Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мария словно Виллем, – подумал он, – вроде бы они на своих отцов больше похожи, но от нас, от Тони, в них тоже что-то есть. Тони, Тони… – он рассказал племяннице о памятнике ее матери на кладбище в Банбери:
– И ей, и Виллему, отцу твоего старшего брата, – добавил герцог, – и всем жертвам нацизма. Когда мы доберемся до Банбери, ты увидишь мемориал, встретишься с отцом… – он уверил Машу, что Волк выжил и вернулся в Лондон, – с тетей Мартой, с братьями. Виллем инженер, Максим еще учится, но, как твой отец, он тоже станет адвокатом… – за перегородкой, отделяющей кухоньку от комнаты, что-то шуршало:
– Мать Пелагия нас в дорогу собирает, – шепнула Маша, – я ей сказала, что вы мой дальний родственник. Она ходила к верующим для вещами для вас… – Джон решил ничего не говорить девушке о случившемся в психиатрической больнице:
– О Кардозо с Ционой я тоже ничего не скажу, то есть скажу Марте в Лондоне… – вздохнул он, – а про убийства девочке знать не надо. В магазине она вроде ничего не слышала, и хорошо, что так. В конце концов, у меня не было другого выбора… – у Маши, как выяснилось, тоже не водилось никаких документов. Потянувшись за киселем, герцог почти весело сказал:
– Значит, будем вместе монашествовать на пути в Москву. Столица мне знакома, я там бывал в сорок пятом году, но с твоим отцом мы тогда не столкнулись. Зато я видел тебя на ипподроме… – Джо предусмотрительно не упомянул о вербовке генерала Журавлева:
– Не надо ей об этом слышать. Правильно папа говорил, то есть слова еще из Библии. Во многих знаниях многие печали… – из соображений безопасности, Джон не выходил на главные улицы города. На задворках, среди деревянных хибар и дешевых магазинов, афиши о концертах маэстро Авербаха не вывешивали. Мать Пелагия отказывалась читать антихристовы листки, как она называла советские газеты. В домике ничего такого не водилось, а Джону, в его положении, было не с руки было останавливаться у газетных щитов:
– Да и не пишут там ничего интересного, незачем рисковать… – герцог хлебал тюрю, запивая ее киселем:
– Видел, – повторил он, – ты тогда совсем малышкой была… – Маша отозвалась:
– Как наша Марта, ее тоже привезли нам трехлетней, в год смерти Сталина… – ложка стукнула о край миски, герцог поднял голову:
– Марта… – Маша подлила ему тюри:
– Ешьте, дядя, нам скоро выходить. Марта, моя приемная сестра, – она мимолетно улыбнулась, – ее родители, физики, погибли в ходе опыта на засекреченном полигоне, а Марта выжила. Она только отделалась ожогами на спине, из-за пожара… – Маша вздрогнула. Единственный глаз, прозрачной голубизны, зорко уставился ей в лицо:
– Расскажи мне все с самого начала, – потребовал дядя.
В тусклом свете осеннего дня бриллианты на змейке заиграли разноцветными огоньками. Во дворе пристройки резкий ветер мотал облетевшие деревья. В прорехах туч виднелось голубое, как глаза Маши, яркое небо. Джон повертел кольцо:
– Я о нем только слышал, – заметил герцог, – получив его от твоей прабабушки, Волк отдал его твоей матери в начале войны. Она уехала на фронт, а кольцо осталось в Куйбышеве… – Джон вернул реликвию племяннице:
– Спрячь подальше, – велел он, – продавать мы его не собираемся… – Маша уверила его, что путь до Москвы не станет слишком обременительным:
– Мы остановимся у верующих, – объяснила девушка, – они снабжают деньгами странников… – Джону было неудобно пользоваться добротой неизвестных людей, но ничего другого не оставалось. С Урала Маша хотела послать тайную весточку в скит, где она обреталась в прошлом году:
– Монахи меня приютили, – объяснила девушка, – вообще я сейчас на послушании… – она покраснела, – я хотела принять ангельский чин, уйти от мира… – Маша еще не знала, где лежит ее стезя:
– Сначала мне надо добраться до семьи, – решила она, – там видно будет. Папа обрадуется, что я тоже старообрядческой веры, однако на западе таких обителей нет, но есть православные монастыри… – дядя тоже считал, что думать о таком рано:
– Нас еще должны вывезти из СССР, – сварливо сказал он, проверяя, как уложены рюкзаки, – не думай, что это простая задача. Даже прорваться в посольство дело серьезное… – о поездке в Куйбышев речь не заходила.
Взяв у племянницы чистый листок, Джон быстро набросал схему:
– Это наша Марта, сомнений нет. Русские ее спасли, подобрали после крушения. Старшая Марта была права, катастрофа самолета Констанцы дело рук СССР. Но если так… – он постучал карандашом по бумаге, – то и сама Констанца может быть жива. Те, кто мертвы, живы… – он вспомнил завывание метели на плато семи скал:
– Я тоже видел галлюцинации, – вздохнул Джон, – и фон Рабе действительно оказался жив. Но это ерунда, на такое не стоит обращать внимания. Хотя русские могут держать младшую Марту в заложниках, шантажировать Констанцу ее жизнью… – он понимал, что их появление в Куйбышеве будет означать арест и немедленный расстрел для него самого:
– Журавлев не сломается, даже если я у него на глазах приставлю пистолет к виску Маши, – горько понял герцог, – речь идет о его собственной жизни. Он не отдаст мне Марту. Вместо этого он немедленно побежит в Комитет. И я не собираюсь менять Машу на Марту… – у Джона не поднялась бы рука оставить племянницу в СССР:
– Она сама никогда на такое не пойдет… – он искоса взглянул на девушку, – хотя, заведи я об этом речь, она бы согласилась. Она совестливая девушка, в своего отца… – по мнению Джона, Волк не отпустил бы дочь ни в какие обители:
– Да и не надо ей туда, – хмыкнул герцог, – она призналась, что хотела постричься и уйти в леса, ближе к границе. Она собиралась вырваться из СССР. Пусть учится, получает диплом, выходит замуж. За Мартой мы сюда еще вернемся… – герцог поправил себя:
– Кто-то другой вернется. Я выйду в отставку после дебрифинга, и уеду в Банбери. Буду выращивать розы и катать Полину на барже. Но Марту нельзя оставлять здесь, у нее есть брат, есть семья… – он так и сказал племяннице. Маша кивнула:
– Верно, дядя. Марте, наверное, никогда не откроют правды о ее родителях, то есть всей правды… – герцог подумал:
– Я тоже кое-что утаил от Маши, я не рассказываю ей всего о покойной Тони. Хотя, как говорится, пусть мертвые спокойно спят в своих могилах… – он хотел продумать операцию по вывозу Марты из СССР по дороге в Москву. Джон вскинул на плечо рюкзак:
– Присядем на дорожку, как у вас принято… – он поймал себя на том, что его акцент стал почти незаметен:
– Наловчился я здесь, – одобрительно подумал Джон, – хотя в больнице я больше мычал, чем говорил… – мать Пелагия ждала их на крыльце, с самодельной кошелкой:
– Здесь хлеб, – деловито сказала она, – мед в сотах, чаю я вам завернула. Иван Иванович… – она взглянула на Джона, – присматривайте за Марией, она девушка молодая. И семью найдите, сие дело святое…
По словам Маши, она честно призналась бывшей игуменье, что ее родные давно покинули СССР. Герцог кивнул:
– Непременно. Вам спасибо, матушка, за все… – пожилая женщина отмахнулась:
– Сие дело богоугодное. Будьте осторожны, антихристам на глаза не попадайтесь… – женщины обнялись, игуменья перекрестила Машу:
– С Богом, да хранит вас Иисус на пути вашем… – тучи разошлись, солнце блеснуло в подернутых ледком лужах. Джон с Машей хотели добраться на городском автобусе до окраины Новосибирска:
– Там сядем на автобус дальний, или проголосуем на шоссе, – заметил герцог, – в центре нам появляться не след… – лед хрустел под ногами, лицо обжигал холодный ветер. Пройдя через дворик, он обернулся. Игуменья не опускала руки, осеняя их крестным знамением:
