Личность и болезнь в творчестве гениев - Олег Ерышев

Что же это было и когда писатель заболел психически? Немецкий философ, психолог и психиатр К. Ясперс считал, что Стриндберг «старался убедить себя, что он психически больной», так как с душевнобольного нет спроса, он ни за что не в ответе. Трудно полностью согласиться с этим тезисом, уж очень он «психологически красивый». Видимо, это было все же проявлением своеобразного характера писателя, не имело такой «рациональной» подоплеки и явно выходило за рамки обычных психологических реакций. Скорее всего, это были предвестники будущей болезни.

Писателю было свойственно углубление в собственные переживания, самокопание. В моменты таких страданий он ни с кем не делился своими чувствами, оставаясь один на один со страстями. Такая отгороженность, называемая аутизмом, свидетельствует о шизоидных чертах характера и вводит человека в группу риска по заболеванию хроническим психозом. Еще одной чертой шизоидности у Стриндберга было сочетание фанатичности и твердости с мягкостью и податливостью, так называемый феномен стекла и железа. «В родительском доме, твердый, как лед, он часто бывал чувствителен до сентиментальности. Мог зайти в подворотню и снять с себя рубашку, чтобы отдать кому-нибудь, мог заплакать при виде какой-нибудь несправедливости», – писал Стриндберг об одном из своих героев, имея в виду самого себя. И еще: «Он размышлял о самом себе и, как все мечтатели, пришел к окончательному выводу, что он ненормальный. Что было с этим делать? Если бы его посадили под замок, он сошел бы с ума, в этом он был уверен». Здесь уже не желание казаться психически больным, а страх заболеть психозом.

Надо сказать, что Стриндберг, имея тяжелые психотические переживания, никогда не лечился в психиатрической больнице, «ходил среди здоровых». Однако, несмотря на его отгороженность (аутизм), ряд окружающих видели явные странности в поведении писателя, слышали не соответствующие действительности высказывания (бред), которые врачами толкуются как выраженные психические отклонения.

Начало болезни, как это часто бывает, проявлялось приступами физических расстройств («головные боли, нервная раздражительность, расстройство желудка»). Впервые подобные симптомы возникли у него в 1882 году, тогда же мелькнула мысль о том, что его хотят отравить: «Подавленный и разбитый лежал я на софе, смотрел на моих играющих детей, вспоминал счастливые минувшие дни и готовился к смерти. Никаких записок я не оставлю, потому что не могу открыть ни причину моей смерти, ни моих мрачных подозрений». Стриндберг описывает это состояние (ему в то время было 33 года, и уже 5 лет он состоял в первом браке с баронессой фон Эссен-Врангель) в произведении «Исповедь глупца», датируемом 1888 годом. Несмотря на разницу во времени, нет основания сомневаться в правдивости автора, пишущего о своих переживаниях, так как критики, историки литературы и психиатры, изучавшие творчество Стриндберга, подчеркивают почти полную автобиографичность его произведений. И знакомство с ними действительно дает объяснение многим противоречиям и несуразностям в жизни писателя.

Такие приступы, хотя и менее выраженные, повторялись ежегодно до 1887 года. А в 1887 году возникает очередной, но довольно сильный приступ: «Меня опрокинуло назад, когда я сидел за столом с пером в руке: лихорадочный припадок швырнул меня на пол… Лихорадка трясла меня, как трясут перину, перехватила мне горло, стараясь задушить, давила мне коленом на грудь, жгла мне голову так, что мои глаза, кажется, вылезали из орбит. В моей мансарде я был один на один со смертью… Мой мозг трепыхался, как полип, брошенный в уксус. Вдруг я уверился, что на меня напала эта пресловутая пляска смерти; я обмяк, упал на спину и отдал себя в жуткие объятия чудовищного». Вот такие необычные и неприятные переживания. Даже если сделать скидку на «художественность» описания, ощущения эти весьма болезненные. К. Ясперс так пишет о состоянии Стриндберга: «Человек может быть долгие годы в целом здоров, и лишь изредка, словно зарница на горизонте, мелькнет в нем проблеск того, что позднее захватит его целиком».

В годы, о которых здесь идет речь, Стриндберг выступает как противник женской эмансипации и в то же время института брака как явлений ханжеских и калечащих отношения между полами, «уродующих» жизнь. В 1884 году, после публикации сборника рассказов, он был обвинен в богохульстве и вызван в суд, но суд его оправдал. И после этого, на фоне сложных семейных коллизий (его жена будто бы вступила в интимные отношения с одной актрисой), писатель стал чрезвычайно субъективно оценивать происходящие вокруг события. К. Ясперс пишет о том, что появившуюся у него подозрительность почти невозможно отличить от нормальных, психологически понятных переживаний обманутого и обманываемого человека. Здесь встает вопрос: может ли человек, столкнувшийся с бесспорной супружеской неверностью, заболеть бредом ревности? В понятиях обывателей обманутый супруг всегда прав, подозрения и реакции его понятны, особенно когда речь идет об относительно молодых (в репродуктивном возрасте) субъектах. Психиатры же знают, что хотя бред ревности – это, как правило, огульные и нелепые обвинения супруги в измене, бывают случаи, когда болезненные состояния могут быть реакцией и на истинную супружескую неверность. Это тоже бред ревности, или бред супружеской неверности. Он и наблюдается в случае Стриндберга. Трудность в диагностике состояния заключается в том, что нелепости в поведении и высказываниях больного становятся очевидными иногда через довольно длительный срок после начала болезни.

Почему же многие психиатры, изучавшие болезнь писателя, уверенно говорят о том, что он страдал бредовым психозом?

Во-первых, по характеру поведения писателя и его постоянных мыслей об измене супруги, по уверенности в том, что его обманывают. Все строится на догадках, которые в основном питаются случайными совпадениями, а иногда просто вымыслом. Вернувшись домой, жена как-то по-особому одергивает свои юбки, разговаривает с нарочито беспечным выражением лица, тайком поправляет прическу, проявляет холодность в интимных отношениях, не интересуется делами мужа, о чем-то тоскует («не о любовнике ли?»). При попытке мужа выяснить некоторые обстоятельства поведения супруги «на ее губах застывает бесстыжая улыбка». О своем отношении ко всему этому Стриндберг говорит: «Это не доказательства, которые можно представить в суд, но мне их достаточно, потому что я точно знаю их суть». Вот эта непоколебимая уверенность в собственных выводах и является основной характеристикой бреда. Разубеждения при этом совершенно бесполезны.

Во-вторых, монотематичность (построение на одной идее) бреда постепенно растворяется в других бредовых идеях, в первую очередь в идеях отравления и дурного обращения (желание скомпрометировать, опозорить, осмеять). Стриндберг считает, что все украдкой усмехаются, стараются помочь его жене, специально задерживают его во Франции. Увидев во французском журнале серию карикатур знаменитых шведов, он заметил, что его изобразили с завитком волос, очень похожим на рог (явный намек на то, что он рогоносец). В это время писатель «проводит разыскания», то есть старается разоблачить жену: подсматривает, проверяет переписку, задает провокационные вопросы. Наконец он решает, что его «потомство сфальсифицировано», то есть трое детей – не от него. Стриндберг очень тяжело это переживает и подчеркивает, что для него главное – узнать правду, и тогда он вместе со всеми над этим посмеется.

В-третьих, динамика болезни выражается в утяжелении бредовых идей ревности, в их нарастающей нелепости и, наконец, в формировании выраженного бредового синдрома (бред преследования). Постепенно Стриндберг доходит в своей уверенности до того, что считает жену проституткой, готовой отдаться любому встречному. Болезнь писателя явилась причиной развода. Позднее он еще дважды состоял в браке, но там идеи ревности не проявлялись. Это было обусловлено тем, что паранойяльный (ограничивающийся одной идеей и не сопровождающийся галлюцинациями) бред сменяется более сложным параноидным бредом. Возникают слуховые галлюцинации, сенестопатии (неприятные причудливые болезненные ощущения, не имеющие органического субстрата, то есть не подтверждающиеся никакими объективными исследованиями). Болезнь протекала приступами, давая возможность художнику проявить его гениальные творческие способности и снабжая его темами для произведений. Во время ухудшений у него возникали теперь идеи отравления и страх, что его посадят в сумасшедший дом. «Тут подали на стол что-то напоминающее вываренный свиной корм… Все было поддельно, даже пиво», – пишет Стриндберг о посещении одного ресторана.

Вот как сам он описывает свое состояние во время одного из приступов: «…Я опускаюсь на кресло, необычная тяжесть угнетает мой дух, мне кажется, что какая-то магическая сила струится из стены, сон сковывает мои члены. Я собираюсь с силами и встаю, чтобы выйти. Когда я прохожу через коридор, то слышу голоса, шепчущиеся рядом с моим столом. Почему они шепчутся? Они хотят скрыться от меня. Я иду по улице и вхожу в Люксембургский сад. Я едва волочу мои ноги, они отнялись от самых бедер до пяток. Приходится сесть на скамью. Я отравлен. Это первая мысль, которая приходит мне в голову. И как раз сюда прибыл Поповский, который убил свою жену и ребенка ядовитыми газами. Это он, согласно эксперименту Петтенгофера, провел ток газа сквозь стену. Вечером из страха перед новым покушением на меня я не осмеливаюсь более оставаться за моим столом. Я ложусь в постель, не решаясь, однако, заснуть».