Поколение - Николай Владимирович Курочкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, с немалых трассовых денег жена присмотрела участок на мировом курорте Чолпон-Ата на Иссык-Куле, ее туда врачи послали подлечиться, а она строиться надумала. Место изумительное: горы, озеро, весь участок — сад, уже плодоносящий, можно купить финский домик, поставить и жить. Разумеется, все, по-мыльниковски, было задом наперед: местность курортная, но хозяин участка — племенной конезавод. Это раз. Жена уже уволилась по состоянию здоровья и уже там живет во времянке — два. И начальница ЖКК собирается какому-то каменщику из «Жилстроя» ордер на эту квартиру выписывать — три. И тот уже в курсе и уже приходил смотреть квартиру. И обещал, как получит ордер, Антона Ивановича с его полотнами и всей мебелью с балкона сбросить — четыре. И Стуков, узнав об этом, сказал, что с жильем сейчас туго, каменщики нужны позарез, а Мыльникову он может разрешить жить в вагончике-мастерской. Все, до свиданья!
Кошкин выслушал, попросил еще раз, подробнее, обещал подумать и занялся долгом: давно обещал Литусу для какого-то стенда к десятилетию треста сделать макеты диаграмм по росту производительности труда за две пятилетки. Пока работал, все некогда было, а сейчас можно. Лучше уж он сделает, чем Серегина, та ведь что-нибудь да переврет непременно. Литус для того же стенда клеил панораму Нефтеболотска — снимал с вышки РРС (радиорелейной связи), Демьянов читал журнал «Пожарное дело». За свободным столом Тушканов, только что прилетевший, заваривал «топографический» смоляной чай и оттаивал после трех часов на трассе и полутора в настылом «Ан-2». Все шло своим чередом.
В комнату заглянула Танечка — машинистка из отдела кадров, самая молоденькая в аппарате треста.
— Анатолий Панфилович, зайдите в отдел кадров.
— Танечка, меня здесь нет. Я уволенный.
— Иван Осипович просит. Понимаете? Про-сит. Как человек человека.
Литус дернулся и отрезал ножницами угол снимка, Тушканов обжегся чаем и закашлялся, Мыльников еще шире открыл глаза. Смирнов — и как человек человека? Это было неправдоподобно.
— Что-то новое в его репертуаре. Ну разве что, как человек к человеку…
— Потом расскажешь, что он хотел.
— Может быть. Идемте, Танечка.
Смирнов дружественно улыбнулся, поздоровался и сказал:
— Анатолий Панфилович, у меня к вам небольшая личная просьба. Только не отказывайте.
— Это по просьбе будет видно, отказать или нет.
— Продайте мне КЗОТ! Я приплачу, сколько вы скажете.
— КЗОТ? У вас же есть.
— Нету! Ни одного экземпляра для работы. У юриста есть, но он не дает. А работать ведь невозможно, вы ж понимаете!
— Да вон же у вас на полке стоят, по-моему, три штуки.
— А, этот. Это не такой, здесь все вообще, а мне нужен, понимаете, именно как у вас, толстый…
— Ах, вам не Кодекс, а Комментарий к нему? Так бы сразу и говорили! Нет, не продам.
— Да зачем он вам?
— Как зачем? Выучу наизусть и пойду в кадровики. На труд и зарплату меня теперь никто не примет, раз я не соответствую.
— Шуточка ваша неуместная. В кадровики вас с вашей подмоченной репутацией тем более никто не возьмет.
— Ну, я пошел, Иван Осипович.
— Значит, не продадите?
— И не продам, и не подарю, и на прокат не выдам.
— Кляузничать не по чему будет? — зло спросил Смирнов. — Кстати, могу вас обрадовать: в суд вам бесполезно обращаться, суд вашу просьбу о восстановлении и рассматривать не станет. Начальники отделов по списку номер один, в порядке подчиненности.
— По инстанции, как в Советской Армии. Совершенно верно. Значит, все же заглядываете в законодательство? Браво, браво. А почему я должен радоваться?
— Потому что Главк, вам всякий скажет, поддержит Федора Гавриловича, его там ценят. А за вас даже ОТиЗ Главка заступаться отказался! Вот!
— А, теперь ясно. Вот теперь я рад. Ну, пока.
Из праздного любопытства Кошкин зашел к юрисконсульту треста Валентинову: узнать, часто ли теперь Смирнов заглядывает, — может, просто со слов юриста говорит?.. Он просидел у Валентинова почти час.
Они дружно охаяли «Человек и Закон» за то, что в нем правовые нормы приводятся без ссылок и обоснований, отметили разночтения насчет предоставления отпуска частями («Труд» в своей юридической консультации дает одно толкование, а «Тюменская правда», чуть не в тот же день, — другое), потом Валентинов рассказал жуткую историю про прокурора города Кирсанова, у которого недруги похитили на пляже паспорт; хватился бедняга через неделю, но заявлять не решился — это же крах, выгонят: прокурор без паспорта! — и когда через полмесяца паспорт прислали по почте, обрадовался и не заглянул в середину. А через полгода из областного центра приехала брюхатая девица и потребовала от холостого прокурора семейного счастья: оказалось, за две недели в паспорте появился загсовский штамп. Жениться прокурор не захотел и вылетел за аморалку, и только через два года добился реабилитации. Кошкин слышал вариант этой истории в Институте повышения квалификации в Москве, и даже более живописный, но Валентинов, оказывается, лично знал беднягу, и его версия была, конечно, истинной.
Расстались они почти друзьями; юристу в тресте было одиноко, его правоведческая обстоятельность торопливым инженерам казалась занудством, — а Кошкин сам любил добираться до истины, не упуская никаких, даже, казалось бы, несущественных, аспектов проблемы. С ним можно было поговорить и о запущенности правовой службы треста и потеоретизировать, скажем, о статусе бригадира подрядно-хозрасчетной бригады сравнительно с тем, что предусмотрено действующим «Положением о бригадире в строительстве».
Теперь Кошкин заглядывал и к Литусу и к юристу.
Когда Лелька спрашивала, почему он ничего не предпринимает, Кошкин отшучивался. А Литусу можно было сказать, он поверил, правда, посомневался, но поверил, — а жена бы только расстроилась. Дело было в том, что при увольнении допустили не одну, а минимум четыре грубых ошибки. Да, пока он отыскал четыре неоспоримых доказательства. Может, и еще есть. Но и так ясно: уволили незаконно. И он никак не мог придумать, на чем остановиться, по какому из пунктов развивать аргументацию.
Один пункт сам собой отпадал или, может, точнее было бы считать его не отпавшим, а решившимся помимо Кошкина. В середине января ему принесли повестку на заседание объединенного постройкома треста. Третьим в программе профсоюзного форума стоял вопрос о незаконном увольнении члена объединенного постройкома тов. Кошкина А. П. Кошкин похвастался Лельке:
— Ты все хнычешь? Гляди, я еще никуда не писал, еще пальцем не шевельнул — и уже! То ли еще будет!
Он готовился как на парад: брился не утром, а перед
