Политическая наука № 1 / 2010 г. Формирование государства в условиях этнокультурной разнородности - Елена Мелешкина

Однако, как справедливо отмечал Д. Фурман [Фурман], продолжительная имитация оказывает существенное влияние на сознание людей и через него – на реальные политические процессы. Она появляется как тактическое решение и как средство (показной) демонстрации приверженности каким-то ценностям (в нашем случае – идеалу свободного самоопределения), но со временем усваивается не только теми, кого должна была обманывать, но и теми, кто, собственно, и затевал эту игру, или их преемниками. К тому же собственные органы власти, учреждения, учебные заведения за десятилетия своего существования сформировали в автономиях достаточно многочисленный корпус этнической (или, в других республиках – местной метисской) бюрократической, научной и художественной элиты, достаточно многочисленной, чтобы при благоприятных условиях (см. выше) стать закваской этнической мобилизации.

Описанная выше конструкция (с незначительными изменениями), а также принцип подчинения политических решений в сфере этнополитики борьбе за завоевание и удержание политической власти благополучно дожили до 1990-х годов. Декларация о государственном суверенитете РСФСР была задумана и принята как инструмент в борьбе радикал-реформаторов, контролировавших органы власти РСФСР, с умеренными реформаторами, группировавшимися вокруг М.С. Горбачева. Однако в условиях этнической мобилизации, которая в силу описанных выше закономерностей и продолжительной имитации права на самоопределение мощно разворачивалась во всех нерусских регионах Советского Союза, и отсутствия у Союзной власти политической воли решительно противодействовать сепаратистским действиям этот шаг не только лишил власти союзный центр, но и вызвал парад суверенитетов союзных, а затем автономных республик. Распад СССР повлек за собой фактическую утрату победившими радикал-реформаторами контроля за многими территориями, особенно с нерусским населением, и скатывание России к порогу государственного распада.

Летом и осенью 1993 г. до предела обострилось противостояние между ельцинской и хасбулатовской властными группировками. В поисках союзников противоборствующие стороны щедро раздавали посулы республиканским элитам. Конституционный проект, внесенный Б.Н. Ельциным незадолго до сентябрьско-октябрьских событий 1993 г., предусматривал, например, особые нормы представительства для «национальных» республик и областей, которые должны были обеспечить им не менее 50 % мандатов в Совете Федерации [Конституция Российской Федерации, ст. 85], и это притом что именно Совет Федерации, согласно указанному проекту, должен был назначать председателя правительства и решать вопрос о доверии правительству [ст. 94], об отрешении Президента [ст. 97] – вдобавок к тем полномочиям, которые вошли в окончательный текст Основного закона.

В декабре 1993 г. две республики не приняли участия в референдуме по проекту новой конституции РФ. Одна из них (Чечня) фактически, а другая (Татарстан) de jure оказались за пределами юрисдикции России. Большинство других республик приняли конституции, провозглашавшие их суверенными государствами, входящими в Российскую Федерации на договорной основе, и (где подтекстом, где expresis verbi) верховенство республиканского законодательства, объявлявшие землю, ее недра и другие природные ресурсы республик исключительным достоянием их населения. В экономической и госуправленческой сферах федеральный центр фактически утратил механизмы влияния на регионы. Вслед за конституционно-правовой суверенизацией республик все отчетливее обозначилась их фактическая суверенизация.

Только что принятая Конституция не содержала (по крайней мере, в явной форме) механизма федерального вмешательства в региональные дела, минимизация трансфертов ослабила экономические рычаги, а бесславная война в Чечне продемонстрировала ограниченность силовых средств федерального центра. Конституционные основы государственного единства страны в массовом порядке подменялись индивидуальными договорами о разграничении полномочий между Федерацией и регионами, многие положения которых, как и положения конституций республик, противоречили Конституции РФ. На августовский дефолт 1998 г. ряд субъектов Федерации, в том числе республик, ответили закрытием границ с соседними регионами и запретом вывоза продуктов жизнеобеспечения. Таким образом, основные правовые инструменты регулирования этнополитических процессов в стране – Конституция РФ, федеральное законодательство и конституции республик – по ряду важнейших позиций противоречили друг другу, экономические механизмы бездействовали, управленческие только предстояло создать.

В этой ситуации начинался тот период государственного регулирования этносоциальных и этнополитических отношений в России, который, собственно, и является предметом данной статьи.

Набор инструментов государственного регулирования этнополитических и этносоциальных процессов достаточно широк. Это, во-первых, Конституция Российской Федерации и опирающееся на Конституцию и развивающее ее федеральное законодательство. В широком смысле слова на исследуемые процессы так или иначе влияют все положения Конституции и все федеральные законы, трактующие предметы совместного ведения Федерации и ее субъектов. В более узком смысле речь идет по крайней мере о тех положениях основного закона, которыми регулируются федеративное устройство РФ, статус национально-государственных образований в составе РФ, законодательство о порядке формирования Совета Федерации и о выборах депутатов Государственной думы, об основных принципах организации органов законодательной и представительной власти в субъектах Федерации, законодательство о партиях, бюджетное законодательство в части бюджетных взаимоотношений между центром и регионами, законодательство о языках народов Российской Федерации и о культуре и образовании, а также подзаконные акты в названных сферах.

Следующий уровень государственного регулирования – законодательство субъектов Федерации: их конституции и законы по разделам «конституционное законодательство», «культура», «образование», «экология», а также подзаконные акты к ним. Например, вместе с законами о языке и законами о культуре в большинстве республик в составе РФ принимаются на уровне постановления Правительства или даже в качестве неотъемлемой части самого закона программы мер по их реализации.

Этнополитическая проблематика не исчерпывается нормативной базой взаимоотношений между республиками и Федерацией и законодательством этих республик. В Российской Федерации постоянно и в течение длительного времени – во многих случаях веками – компактно или дисперсно проживают представители этнических групп, не имеющих в России «своих» территориальных образований. По данным переписи 2002 г., в РФ постоянно легально проживают 2 млн. 942 тыс. украинцев, 1 млн. 130 тыс. армян, 870 тыс. белорусов, 650 тыс. казахов, 621 тыс. азербайджанцев, 597 тыс. немцев, 229 тыс. евреев, 200 тыс. грузин и т. д. За последние десятилетия численность некоторых этнических групп (армяне, азербайджанцы) значительно возросла, других (немцы, евреи, украинцы) существенно уменьшилась. Но как бы то ни было, государство не может устраняться от обеспечения этноспецифических культурных, языковых и т.д. потребностей этой части своих граждан.

Особый комплекс проблем связан с небольшими по численности, но многочисленными этносами, компактно проживающими в основном (но не исключительно) на территории Сибири и Дальнего Востока. Согласно данным переписи 2002 г., таких народов – численностью до 50 тыс. человек – 45. Самые большие из них – нивхи (51 162 человека), ненцы (41 302), абазины (37 942), самые малочисленные – кереки (8 человек), проживающие (или, во всяком случае, проживавшие в 2002 г.) на Чукотке, тазы (276 ), энцы –237 (Таймыр). 28 таких народов насчитывают менее 5 тыс. человек, 11 – менее 1 тыс. Все они находятся на грани исчезновения как в силу ассимиляции с более многочисленными этносами, так и в силу депопуляции. «Считается, что в мире каждые две недели умирает один язык. Если так будет продолжаться, то к концу столетия исчезнут около 2500 языков. Столь значительная потеря языкового достояния человечества всего за сто лет – культурная катастрофа», – отмечает известный мексиканский правовед Диего Валадес [Валадес, 2008, c. 78]. Россия рискует внести весомый вклад в эту печальную статистику, тем более что большая часть коренных малочисленных народов находится на доиндустриальной стадии развития и как целое трудно интегрируются в современное общество. Государство обязано регулировать вопросы, связанные с этими 350 тыс. своих граждан (такова совокупная численность коренных малочисленных народов), и делать это как на федеральном уровне, так и на уровне субъектов Федерации.