Есть во мне солнце - Артемьева Галина Марковна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дошел черед до пирожных. Вовина бабушка похвалила меня за мой выбор. Оказалось, в этой семье корзиночки любят все! Какое чудесное совпадение. Мне предложили выбрать свою корзиночку первой. Я, конечно, отказалась. Ведь это было мое угощение.
– Я возьму ту, что останется.
Чудесным образом для меня осталась самая красивая и чудесная корзиночка с ёжиком, несущим на шоколадных колючках крохотное румяное яблочко. В нашей компании все думали о других – как же это было необыкновенно!
Ташка рассказывала о том, как принимали в пионеры их классы. Оказалось, они тоже были в Музее Ленина на экскурсии. Ташка, круглощекая, крепенькая, со светлыми волнистыми волосами была воплощением счастливого советского детства. Красный галстук, румяные щечки, серьезные серые глаза, красивая четкая речь – образцовая школьница! Ее бы на обложку «Огонька» – все бы любовались. Ташка переживала из-за своей полноты, хотя никакой особой полноты не было – детская пухлость, да. Но она уже начала взрослеть, а, значит, и страдать. Ташка гордо рассказывала. Я скромно молчала – боялась потревожить успокоившийся дух Ленина. Об этом (тьфу-тьфу-тьфу) не стоило ни вспоминать, ни думать.
Совершенно счастливый дядя Капа вдруг радостно воскликнул:
– А знаете, вы ведь первое наше поколение, не знающее войн и лишений! Вы – чудесные дети! И пусть вся ваша жизнь станет чудесной! Пусть не будет в вашей жизни, дети, ни бед, ни войн, ни голода, ни нужды!
Он налил матери, жене и себе немного вина в маленькие красивые рюмочки. Вино тогда пили не из бокалов, а из рюмочек из прекрасного цветного хрусталя.
– За будущее! За прекрасное будущее! – провозгласил Капитон Владимирович и пригубил чуть-чуть вина. То же сделали и его женщины.
Потом началось немного скучное: дядя Капа с воодушевлением принялся предрекать наступление коммунизма в 1980 году. Он доказывал свое утверждение с бумагой и карандашом в руках, подсчитывал, сколько у нас к этому времени будет выплавляться стали, как усовершенствуется тяжелое машиностроение, как усовершенствуется сельское хозяйство.
– Вы должны стать новыми людьми. Вам пользоваться тем, что для вас создали предыдущие поколения. Будьте достойны. Ваши помыслы должны быть чисты! – с глубоким убеждением повторял он.
Мы согласно кивали. Он был такой хороший и умный, Вовин папа.
Вдруг он воскликнул:
– А давайте танцевать! У нас сегодня такой день! Давно в этом доме не танцевали!
Вовина бабушка просияла:
– Давайте танцевать, дорогие!
Нас провели в кабинет Капитона Владимировича. Ах, какой это был кабинет! Три огромных окна. Массивные книжные полки вдоль стен, прекрасный старомодный письменный стол – до этого я видела подобные столы только в кино про старинную жизнь. Комната казалась огромной. В центре лежал пушистый восточный ковер, который быстро скатали и отодвинули к стене. Прекрасно натертый паркет так и манил разбежаться и прокатиться по нему. В углу кабинета стояла диковинная радиола. Такие у нас не продавались. У нас дома была обычная радиола – деревянный ящик с клавишами и круглыми ручками. С помощью клавиш и ручек можно было ловить голоса далеких радиостанций со всего света. Крышка радиолы поднималась, открывая проигрыватель для пластинок. Как же я любила ловить звуки мирового эфира, вслушиваться в звучание чужих языков и представлять себе другую, неведомую жизнь тех, кто находится далеко-далеко от меня. И пластинки… Любая музыка в твоем доме. У Вовиного папы радиола стояла не на комоде, как у нас, она высилась от самого пола и пластинки в нее вставлялись когда после нажатия на кнопку из радиолы выезжала подставка. Поставишь на нее пластинку, она сама задвигается, и через некоторое время послышится музыка. Мне очень хотелось все рассмотреть, как там устроено в этом аппарате. Но это было неприлично. Я отвела глаза.
– У нас немного не хватает кавалеров, но мы обещаем своим дамам, что танцевать сегодня будут все, да, Вова? – послышался голос дяди Капы, – Начнем с танго.
Он нажал на кнопку радиолы и, поклонившись, протянул руку жене. Та с улыбкой положила свою маленькую руку на его ладонь, и танец начался. Ах, они танцевали, как настоящие танцоры. У меня сердце заколотилось. Я мечтала научиться танцевать танго. В его музыке и движениях мне виделась непостижимая красота и тайна любви. К тому времени я уже была один раз влюблена. Мучительно, грустно и безнадежно. Объект моей любви был трагически недостижим. Нас разделяла пропасть времени. Это был поэт М.Ю. Лермонтов и герой его бессмертного романа Печорин. Два человека – некогда реально существовавший великий русский поэт и плод его гениального воображения – слились для меня в единый образ прекрасного непонятого людьми страдальца. Это потом, повзрослев, я догадалась, что не приведи господь встретить такого героя на своем пути. Ах, лучше бы не взрослеть, не обретать ясный четкий взгляд на мир и людей, не страдать, получая жизненный опыт… Лучше чувствовать и летать по волнам своих прекрасных чувств, не анализируя, ничего не ожидая, не отрицая… У меня была книжка «Герой нашего времени» в мягкой обложке, на которой изображен был прекрасный белокурый и кареглазый офицер в форме царских времен на фоне Кавказских хребтов. Я подолгу рассматривала портрет своего возлюбленного, наполняя свое сердце высоким чувством любви. И вот сейчас, при звуках танго, я испытала то же всепоглощающее чувство, какое посещало меня при чтении стихов Лермонтова и созерцании его портретов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Конец ознакомительного фрагмента.