Лекции профессора Чайникова - Эдуард Успенский

Профессор начал лекцию:

— Уважаемые зрители! Дорогие студенты экрана. Колебания электрических и магнитных полей распространяются во все стороны с невероятной скоростью. Практически со скоростью света. Теперь их можно поймать в любом конце страны и усилить. Для этого служат приемная антенна и усилитель. Рисую.

Профессор нарисовал такую схему на движущейся доске:

— Колебания прилетают сюда, к антенне. Колебания — это меняющиеся магнитное и электрическое поля. А раз в катушке меняется электрическое поле, по катушке течет слабый электрический ток. То есть начинают бегать туда и сюда электрончики. И что получится?

Марина Рубинова к этому времени съехала со стойки фонаря. Она сказала:

— Электрончики то будут прибегать на сетку лампы и закрывать ее, то будут с нее убегать.

— Правильно. А значит, они будут усиливать или уменьшать ток, идущий через лампу. Таким образом слабые-преслабые сигнальчики, приходящие издалека, раскачивают сильный-пресильный ток лампы.

Сказав это, профессор стал раскланиваться, как артист на арене цирка, который сумел сделать блестящий трюк.

Тут зазвонил телефон. Звонил Фома Неверующий.

— Профессор, — сказал он, — вы убедили нас, что колебания высокой частоты могут летать далеко-далеко и что их можно принимать при помощи антенны. Но нам нужно передавать не колебания, а речь и музыку.

Профессор Чайников сразу перестал раскланиваться, и улыбка сползла с его лица на затылок. Он положил трубку и тихо сказал:

— А ведь он прав, этот противный тип. Я рассказал вам, дорогие товарищи телезрители, как летают по свету колебания высокой частоты. Вот такие колебания:

— А нам надо получить из приемника речь. То есть колебания низкой частоты. То есть медленные колебания. То есть вот такие:

— А медленные колебания по свету летать не могут. Поэтому я расскажу вам сейчас, как устроены микрофон и наушники.

— Ничего не понимаю, — сказала Марина Рубинова. — Почему по свету летят колебания высокой частоты? Почему из приемника летят колебания низкой частоты? И при чем здесь микрофон и наушники?

— Сейчас я вам все объясню, — сказал профессор. — Допустим вы, Марина, хотите спеть песню для Миши. А Миша находится от вас за три тысячи километров. Что вы будете делать?

— Буду петь по телефону.

— А если телефона нет?

— Пошлю ему посылку с кассетой?

— Очень хороший выход. А других способов вы не знаете?

— Нет.

— А есть самый простой способ — пропеть эту песню по радио. Рисую. Вот видите, это Марина.

— Марина поет. Ее голос выдает колебания низкой частоты. Они летят к передатчику. Передатчик преобразует их в колебания высокой частоты, и они летят через леса и горы на расстояние три тысячи километров к Мише Кувалдину, который в это время героически ищет руду в горах Акатуя. Колебания высокой частоты попадают в приемник и вылетают оттуда колебаниями низкой частоты, то есть словами песни, которую поет Марина. И Миша счастлив.

— И вовсе нет.

— Почему? — удивился профессор.

— А почему это я ищу ерунду в горах атакуя?

— Не ерунду в горах атакуя, а руду в горах Акатуя. Так горы называются.

— Тогда другое дело, — успокоился Миша.

— Тогда вы все поняли?

— Тогда я все понял.

— А при чем здесь наушники? — спросила Марина.

— Наушники при приемнике. При всех приемниках бывают наушники, чтобы папы не ругались. Чтобы музыку можно было слушать тихо.

— Вы знаете, Миша, — сказал профессор Чайников. — Я не перестаю вами восхищаться. Сколько лет я вас знаю, вы все понимаете. Но самое интересное, что вы все понимаете неправильно.

— Правильно, неправильно, — пробурчал Миша, — подумаешь! Некоторые вообще никак не понимают.

— А теперь я делаю такой рисунок, — сказал профессор Чайников.

— Отгадайте, что это такое?

— Картина, — твердо сказал Миша Кувалдин. — «Воздушные шарики погружаются в тучу». Натюрморт.

— А другие версии у вас есть? — спросил профессор.

— Есть. Это картина «Гроза над демонстрацией».

— Почему?

— Потому что во время демонстрации всегда воздушные шарики носят, и очень часто бывает гроза.

Профессор поморщился.

— А вы что думаете? — спросил он Марину.

— Мне кажется, этот рисунок необходимо дополнить. Можно?

— Пожалуйста, — разрешил профессор. — И что тогда выйдет?

— А вот что, — сказала Марина.

— Теперь этот рисунок называется «Моя собачка любит рисовый суп».

— Да ерунда! — закричал профессор Чайников. — Да даже ни капельки не собачка. Даже ни капельки, ни капли не рисовый суп! Товарищи телезрители, поймите — внутри нарисован порошок.

Сразу же зазвонил телефон. Это был Фома Неверующий.

— Я знаю. Я понял. Это шапка золотоискателя на золотоносном прииске, где плохо налажен производственный контроль.

Из глаз Чайникова опять покатились глицериновые слезы.

— Да нет. Это микрофон в разрезе. Обыкновенный микрофон. А внутри насыпан угольный порошок. Когда человек говорит в микрофон, угольный порошок то сжимается под действием колеблющейся мембраны, то разжимается. Понятно?

— Понятно, — ответил Миша Кувалдин. — А что здесь делают шарики?

— Это не шарики. Это контакты. К ним подведены провода. Когда электрончики бегут по этим проводам и вбегают в микрофон, то им то легко идти внутри, то трудно. Потому что порошок то плотно лежит, то неплотно. Поэтому ток через микрофон меняется в соответствии со звуковыми волнами изо рта человека. Вам все ясно?

— Все, — ответила Марина Рубинова. — А электрончиков там не засыпает углем?

— Нет, наоборот. Чем сильнее сжат порошок, тем легче по нему бежать электрончикам. Вот смотрите. Вот у нас работает передатчик и дает в эфир колебания высокой частоты. Помните эту схему? Теперь мы включаем в нее микрофон и сажаем к микрофону Марину.

— Почему все время Марину? — обиделся Миша.

— Хорошо, сажаем Мишу. И он будет нам петь.

Профессор возобновил рисунок.

— У нас через лампу бегут вот такие колебания.

— Они же бегут и через микрофон, через угольный порошок. Теперь Миша будет для нас петь букву «А».

Марина сразу повернулась к экрану и сказала:

— Прослушайте, пожалуйста, букву «А» в исполнении певца Миши Кувалдина.

Миша набрал полную грудь воздуха и заревел, как Шаляпин:

— А-А-А-А-А — пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам.

— Пешеходов нам не надо, — сказал профессор Чайников. — Только букву «А».

Миша снова запел:

А-А-А-А — пусть бегут неуклюжеА-А-А-А — по лужамА-А-А — по асфальту рекой.

— Уже лучше, — сказал профессор Чайников. — Так вот, когда наш Миша поет «А-А-А», колеблется мембрана. Вот так:

— Порошок то сжимается, то разжимается. И электрончикам то легко бежать, то плохо. И получается так, что их частая беготня, частые колебания управляются нечастыми колебаниями мембраны микрофона.

— Профессор, — спросил Миша. — А почему колебания мембраны микрофона несчастные?

— Не несчастные, а нечастые. Такой процесс влияния одних колебаний на другие называется наложением колебаний. И теперь уже Мишино «А-А-А» при помощи высоких колебаний через антенну летит по всему белому свету. То есть получается, что мы редкие звуковые колебания рисуем частыми электронными.

— Товарищ профессор, — снова спросил Миша, — а зачем мы это делаем? Разве нельзя через антенну сразу пускать по белому свету низкие звуковые колебания? То есть мое «А-А-А»?

— Колебания низкой частоты, а по-другому звуковые колебания, плохо распространяются в пространстве. Еле-еле летают. А колебания высокой частоты чрезвычайно быстрые и шустрые.

— Давайте проведем эксперимент, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас выключим в студии все микрофоны, все электроприборы, создающие высокочастотные колебания. И все вместе будем после этого кричать что-нибудь. Интересно, услышат нас телезрители хотя бы в ближайших домах или нет?

— Дорогие телезрители, — сказал профессор Чайников. — Мы сейчас начнем кричать во весь голос. И как только вы что-нибудь услышите, немедленно звоните нам в студию и говорите — что вы услышали.

Телеоператоры начали все выключать. Пока они все выключали, Марина спросила:

— Профессор, а что мы будем кричать?

— Да все, что в голову взбредет: А, О, У! КУ-КУ-КУ!

— Готово? — спросил профессор операторов.

— Готово, — ответили телеоператоры.

— Давай! — скомандовал профессор. И все, кто был в студии, заорали благим матом: