Усадьба-призрак - Юрий Рябинин

— Не волнуйтесь, Ольга, ради Христа! — тоже забеспокоился отец Александр, понимая, какую опасную для юной натуры игру он затеял. — Она чего-то так сильно перепугалась, что вот явившаяся на шум полиция, опасаясь за ее здоровье, пригласила для освидетельствования врача, который нашел, что на дому ей помощь подать невозможно и что она нуждается в основательном лечении в больнице. И только что ее туда повезли.

— Рассудок у нее помутился от наваждения жуткого! — оставив всякую обходительность, строго сказал Артамонов. Он сообразил, куда клонит священник, и решил ему подыграть, но без поповских сантиментов, а по-военному решительно. — В Алексеевскую больницу повезли несчастную блажную… Видать, теперь там весь свой век коротать будет…

После такого полицейского прямодушия, вполне наконец объяснившего вкрадчивые намеки батюшки, до Ольги дошло, что ее постигла настоящая беда. И она, совсем как матушка, обеими руками закрыла рот, чтобы не дать вырваться крику.

— Ольга Алексеевна, прошу вас, умерьте ваше отчаяние, — ласково заговорил отец Александр, — право же, рано еще кручиниться. Я уверен, с Божией помощью вы скоро обнимете вашу матушку вполне здоровенькую.

Но слова утешения были уже напрасны. Девушка, опустившись на стул, закрыла лицо ладошками и разрыдалась.

— Я… не хотела же… так!.. — всхлипнув, сказала она.

— Полно, милая, не убивайтесь, — батюшка погладил ее по волосам. Он и сам уже боролся с чувствами, но ему непременно нужно было еще немного продержаться, чтобы окончательно раскрыть эту юную заблудшую. — Разве дочка может хотеть такого для своей родительницы? Я знаю, что вы не хотели…

Ольга подняла заплаканное лицо.

— Нет, батюшка… вы не можете знать… Это я виновата. Но я не хотела так! Ей-богу!

Батюшка выдержал паузу, чтобы показать Ольге, насколько он удивлен такими ее словами. Пристав тем временем кивком головы велел смышленому Гузееву подать девице водички. Ольга сделала несколько глоточков, перевела дыхание и начала свой рассказ.

— Полгода уже у нас в доме квартирует жилец Григорий Ильич. И недавно мы решили с ним пожениться. — Она виновато посмотрела на слушателей. — Я люблю его! — сказала Ольга довольно решительно. — Он меня тоже, — добавила она менее уверенно. — Но, понимаете… он студент… он из большой бедной семьи…

— Понятно, понятно, — помог ей отец Александр. — Жених малоимущий, а за невестой приличное состояние, судя по всему. Да… обыкновенно родственники состоятельной стороны противятся таким бракам. Так вы, наверное, придумали, как можно преодолеть это затруднение? — догадался он.

— Да, — выдавила Ольга, не поднимая глаз. — Григорий Ильич сказал, что если матушку признают безумной, то опекунский совет позволит мне, как замуж ней, вступить во владение имуществом, невзирая на мой неполный возраст.

— Ах вот что… — Батюшка понимающе покачал головой. — Вот дело и объяснилось. Значит, вы с вашим Григорием Ильичом изобразили жуткую картину насилия, чтобы на крик Капитолины Матвеевны сбежался народ, но нашли бы здесь очевидцы в итоге всего-то разлитое по неосторожности варенье? А Капитолину Матвеевну, естественным образом, заподозрили бы в помешательстве ума? — Отец Александр выразитель но посмотрел на Артамонова и Гузеева. — Ловко! Но как же вы, Ольга Алексеевна, не подумали, что ваша матушка может прийти в такое отчаяние от увиденного, что и в самом деле обезумеет?

— Я не знаю… — промолвила девушка. — Григорий Ильич говорил, что все обойдется… — Она снова закрыла лицо ладонями.

— Вот, вот, поплачьте теперь. — Батюшка произнесэто таким добродушным голосом, каким желают здоровья самым дорогим людям. — А каков же провор этот Григорий Ильич! Это надо додуматься! Не побрезговал улечься мордой в варенье, чтобы только своего не упустить! А вернее — чужого. Вот вы говорите, Оля, что он вас любит. Но мыслимое ли это дело — так жестоко обойтись с матерью своей возлюбленной! Не верится мне, право, в такую любовь.

Батюшка немного помолчал, чтобы дать девушке получше прочувствовать свою вину, и наконец сказал:

— Ну, будет уже бессердечному попу мучить дитя! Вижу, раскаяние ваше, Оля, вполне искреннее. Получайте же свою мамочку живую и невредимую. Здесь, здесь она, в доме, совершенно здоровенькая. И благодарите Господа, что все еще вышло так счастливо. Вы и вправду едва не погубили матушку…

Он оглянулся на Артамонова, пристав сделал знак Гу-зееву, и городовой бегом помчался за Капитолиной Матвеевной. А через минуту дочка и мамаша, заключив друг друга в объятия, проливали слезы радости и умиления.

— Ну, вот и ладно все вышло, — подвел итог пристав, полюбовавшись прежде на картину семейного

счастья. — Ух! Однако же, и время! — Он щелкнул крышечкой часов. — Все! Всем желаю здравствовать! — И он подался было к двери.

— Но, Николай Пантелеймонович, — удивился отец Александр, — а что же этот мошенник?.. Неужели он так и останется безнаказанным?

— Увы. Воздать ему не в наших силах. Для этого нужно, по крайней мере, чтобы он добровольно и при свидетелях признался в том, что мы сейчас услышали.

Как, по-вашему, признается он? Вот то-то… Он скажет, что все это злонамеренный наговор на него. Ну, например, в отместку за неразделенную любовь мадемуазель Карамышовой. Мне такое известно…

— Какая несправедливость! — воскликнул священник.

— Ну, батюшка, вы-то, как православный пастырь, больше других должны полагаться в этаких случаях на высший суд. — Артамонов поднял глаза к небу. — Авось там ему зачтется.

— Как православный пастырь, я вам истинно говорю: высший суд вперед нам зачтет в вину то, что попускаем злу! Ибо сами через это зло творим! — Впервые за этот вечер в голосе батюшки зазвучали по-настоящему сердитые нотки. — И поделом будет нам.

— В любом случае, отец, у меня теперь управы на него нету. Нечего и говорить… — И пристав, в который раз, страдальчески оглянулся на дверь.

— Подождите, подождите, Николай Пантелеймонович, — взмолился отец Александр. — А если я попы таюсь устроить так, чтобы он признался в своем проступке, здесь же, при мне и при вас, — вы сможете тогда взыскать с него?

— Ну что же вам неймется все… — сказал совсем раздосадованный пристав. — Ну извольте, если сумеете…

— Во всяком случае, попробую. Есть у меня одна мыслишка… Ольга Алексеевна, вам известно, где он теперь, этот расчетливый жених? Вы бы сегодня же смогли убедиться, как он относится к вам на самом деле.

— Да, известно, — кивнула Ольга. — Он сказал давеча, что после этого переночует здесь неподалеку, на Пятницкой, в четырнадцатом номере. Там у него друг живет. Тоже студент. Его фамилия Левенконь.

— Левенконь… — повторил отец Александр. — А как фамилия вашего Григория Ильича?

— Валовик его фамилия, ирода! — сказала, будто пожаловалась, Капитолина Матвеевна.

— Хорошо! Давайте теперь перейдем к делу. Пожалуйста, — обратился отец Александр к Гузееву, — ступайте в Пятницкую, в четырнадцатый номер, и приведите сюда этого Валовика. Капитолина Матвеевна, будьте добреньки, сходите ко мне и позовите мою Зину. Она, верно, спит. Да пусть уж поднимется — и скорее сюда. А вас, Ольга Алексеевна, я попрошу сейчас написать одну записку. Садитесь, я вам продиктую.

Глубокой ночью, когда уже в Замоскворечье запели первые петухи, к дому купчихи Карамышовой подкатила коляска. Из нее вышли двое.

— Ай нехорошая, господин студент, — укоризненно покачал головой Фарид, так и не двинувшийся за все это время со своего поста при калитке, — ай нехорошая.

— Дурак, — прошептал Валовик, не взглянув на дворника.

Сопровождаемый полицейским, Валовик поднялся по темной лестнице на второй этаж и небрежно толкнул дверь в свою комнату…

Валовик не зажал себе обеими руками рот, как это сделала его ученица. А напрасно. Потому что увиденное в комнате исторгло у студента настоящий вскрик, малодушный и позорный, что, естественно, сильно повредило его мужской доблести в глазах присутствующих.

В красном углу, на крюке для лампады, в петле висела удавленница. Рассыпавшиеся волосы скрывали ее лицо. Но знакомое платье на ней не оставляло Вало-вику сомнений: это была его ученица. Под ногами у нее валялся откинутый, видимо, стул. Кроме полицейского чина, в комнате находился православный священник. Совершенно опешившему Валовику даже не пришло в голову подумать, что бы это значило — почему здесь находится поп?

— Смелее, господин студен г, — подбодрил его Артамонов. — Не смущайтесь.

— За полгода вашего жительства у Капитолины Матвеевны, — перешел пристав к делу, — вы ни разу не ночевали где-нибудь, кроме этого дома. Почему вы сего дня изменили своему правилу?

— Я ночую где мне вздумается! — взвизгнул Валовик. Он еще не пришел в чувство от увиденного.