Психология доверия и недоверия - Алла Купрейченко

Исследователи отмечают, что «традиционное доверие» – это доверие прошлому; доверие известному и недоверие новому, неизведанному; доверие догмам, а не рациональному знанию; доверие обществу, общине, а не индивиду (как правило, чужому и чуждому); это вера в бога и доверие церкви [8, с. 115]. Анализируя динамику сущности и роли доверия в обществе и ссылаясь на работы шотландских моралистов XVIII в. (Шефтсбери, Миллар, Фергюсон, Блэр и др.) А. Селигмен в качестве следующей за «традиционным доверием» исторической формы выделяет «доверие как естественную симпатию», «естественную благожелательность» [25]. А. Селигмен связывает такое понимание доверия с появлением в указанный период дружбы в ее современной форме. Эта форма социальных отношений чужда мотивам личной корысти и рационального расчета [25, с. 29–30]. Она чрезвычайно сильно отличался от ритуализированной дружбы (кровное братство и т. д.) более ранней исторической эпохи, цель которой состояла в том, чтобы сделать личные отношения частью системы родственных обязанностей, системы, опирающейся на традиции [25, с. 33]. Подлинная дружба и связанное с ней доверие опирается на духовную близость, эмоциональную привязанность, понимание, поддержку и нравственность партнеров.

По мнению А. Селигмена, на протяжении последних двух столетий в центре общественной мысли и политической теории находилась идея поддержания общности людей, базирующаяся исключительно на взаимном выполнении обещаний. Их зарождение А. Селигмен связывает с идеей Э. Дюркгейма о договорных началах (т. е. о необходимости правил, регулирующих рынки и управляющих исполнением договоров) [25, с. 15]. Экономическое и социальное развитие общества увеличивало интенсивность и частоту взаимодействия с людьми, представляющими чужие социальные группы. Кроме того, взаимодействие все чаще становилось обезличенным. Со ответственно, отмечает Ю. В. Веселов, трансформировалось и доверие, произошел переход от «традиционного доверия» к доверию смешанного типа и далее – к «рациональному» и «современному» доверию [8, с. 115]. Общества, основанные на рыночном типе хозяйствования, воспроизводят новый тип моральных отношений и доверия, регулирующий безличные отношения агентов социальной и экономической коммуникации. Этот тип отношений основан на рациональном восприятии действий других в отличие от культурно-детерминированного доверия в традиционных обществах [6, с. 9]. В условиях современности меняется сама природа доверия. Отношения доверия становятся, во-первых, функциональными, во-вторых – рациональными, в-третьих – абстрактными (неперсонифицированными) (то, что А. Гидденс называет доверием «экспертным системам»). Исследователи отмечают, что в настоящее время идея социального обмена представляет собой ведущую социологическую традицию в экспериментальном изучении доверия. Так, Л. Мум и К. Кук выделяют обмен, основанный на предварительной договоренности, и его противоположность – спонтанный взаимный обмен [63]. Если договоренность не была достигнута изначально, предоставление товаров и услуг осуществляется в расчете на то, что реципрокность сработает и получатель вернет долг. Л. Молм, Н. Такаши и Г. Петерсон продемонстрировали, что в данном случае доверие достигает более высокого уровня, чем в процессе обмена по договоренности [62, с. 1398].

Несмотря на популярность модели «рационального доверия» (основанного на взаимном выполнении обещаний, т. е. на обмене) и на высокие возможности этой модели в объяснении экономического поведения, следует отметить, что такой тип доверия имеет гораздо больше общего с расчетом, а не с подлинным доверием, одним из основных признаков которого является безусловность. А. Селигмен считает, что обойти это противоречие позволяет концепция «генерализованного обмена» форму которого приобретает доверие в современную эпоху [25, с. 82]. Генерализованный обмен означает, что субъект соблюдает нормы сообщества, не претендуя на немедленное вознаграждение, а рассчитывая на то, что другие члены общества будут по ступать так же, и это в итоге позитивно скажется на жизнедеятельности всего общества и самого субъекта. Однако, как нам кажется, понимание доверия как особой формы договора или любой формы обмена (персонифицированного или неперсонифицированного, эквивалентного или неэквивалентного) уводит нас немного в сторону от понимания подлинной сути доверия (или сути подлинного доверия).

Все исследователи сходятся во мнении, что в современном обществе все более интенсивным и частым становится тип взаимодействия, когда отсутствует духовная близость или единство целей и ценностей. Нередко взаимодействие носит деперсонифицированный характер. Часто партнеры лишены возможности достаточно хорошо узнать друг друга и заключить надежный договор. Таким образом, взаимодействие протекает в условиях неопределенности и в отсутствии каких-либо гарантий получения эквивалентного блага. И тем не менее люди продолжают доверять друг другу и сотрудничать. Какой же тип доверия может заменить в этом случае рациональное доверие? Этот вопрос возвращает нас к объяснениям кооперации и сотрудничества людей существованием некоторых базовых социальных потребностей (социальных инстинктов, «органической солидарности» по Э. Дюркгейму, «спонтанной социабельности» по Ф. Фукуяме). Действительно существует некоторая базовая социальная потребность, а именно потребность человека в жизни в сообществе, на которой строятся все остальные социальные потребности: в совместности, общности, принадлежности, уважении и т. д. Э. Дюркгейм видел основу органической солидарности людей в единых для всех людей нравственных ценностях, т. е. таких, которые соответствуют «общей концепции человека»: «поскольку в каждом из нас есть доля человечности, совесть каждого индивида содержит нечто божественное и, значит, знает, что должна быть чистой и нерушимой перед другими» [51, с. 52]. Однако в ситуации высокой неопределенности, которая может сопровождаться противоречиями или даже конфликтами мировоззрений, целей и интересов, «органическая солидарность» не может выступать достаточным гарантом безопасности взаимодействия и снизить риски. Поэтому еще одной особенностью современного состояния доверия в обществе является тенденция одновременного присутствия в отношениях доверия и недоверия между партнерами – баланса оптимальных уровней доверия и недоверия.

Наличие некоторых устойчивых характеристик доверия в различные исторические периоды и в различных сообществах людей позволяет говорить о культуре доверия [7, 25, 31]. Культура доверия – это не только исторически сформированные установки, нормы и ценности социального взаимодействия, но и активно воспроизводимая в социальных практиках структура отношений, которая может сознательно планироваться и регулироваться [7, с. 32]. Различные культуры отличаются значимостью доверия, критериями его формирования, основными составляющими (основаниями) степенью их выраженности, правилами и традициями регулирующими доверительные отношения. Ф. Фукуяма, рассматривая национальные культуры доверия, разделяет со временные государства на три группы в зависимости от того, какую роль играет доверие в этих обществах [31]. Первую группу с самым высоким уровнем социальной кооперации и доверия составляют США, Япония и Германия. Ф. Фукуяма связывает высочайшее развитие экономики в этих странах с той ролью, которую играет доверие в их экономической жизни. Вторую группу с более низким уровнем доверия составляют Китай, Италия и Франция, где доверие поддерживается семейными структурами (или сходными с ними). Третья группа, характеризующаяся наиболее низким уровнем доверия, объединяет постсоциалистические страны. Несмотря на высокую долю условности и обобщенности, эта модель является в настоящее время одной из наиболее популярных. Хотя ее критики отмечают, что вряд ли воз можно объединять различные в культурном плане страны (Япония и Германия, Китай и Франция) в одну группу. Ясно, что Китай и Япония будут понимать доверие в рамках конфуцианской морали (например, уважение и доверие старшим). США и Франция, Англия и Италия как государства прежде всего христианские (хотя и разные – протестантские и католические) будут едины в общей морали и признании ценностей человеческой жизни, гражданского общества, прогресса [7, с. 30].

Что касается постсоциалистических стран, то некоторые исследователи подчеркивают, что именно в странах западного мира, особенно в США, наблюдается разрушение и упадок традиционной куль туры доверия, а страны Восточной Европы представляют собой пример актив но формирующейся культуры доверия [75, с. 99]. И это несмотря на то, отмечает Ю. В. Веселов, что в последние годы своего существования коммунистические режимы способствовали созданию особой культуры недоверия: граждане не доверяли государству, государство – гражданам [7, 8]. Основной зоной доверия была семья или круг близких друзей. В период начальной трансформации эта ситуация недоверия еще более усилилась: старые механизмы формирования доверия были уже разрушены, а новые еще не заработали в полную силу. В результате еще более возросла криминализация общества, недоверие формировало силовую установку в отношениях между людьми и особенно между экономическими организациями. Так возникли понятия «крыша», «силовая поддержка», «силовое предпринимательство». Недоверие распространилось и на экономические институты – вместо денежных отношений использовались бартерные, люди перестали доверять свои сбережения банкам, банки перестали доверять своим клиентам и кредитовать предприятия. Однако, отмечает Ю. В. Веселов, в настоящее время «мы становимся свидетелями замечательного явления, когда уровень доверия в постсоветских странах поднимается с нулевой отметки до сравнительно высокого показателя» [7, с. 31]. Таким образом, научные представления о сущности и происхождении доверия, так же как и имплицитные представления о нем, культурно и исторически обусловлены.