Госпожа президент - Анне Хольт

— Эй, ты! — Продавец вышел из-за прилавка, шагнул к мальчишкам, сгреб пакистанца за воротник. — Положь мороженое.

— Я заплачу! Заплачу же!

— Положь, я сказал!

— Ой, больно! — тоненько заверещал мальчишка.

Продавец мог бы поклясться, что он сейчас разревется, и разжал пальцы.

— Привет!

В магазинчик вошел мужчина. На миг приостановился, вопросительно глянул на мальчишек. Продавец тоже буркнул «привет».

— Извини, я припарковал машину прямо под окнами. — Посетитель кивнул на синий «форд» за стеклом. — Объявление заметил, когда уже вылез из-за руля. Да я быстро, мне всего-навсего нужна минералка.

Продавец кивнул на холодильник и вернулся за прилавок. Младший мальчик, курчавый блондин, выложил перед ним пятьдесят крон.

— Два мороженых, — процедил он сквозь зубы. — Два апельсиновых, слышь ты, недоумок!

Водитель «форда» вырос у него за спиной. Мальчуган молча забрал сдачу, отвернулся и пошел к выходу, протягивая одну порцию товарищу, ретировавшемуся к дверям.

— Дурак! — хором крикнули оба, и дверь захлопнулась.

— Три бутылки фарриса, — сказал водитель.

— Платить будете карточкой? — уныло спросил продавец.

— Нет, наличными. — Получив сдачу с сотни, он небрежно пихнул деньги в карман.

Из-за прилавка парень бросил взгляд на машину, припаркованную водительской стороной к окну меньше чем в метре. На пассажирском месте кто-то есть: видно бедро и руку, которая за чем-то тянется. На заднем сиденье — спящая женщина. Голова запрокинута, висок прислонен к окну. Наброшенный на плечи жакет неловко подпирает шею, почти такую же красную, как и сам жакет.

— Ладно, будь здоров! — сказал водитель, надвинул на лоб бейсболку и вышел вон.

Провались оно пропадом, это 17 Мая! Уже почти четыре. По крайней мере, скоро придет сменщик. Если сам шеф не припрется. С ним никогда не угадаешь. Н-да, хреновый денек.

Он не спеша сунул в булочку копченую венскую сосиску, добавил салата с креветками, приправы, щедро полил горчицей и съел.

С утра это была уже девятая, и съел он ее без всякого аппетита.

9

— Королевский дворец вон там, выше, — сказал посол Джордж А. Уэллс, кивнув на парк по ту сторону Драмменсвейен. — И служит не только для красоты. Они там живут. Королевская чета. Прекрасные люди. Вправду прекрасные.

Собеседники были похожи друг на друга. Стоя вот так, спиной к комнате, лицом к городу, который раскинулся за оградой, окружавшей треугольное здание, они выглядели прямо как родные братья. Правда, послу приходилось ежедневно терпеть нотации жены насчет того, что ему необходимо ликвидировать несколько фунтов на животе, однако эти двое, стоявшие у окна американского посольства в Осло и смотревшие на веселых, нарядных людей, которые шли мимо неприступной решетчатой ограды, — эти двое очень и очень серьезно относились к своему режиму питания и к игре в гольф. Выглядели оба хорошо. Джорджу Уэллсу уже под семьдесят, но его голову до сих пор украшала густая серебряная грива. Гость был помоложе и опять-таки при густой шевелюре, хоть и чуть менее ухоженной. Оба стояли руки в карманы. Пиджаки они сняли давным-давно.

— Королевскую семью, как мне сдается, охраняют хуже, чем нас, — сказал гость, кивнув на Дворцовый парк. — Неужели кто угодно вправду может подойти к самому дворцу?

— Не только может, но действительно подходит. Это занудное шествие, которое они устраивают Семнадцатого мая, марширует прямо под балконом, где стоит королевская семья и машет участникам. И всегда все было хорошо. Вдобавок они… — посол устало улыбнулся, провел пальцами по волосам, — несколько популярнее нас.

Оба помолчали, глядя вниз, на улицу, — не поймешь, подходят люди или уходят. Внезапно они разом заметили мальчугана с американским флажком, маленького, лет пяти-шести, в темно-синих брючках, ярко-красном джемпере с треугольным вырезом и белой рубашечке. Он остановился, поднял голову, посмотрел на посольство. Видеть их он никак не мог — слишком далеко, да и поляризованные стекла, черные снаружи, не позволяли заглянуть внутрь. Тем не менее мальчуган нерешительно улыбнулся и замахал флажком. Мать раздосадованно обернулась, схватила его за плечо. Продолжая махать флажком, он исчез из виду.

— Ему это сходит с рук, потому что он маленький, — сказал посол. — Маленький милый афроамериканец, потому-то ему дозволено Семнадцатого мая махать звездно-полосатым флажком. Через два-три года будет хуже.

Снова тишина. Гость, словно бы зачарованный уличной суетой, неподвижно замер у окна. Посол тоже не делал поползновений сесть. Со стороны Нобелевского института приближалась многочисленная компания подвыпивших юнцов. Они горланили песню, так громко и так безбожно фальшиво, что их было слышно даже сквозь бронированное стекло. Девчонку лет восемнадцати, вдрызг пьяную, поддерживали двое приятелей. Один левой рукой облапил ее грудь, но ей это, видимо, ничуть не мешало. Навстречу им шагал целый класс младших школьников, чин чином, парами, за ручку. Передняя пара — девчушки со светлыми косичками — расплакалась, когда один из юнцов что-то гаркнул им прямо в лицо. Спешно подбежали разъяренные родители. Сопляк в синем комбинезоне окатил самого злющего папашу пивом.

Полицейский автомобиль пытался проехать сквозь толпу. Но на полдороге застрял и остановился. Двое юнцов немедля уселись на капот. Какой-то девчонке позарез приспичило расцеловать полицейского, который вылез из машины, чтобы навести порядок. К ней присоединились еще несколько, и в итоге парня в униформе облепила целая стайка девчонок в красном.

— Что же это такое? — пробормотал гость. — Что за страна?

— Строго говоря, тебе бы следовало это выяснить, — сказал посол. — Прежде чем отправлять сюда госпожу президента. Да еще в такой день.

Гость шумно, почти демонстративно вздохнул. Отошел к столу, где на серебряном подносе выстроились стаканы и бутылки с минеральной водой. Взял бутылку, вопросительно взглянул на посла:

— Угощайся. Прошу.

Посол тоже как будто бы вдоволь насмотрелся на жизнь норвежского народа — нажал на кнопку дистанционного пульта и задвинул легкие гардины.

— Извини за этот комментарий, Уоррен.

Уэллс сел в кресло. В его движениях сквозила медлительность, будто день слишком затянулся и годы давали себя знать.

— Все в порядке, — отозвался Уоррен Сиффорд. — К тому же ты прав. Мне бы следовало выяснить. И я выяснил. Узнал все, что можно прочитать и услышать. Тебе известны стандартные процедуры, Джордж. Известно, как мы работаем.

Держа на вытянутой руке бутылку фарриса, он скептически рассматривал этикетку. Потом, пожав плечами, наполнил стакан и продолжил:

— Мы работали с этим несколько месяцев. И сказать по правде, когда госпожа президент предложила Норвегию как цель своего первого зарубежного визита, отнеслись к этой идее с полным одобрением. — Сиффорд приподнял стакан. — Более того, сочли ее блестящей! И ты, конечно, знаешь почему.

Посол промолчал.

— Существует определенная классификация. Неофициальная, разумеется, но вполне серьезная. И если отвлечься от считаных тихоокеанских государств с их несколькими тысячами дружественных обитателей, где единственной угрозой для президента будет разве что неожиданное цунами… — Сиффорд отпил глоток воды, рукавом утер рот, — то Норвегия самая безопасная страна для визита. — Он легонько покачал головой. — Президент Клинтон, когда был здесь, вел себя как мальчишка на экскурсии в Литл-Роке. Это было еще до тебя и до… — Внезапно он схватился за висок.

— Все в порядке? — спросил посол.

Уоррен Сиффорд поморщился, тронул рукой затылок, пробормотал:

— Утомительный перелет. Я фактически сутки не спал. Все это, что называется, как снег на голову свалилось. Когда придет этот тип? И когда я смогу…

На массивном столе зазвонил телефон.

— Да? — Посол держал трубку в нескольких сантиметрах от уха. Еще раз повторил «да» и положил трубку на рычаг.

Уоррен Сиффорд поставил стакан на серебряный поднос.

— Он не придет, — сказал посол, вставая.

— То есть как?

— Мы сами поедем к ним. — Он надел пиджак.

— Но ведь у нас договоренность…

— Строго говоря, это было скорее распоряжение, — перебил посол, указывая на сиффордовский пиджак. — Наш им приказ. Одевайся. Они его не приняли. Хотят, чтобы мы приехали туда.

До новых возражений дело не дошло, посол отечески взял Уоррена Сиффорда за локоть.

— Ты поступил бы точно так же, Уоррен. Мы гости в этой стране. Они хотят играть на своем поле. II даже если их немного, будь готов к тому, чтобы… — Уэллс не договорил и рассмеялся, отрывисто и на удивление звонко. Потом шагнул к двери и добавил, закрывая дискуссию: — Население в этой стране немногочисленное, но люди сплошь чертовски упрямые. Все до одного. You might as well get used to it, son. Get used to it![16]