Русская любовная лирика - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1928
Письмо Татьяне Яковлевой
В поцелуе рук ли,губ ли,в дрожи телаблизких мнекрасныйцветмоих республиктожедолженпламенеть.Я не люблюпарижскую любовь:любую самочкушелками разукрасьте,потягиваясь, задремлю,сказав —тубо —собакамозверевшей страсти.Ты одна мнеростом вровень,стань же рядомс бровью брови,дайпро этотважный вечеррассказатьпо-человечьи.Пять часов,и с этих порстихлюдейдремучий бор,вымергород заселенный,слышу лишьсвисточный спорпоездов до Барселоны.В черном небемолний поступь,громругнейв небесной драме, —не гроза,а этопросторевностьдвигает горами.Глупых словне верь сырью,не пугайсяэтой тряски, —я взнуздаю,я смирючувстваотпрысков дворянских.Страсти корьсойдет коростой,но радостьнеиссыхаемая,буду долго,буду просторазговаривать стихами я.Ревность,жены,слезы…ну их! —вспухнут веки,впору Вию.Я не сам,а яревнуюза Советскую Россию.Виделна плечах заплаты,ихчахоткалижет вздохом.Что же,мы не виноваты —ста мильонамбыло плохо.Мытеперьк таким нежны —спортомвыпрямишь не многих, —вы и намв Москве нужны,не хватаетдлинноногих.Не тебе,в снегаи в тифшедшейэтими ногами,здесьна ласкивыдать ихв ужиныс нефтяниками.Ты не думай,щурясь простоиз-под выпрямленных дуг.Иди сюда,иди на перекрестокмоих большихи неуклюжих рук.Не хочешь?Оставайся и зимуй,и этооскорблениена общий счет нанижем.Я все равнотебякогда-нибудь возьму —однуили вдвоем с Парижем.
<1928>
[Неоконченное]
IЛюбит? не любит? Я руки ломаюи пальцыразбрасываю разломавшитак рвут загадав и пускаютпо маювенчики встречных ромашекпускай седины обнаруживаетстрижка и бритьеПусть серебро годов вызваниваетуймоюнадеюсь верую вовеки не придетко мне позорное благоразумие
IIУже второйдолжно быть ты леглаА может бытьи у тебя такоеЯ не спешуИ молниями телеграмммне незачемтебябудить и беспокоить
IIIморе уходит вспятьморе уходит спатьКак говорят инцидент исперченлюбовная лодка разбилась о бытС тобой мы в расчетеИ не к чему переченьвзаимных болей бед и обид
IVУже второй должно быть ты леглаВ ночи Млечпуть серебряной ОкоюЯ не спешу и молниями телеграммМне незачем тебя будить и беспокоитькак говорят инцидент исперченлюбовная лодка разбилась о бытС тобой мы в расчете и не к чему переченьвзаимных болей бед и обидТы посмотри какая в мире тишьНочь обложила небо звездной даньюв такие вот часы встаешь и говоришьвекам истории и мирозданью
VЯ знаю силу слов я знаю слов набатОни не те которым рукоплещут ложиОт слов таких срываются гробашагать четверкою своих дубовых ножекБывает выбросят не напечатав не издавНо слово мчится подтянув подпругизвенит века и подползают поездализать поэзии мозолистые рукиЯ знаю силу слов Глядится пустякомОпавшим лепестком под каблуками танцаНо человек душой губами костяком
<1928–1930>
Сергей Александрович Есенин
1895–1925
«Не бродить, не мять в кустах багряных…»
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
С алым соком ягоды на коже,Нежная, красивая, былаНа закат ты розовый похожаИ, как снег, лучиста и светла.
Зерна глаз твоих осыпались, завяли,Имя тонкое растаяло, как звук,Но остался в складках смятой шалиЗапах меда от невинных рук.
В тихий час, когда заря на крыше,Как котенок, моет лапкой рот,Говор кроткий о тебе я слышуВодяных поющих с ветром сот.
Пусть порой мне шепчет синий вечер,Что была ты песня и мечта,Всё ж, кто выдумал твой гибкий стани плечи —К светлой тайне приложил уста.
Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.
<1916>
«Пускай ты выпита другим…»
Пускай ты выпита другим,Но мне осталось, мне осталосьТвоих волос стеклянный дымИ глаз осенняя усталость.
О, возраст осени! Он мнеДороже юности и лета.Ты стала нравиться вдвойнеВоображению поэта.
Я сердцем никогда не лгу,И потому на голос чванстваБестрепетно сказать могу,Что я прощаюсь с хулиганством.
Пора расстаться с озорнойИ непокорною отвагой.Уж сердце напилось иной,Кровь отрезвляющею брагой.
И мне в окошко постучалСентябрь багряной веткой ивы,Чтоб я готов был и встречалЕго приход неприхотливый.
Теперь со многим я мирюсьБез принужденья, без утраты.Иною кажется мне Русь,Иными – кладбища и хаты.
Прозрачно я смотрю вокругИ вижу, там ли, здесь ли, где-то ль,Что ты одна, сестра и друг,Могла быть спутницей поэта.
Что я одной тебе бы мог,Воспитываясь в постоянстве,Пропеть о сумерках дорогИ уходящем хулиганстве.
1923
«Дорогая, сядем рядом…»
Дорогая, сядем рядом.Поглядим в глаза друг другу.Я хочу под кротким взглядомСлушать чувственную вьюгу.
Это золото осеннее,Эта прядь волос белесых —Все явилось, как спасеньеБеспокойного повесы.
Я давно мой край оставил,Где цветут луга и чащи.В городской и горькой славеЯ хотел прожить пропащим.
Я хотел, чтоб сердце глушеВспоминало сад и лето,Где под музыку лягушекЯ растил себя поэтом.
Там теперь такая ж осень…Клен и липы в окна комнат,Ветки лапами забросив,Ищут тех, которых помнят.
Их давно уж нет на свете.Месяц на простом погостеНа крестах лучами метит,Что и мы придем к ним в гости,
Что и мы, отжив тревоги,Перейдем под эти кущи.Все волнистые дорогиТолько радость льют живущим.
Дорогая, сядь же рядом,Поглядим в глаза друг другу.Я хочу под кротким взглядомСлушать чувственную вьюгу.
9 октября 1923
«Мне грустно на тебя смотреть….»
Мне грустно на тебя смотреть.Какая боль, какая жалость!Знать, только ивовая медьНам в сентябре с тобой осталась.
Чужие губы разнеслиТвое тепло и трепет тела.Как будто дождик мороситС души, немного омертвелой.
Ну что ж! Я не боюсь его.Иная радость мне открылась.Ведь не осталось ничего,Как только желтый тлен и сырость.
Ведь и себя я не сберегДля тихой жизни, для улыбок.Так мало пройдено дорог,Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.Так было и так будет после.Как кладбище, усеян садВ берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мыИ отшумим, как гости сада…Коль нет цветов среди зимы,Так и грустить о них не надо.
1923
«Вечер черные брови насопил…»
Вечер черные брови насопил,Чьи-то кони стоят у двора.Не вчера ли я молодость пропил?Разлюбил ли тебя не вчера?
Не храпи, запоздалая тройка!Наша жизнь пронеслась без следа.Может, завтра больничная койкаУспокоит меня навсегда.
Может, завтра совсем по-другомуЯ уйду, исцеленный навек,Слушать песни дождей и черемух,Чем здоровый живет человек.
Позабуду я мрачные силы,Что терзали меня, губя.Облик ласковый! Облик милый!Лишь одну не забуду тебя.
Пусть я буду любить другую,Но и с нею, с любимой, другой,Расскажу про тебя, дорогую,Что когда-то я звал дорогой.
Расскажу, как текла былаяНаша жизнь, что былой не была…Голова ль ты моя удалая,До чего ж ты меня довела?
1923
«Пой же, пой. На проклятой гитаре…»
Пой же, пой. На проклятой гитареПальцы пляшут твои в полукруг.Захлебнуться бы в этом угаре,Мой последний, единственный друг.
Не гляди на ее запястьяИ с плечей ее льющийся шелк.Я искал в этой женщине счастья,А нечаянно гибель нашел.
Я не знал, что любовь – зараза,Я не знал, что любовь – чума.Подошла и прищуренным глазомХулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне сноваНашу прежнюю буйную рань.Пусть целует она другова,Молодая, красивая дрянь.
Ах, постой. Я ее не ругаю.Ах, постой. Я ее не кляну.Дай тебе про себя я сыграюПод басовую эту струну.
Льется дней моих розовый купол.В сердце вновь золотых сума.Много девушек я перещупал,Много женщин в углах прижимал.
Да! есть горькая правда земли,Подсмотрел я ребяческим оком:Лижут в очередь кобелиИстекающую суку соком.
Так чего ж мне ее ревновать.Так чего ж мне болеть такому.Наша жизнь – простыня да кровать.Наша жизнь – поцелуй да в омут.
Пой же, пой! В роковом размахеЭтих рук роковая беда.Только знаешь, пошли их на хер.Не умру я, мой друг, никогда.
<1923>