнате отдыха.

— Кликни, пожалуйста…

Очень странно пахло; Марина непроизвольно поморщилась. Федор Сергеевич это заметил:

— Галоперидол. Специфический запах.

— Слишком уж специфический.

Они двигались по коридору — вдоль ряда дверей. Большинство дверей было обито железом. Если в обычных отделениях разворачивали всего лишь две-три так называемые наблюдательные палаты, то здесь, собственно, других и не было. Запертые в них душевнобольные не имели свободы даже в границах отделения.

— Я думала, у вас тут крики, вопли, — сказала Марина. — А у вас тишина.

— Конечно, тишина. Какой персонал будет это всё так терпеть…

Сзади нарастало мощное топанье — гостей догоняли два подозрительных субъекта (небритые, в несвежих халатах). Санитары, надо полагать. Вася и Кузя.

— Вон там изолятор, — показал Федор Сергеевич в торец коридора. — А это — палаты. В основном, двух или трехместные, но ваш персонаж, разумеется, в одиночке. Вот здесь…

Он подождал, пока санитары встанут рядом, потянулся к двери трехгранным ключом… и вдруг застыл.

Дверь ощутимо содрогнулась.

— ДА-А-А!!! Я ЗДЕСЬ!!! — пришел изнутри вопль, мало похожий на человеческий. — ЗДЕСЬ СМЕРТЬ! ОТКРОЙ И СДОХНИ!

Слышались гулкие металлические удары.

— Я — СМЕРТЬ! ОГНЯ ДАЙТЕ! УМЕРЕТЬ ДАЙТЕ, НЕНАВИЖУ ВАС, СВИНЕЙ!

— Судном по стене лупит, — озабочено переговаривались санитары.

— Какая сволочь судно оставила?

— Лишь бы опять «парашу» не опрокинул.

— Что, и «парашу» не вынесли?!

— НЕ-НА-ВИ-ЖУ-У-У-У!!!

Федор Сергеевич отступил назад, открыл дверь напротив и сделал приглашающий жест:

— Мариночка, подождите пока здесь. Пожалуйста. Это ненадолго…

— У-У-У!!!

Она послушно вошла. Дверь за нею закрылась. Она рванулась назад в испуге… открыто, слава Богу! Запирать ее не собирались… пока не собирались, усмехнулась она.

Помещение являло собой что-то вроде мини-ординаторской. Три стола, на одном компьютер. Шкафчик — створка приоткрыта: видна тарелка и кипятильник. Сейф. Распахнутое окно… Марина подошла к окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела сквозь решетку. Второй этаж…

Была видна часть больничного двора. На длиннющей веревке, натянутой между несколькими ржавыми шестами, сохли гнилые матрацы и драные простыни. Работали больные — кто-то сгребал граблями мусор на газоне, кто-то подметал дорожку.

Несколько пациентов играли в футбол. Среди играющих Марина заметила ту самую четверку парней, которые попались ей с начмедихой на лестнице.

Впрочем, нет, — никто уже не играл.

Ничего себе, физкультура! — подумала Марина, с округлившимися глазами наблюдая за происходящим…

— Ты что заснул?!

Парень, симулировавший отсутствие сна, и вправду заснул. Натурально. Прислонился ко вкопанному в землю столбу, заменявшему штангу, и на несколько мгновений отключился — стоя. Этого хватило, чтобы пропустить решающий гол.

— С вас — проста́ва! — радовались двое, игравшие в другой команде.

Перед игрой четверка приятелей разделилась по командам: тот, кто не спал, и тот, о чьем диагнозе неловко говорить, оказались в одной связке. Тот, кто писался по ночам, составил пару тому, кто настаивал на своей нетрадиционной сексуальной ориентации. Такой расклад. Играли на пиво: пара проигравших должна была купить и пронести в больницу четыре банки (на всех). Ставки высоки!

Всего же игроков было восемь. Четверо на четверо. Остальные пациенты — заметно старше; они гоняли мячик просто, чтобы скоротать время.

— Вообще-то у вас рука была, — спокойно сказал тот, что с непроизносимым диагнозом. — Чего раскудахтались?

Двое победителей чуть не поперхнулись возмущением. Игрок с недержанием мочи опомнился первым:

— Ну, ты, мутный! Чего гонишь? Какая рука?

— Рука, рука, — с абсолютной убежденностью подтвердил тот, что заснул на воротах. — Гол не считается, а мы вам пендаль бьем.

— Пендаль?! У тебя уже глюки, соня!

— Орать не надо, зассыха. Рука — значит, пендаль. Пошли девять метров считать.

— Пенальти — только если рука была в штрафной! — обиженно заорал квази-гомосексуалист[9]. — Не в атаке же!

— А ты вообще молчи, педик. Здесь тебе не большой футбол. Рука считается по всему полю, всегда так было.

«Зассыха» вдруг подскочил к «соне», сорвал с его безрукавки горсть значков и зашвырнул их на газон. Это были гербы городов из серии «Серебряного кольца». Ценная подборка. «Соня», ни слова не говоря, сорвался с места и зайцем поскакал собирать свои сокровища.

Зассыха и Педик подступили к оставшемуся.

— Говоришь, мутный, рука была?

Глаза у того забегали. Он попятился — и тут же получил удар под дых…

Два санитара, призванные следить за порядком, грелись неподалеку на солнышке. Разморенные, они ни во что не вмешивались. Пациенты-мужики сгрудились в кучу — потерянно смотрели на раздухарившихся пацанов. Зассыха с Педиком, развивая успех, схватили Мутного за передние конечности (один — за левую, второй — за правую), протащили его пару-другую метров и с размаху воткнули в штангу ворот.

Санитары дружно поднялись.

— Эй, психи! Чего творите?

Кто-то из нормальных пациентов не выдержал: заколыхался, прижав руки к груди, и давай монотонно повторять:

— Надо прекратить… Надо прекратить…

Другой побежал кругами по двору, оглашая воздух радостными воплями:

— Война!.. Война!..

Из раскрытого окна второго этажа какая-то женщина закричала:

— Остановите их! Ну, кто-нибудь!..

Если бы пацаны вгляделись повнимательнее, они опознали бы в кричащей ту самую красотку, которую совсем недавно прочили во врачи и мечтали трахнуть. Однако не до того им было. Зассыха и Педик, азартно всхрапывая, пинали Мутного ногами. Соня, плюнув на потерянные значки, примчался назад и с ходу засадил Педику в затылок — обоими кулаками сразу. Тот пролетел несколько метров и упал лицом в асфальтовую дорожку. Два последних бойца сцепились, потеряв остатки разума. Соня мгновенно провел изумительную по исполнению подсечку, оседлал поверженного Зассыху и принялся месить кулаками беззащитную плоть.

Тут и санитары подоспели…

— Может это и к лучшему, — говорил Федор Сергеевич по пути назад. — Он сейчас крайне неадекватен. Помрачение сознания — зрелище не из легких… Такой выплеск возбуждения… Боюсь, придется увеличивать дозы. А то в следующий раз он вас примет за ангела или за адского паука, выползшего из бездны.

— Лучше за паука. Ангелов мне вчера хватило.

— Ангелов ей хватило… Простите. Вы упоминали про какого-то душевнобольного, который взял в заложники семью. Речь об этом?