По праву закона и совести(Очерки о милиции) - Панчишин Игорь Николаевич

Как же в самом деле поступить? В ту минуту, когда он дал столь решительное согласие на встречу, Бекренев руководствовался только одним соображением: не упустить неожиданно открывшуюся возможность войти в контакт с бандой. Но сейчас, когда он зримо представил себе варианты этого контакта, его одолевали мучительные сомнения. Куда поведет его Ольга? Наверняка — в лес. Но куда именно? Брать ли с собой оружие? Если брать, то какое: автомат, пистолет, гранаты? Идти придется одному, иначе Никифоров уклонится от встречи. Ну, а сам Афанасенок? Явится один или приведет дружков? И как вообще вести себя на встрече, к чему быть готовым? Позвонить в управление? Наверняка сразу запретят рисковать собой и примутся разрабатывать сложную операцию по захвату Никифорова, а время идет и уже завтра его ждут в Скробах. Нет, будь что будет.

На следующий день Бекренев выехал в Скробы. В самый последний момент он пригласил к себе старшего лейтенанта Черняева и, оставшись с ним наедине, доверительно, не в тоне приказа, попросил:

— Вот что, Иван, подбери пять-шесть человек и — завтра с утра, только имей в виду: добираться поодиночке! Схоронитесь в лесу километрах в трех от Скроб — не ближе! Одеться во все гражданское. Взять топоры, пилы, там еще что, словом, чтобы никто ничего милицейского в вас не распознал. Услышите стрельбу — летите туда, где стрелять будут. Вечером явитесь в Скробы к Афанасию Никифорову. Не застанете меня там — арестуйте его и дочь его Ольгу. Ну а потом…

— Все понял, Александр Сергеевич. — Черняев встал со стула. — Может быть, и мы с вами…

— Нет! — решительно отрезал Бекренев.

Всю дорогу до деревни Скробы Бекренева не оставляли тревожные мысли. Он представлял себя в самых немыслимых ситуациях, когда все будут решать доли секунды. Может случиться и так, что он останется без оружия. Тогда потребуются мгновенная реакция и хитрость. Все предусмотреть невозможно, но перед отъездом Бекренев привязал ремешком прямо на голое тело к бедру крошечный браунинг — на самую последнюю крайность. Нет, живым он им не дастся, пальнуть раз-другой всяко успеет, а там, глядишь, и ребята на выстрелы примчатся, только вот живого или мертвого своего начальника они застанут? С женой он даже не попрощался: по его глазам Сразу бы угадала тревогу. К чему лишнее волнение?

Но почему все же позвали его в Скробы не утром, а вечером? Может быть, Никифоров ждет его прямо в избе, а предполагаемый поход с Ольгой куда-то — это так, для отвода глаз? Если это произойдет так, то уже сегодня, через несколько часов, все решится, а Черняев с ребятами будут на месте только завтра утром. Тогда это будет для него, Бекренева, слишком поздно. Выходит, он неправильно рассчитал время?

И все же Бекренев почему-то был уверен, что его приезд в Скробы именно вечером такая хитрая и осторожная бестия, как Никифоров, запланировал неспроста. Как бы поступил на его месте сам Бекренев? Только так: вызвать на встречу заранее и до момента самой встречи оглядеться — не привел ли гость «хвоста»? Тогда все правильно: Черняев с группой не должны попасть в поле зрения наблюдателей, а таковые будут наверняка, сомневаться не приходилось.

Подъехав к дому Афанасия Никифорова (старика тогда пощадили — не привлекли к ответственности за связь с сыном-бандитом), Бекренев спешился, привязал коня к изгороди, закинул за плечо автомат и неторопливо направился к крыльцу. Тотчас же открылась дверь, и навстречу вышел сам Афанасий. С той былой встречи в лесу Бекренев видел старика раза два, когда того вызывали на допросы по делу сына. За это время внешне старик изменился мало, но зато сейчас вместо обычной нелюдимости и угрюмости перед Бекреневым предстала сама подобострастность и угодливость.

— Проходите, проходите, гостем будете, — бубнил старик, уступая дорогу приезжему и изображая на волосатом лице подобие улыбки.

Бекренев вошел в новый дом Никифоровых, куда родители Афанасенка переехали недавно из старой риги. У печи хлопотала хозяйка.

Капитан окинул взглядом избу: кроме стариков, в ней никого не было. Евгения еще в прошлом году оставила Скробы и уехала к себе на родину. Вроде бы ничего опасного для себя Бекренев пока не заметил. А хозяйка меж тем накрыла на стол, пригласила:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Садитесь, в дороге небось проголодались. Чем бог послал, не взыщите.

Ели молча и сосредоточенно.

— А где же Ольга? — покончив с едой, спросил Бекренев.

— Будет, будет Олюшка, — все тем же угодливым тоном заверил старик. — Завтра утречком прибежит. А вам наказывала переночевать у нас. Постели гостю, чай, с дороги притомились, — обратился он к жене.

— А за коня своего не беспокойтесь, — снова повернулся Афанасий к Бекреневу, — напою и сенца дам. Так что почивайте себе с богом.

«Надо спать!» — приказал себе Бекренев, едва лег в постель, приготовленную ему хозяйкой. Все пока спокойно, рядом у изголовья автомат, на табуретке, под брюками, пистолет. И под покряхтывание старика, улегшегося на полатях, и шуршащие шаги старухи, возившейся у печки, Бекренев провалился в блаженный сон.

Поутру они пошли в лес: Ольга впереди, в двух шагах за ней — Бекренев. Шумели кроны деревьев, сквозь тучи иногда пробивалось солнце, золотило своими лучами по-осеннему торжественное убранство леса. Ходко шагавшая впереди, Ольга приостановилась, закрутила головой, свернула на другую тропинку. И тут Бекренев увидел небольшую поляну и в конце ее — Ивана Никифорова. На нем была стеганая фуфайка, кепка козырьком назад, высокие яловые сапоги. С правого плеча свисал на ремне «шмайсер».

— Ольга! Возьми у него оружие! — крикнул Никифоров сестре.

Бекренев снял с плеча автомат, отстегнул ремень с пистолетом, все это передал Ольге. Та тут же уселась на замшелый камень, кинула у ног оружие. Бекренев направился к Никифорову.

— Ну вот и свиделись снова, гражданин начальник, — поблескивая своими наглыми глазами, протянул руку Никифоров. — Садись. — Он кивнул на расстеленный по траве кусок рядна, уселся сам.

— Не на равных разговор-то вести будем: я ведь безоружен. — Бекренев указал на автомат, с которым не расстался Никифоров.

Тот засмеялся, заговорщицки подмигнул:

— А ты меня не бойся. Тебя же охранять буду, — но автомат все же отложил в сторону. Развязав увесистый заплечный мешок, лежавший здесь же на рядне, Никифоров вытащил бутылку самогонки, две жестяные кружки, ломоть хлеба, нарезанное сало. Налил из бутылки в кружки, протянул одну из них Бекреневу.

— За встречу. — Никифоров запрокинул голову и стал пить, на открытой смуглой шее заходил кадык. Помедлив, Бекренев тоже отпил полкружки, потянулся за хлебом.

— Ну что, начальник, — жуя краюху, начал Никифоров, — небось мы тебе всю плешь проели, а? — Он засмеялся и озорно подмигнул. Не дождавшись ответа, продолжал: — Так вот, докладываю: трое со мной вместе ушли от Борисова, ну их к… — Никифоров выругался, снова налил себе в кружку, долил Бекреневу.

— На «вышку» напрашиваются, — выпив, продолжал Никифоров, — а мне это ни к чему…

— Ну и что же решил для себя? — спросил Бекренев.

— А порешил я уйти отсюда, — ответил Никифоров и уставился выжидательно на капитана. Тот молчал, и Никифоров быстро заговорил:

— Передай мне три паспорта, я сам запишу в них кого надо, и по рукам: тебе ж хлопот станет меньше.

«Вон куда гнет: значит, отбегался, исчезнуть задумал», — отметил про себя Бекренев.

— Ну так что, начальник? — Никифоров заметно захмелел, его большие глазищи заблестели еще больше.

— Брось валять дурака, Иван. — Хмель ударил и Бекреневу в голову. — Ты ж позвал меня сюда на беседу. Так вот слушай, что я тебе скажу: ты и кто там с тобой — сдавайтесь на милость правосудия. Только так.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Никифоров скривил рот в ухмылке:

— Ну а если не сдадимся, что тогда?

— А тогда… Ты же и сам понимаешь, чем все это для вас кончится…

— Когда это еще кончится… — У Никифорова начал заплетаться язык. Подтянувшись на локте вплотную к Бекреневу, он жарко задышал ему в лицо: — Тогда хоть один паспорт сделай, на меня одного. Сгину из этих краев — не услышишь, не увидишь больше…