Юрбен Грандье - Александр Дюма

Архиепископ Бордосский принял жалобу Юрбена Грандье и сделал внизу следующую приписку:

«По рассмотрении настоящего прошения нами и нашим прокурором, отправляем просителя к прокурору в Пуатье для удовлетворения его просьбы, а также приказываем г-ну Барре и отцу иезуиту Эске, живущим в Пуатье, равно как отцу ораторианцу[25] Го, живущему в Туре, в случае необходимости экзорцизма поступать согласно нижеследующему распоряжению:

прочим лицам вмешиваться в упомянутый процесс изгнания бесов запрещаю, под страхом наказания».

Как мы видим, его высокопреосвященство архиепископ Бордосский в своем просвещенном и благородном решении предусмотрел любые случайности, и когда этот приказ был доведен до сведения священников в монастыре, одержимость с монахинь как рукой сняло, а всяческие слухи на сей счет прекратились. Барре вернулся в Шинон, представители епископа Пуатье тоже отправились по домам, а монахини, излеченные на сей раз основательно, утихомирились и замолчали. Архиепископ снова предложил Грандье сменить место службы, но тот ответил, что, даже если ему предложат епископство, он не оставит свою должность простого луденского кюре.

Для монахинь же дело завершилось как нельзя более неудачно: вместо того чтобы стяжать всеобщее уважение и материальную поддержку, как обещал Миньон, они навлекли на себя позор и еще большее безденежье, так как родители стали забирать дочерей из монастыря, а теряя пансионерок, он терял и последние средства к существованию. Такое отношение горожан к урсулинкам повергло их в отчаяние; известно, что у них начались бесчисленные ссоры с исповедником, которого они упрекали в том, что вместо обещанных духовных и материальных благ они за совершенный ими грех получили в награду лишь нищету и бесчестье. Сам же Миньон, несмотря на снедавшую его злобу, не мог ничего предпринять и, отнюдь не отказавшись от планов мести — он был из тех, кто никогда не теряет надежды, — по необходимости держался в тени и делал вид, что смирился, хотя на самом деле постоянно следил за Грандье, чтобы при первом же удобном случае схватить выскользнувшую из когтей добычу; такой случай, к несчастью для Юрбена, не замедлил представиться.

Это произошло в 1633 году, то есть в период наивысшего могущества Ришелье: кардинал-герцог, занимаясь своей разрушительной работой, принялся сносить замки, когда не мог рубить головы. В этом он руководствовался словами Джона Нокса[26]: «Разорим гнезда, а вороны сами разлетятся». Одним из таких каменных гнезд оказалась луденская цитадель, и Ришелье дал приказ ее разрушить.

Приехавший в Луден с этой миссией человек был из тех людей, каких за сто пятьдесят лет до этого Людовик XI подбирал для того, чтобы уничтожить феодализм, а через сто пятьдесят лет после этого Робеспьер — чтобы уничтожить аристократию[27]; каждый дровосек нуждается в топоре, а жнец в серпе, поэтому мозгом дела был Ришелье, а Лобардемон — орудием.

Однако, будучи орудием, наделенным умом, Лобардемон понимал, какие страсти движут его хозяином, и удивительно умел к ним приспосабливаться: какова бы ни была очередная страсть Ришелье — неистовая и пылкая или тайная и глухая, Лобардемон был готов разить железом или травить клеветой в зависимости от того, что следовало принести в жертву — кровь либо честь.

Итак, в августе 1633 года сей господин прибыл в Луден и, выполняя свое поручение, обратился к старому другу кардинала и мэру города г-ну Мемену де Сийи, которого, как мы упоминали, Барре и Миньон уже успели привлечь на свою сторону. В приезде г-на де Лобардемона Мемен увидел руку Провидения, возжелавшего помочь ему одержать победу в деле, которое он считал проигранным, и он тут же представил гостю Миньона и его друзей. Они были приняты весьма любезно, поскольку настоятельница приходилась родственницей грозному советнику кардинала. Мэру удалось вызвать гнев гостя, намекнув на то, что архиепископ Бордосский своим приказом нанес оскорбление ему самому и всему его семейству, и вскоре новоявленные сообщники думали лишь о том, как бы привлечь на свою сторону кардинала-герцога. Вскоре выход был найден.

Среди фрейлин королевы-матери Марии Медичи была некая девица Аммон, которая, однажды случайно заговорив с нею, понравилась и была оставлена при дворе. Родилась же Аммон в Лудене, в простой семье, где и провела большую часть юности. Грандье, являвшийся ее приходским священником, знал ее лично и, так как она была девушкой остроумной, любил проводить время в ее обществе, когда она жила еще в Лудене. В один из периодов опалы кардинала на свет появилась некая сатира, направленная против министров, но в первую очередь против него самого. Это бойко написанное и полное горьких насмешек сочинение приписывалось девице Аммон, которая, естественно, разделяла ненависть Марии Медичи к ее заклятому врагу и, находясь под ее августейшим покровительством, была неуязвима для кардинала, затаившего на нее злобу. И вот заговорщикам пришла мысль приписать эту сатиру перу Грандье, который легко мог узнать от Аммон подробности жизни кардинала, в ней описанные. Если министр поверит этой клевете, можно считать, что Грандье погиб.

Обо всем договорившись, заговорщики отвезли г-на Лобардемона в монастырь, куда демоны поспешили возвратиться, как только узнали, какая важная особа их посетила: монахини вновь забились в судорогах, весьма похожих на настоящие, и окончательно убежденный гость отправился в Париж.

Едва советник упомянул в разговоре с кардиналом имя Грандье, как сразу понял, что вымышленную историю с сатирой можно даже не пускать в ход: услышав имя луденского кюре, министр мгновенно пришел в состояние крайнего раздражения. Дело в том, что, служа когда-то священником в Куссе, Ришелье однажды рассорился с Грандье, который, будучи уже луденским кюре, заступил ему дорогу; кардинал так и не забыл этого оскорбления, и Лобардемон сразу увидел, что тот тоже горит желанием рассчитаться с несговорчивым кюре.

Поэтому советник немедленно получил следующий приказ, датированный 30 ноября:

«Г-н Лобардемон, королевский советник по государственным и частным вопросам, направляется в Луден и, буде возникнет такая необходимость, в другие места для тщательного расследования известных и неизвестных обстоятельств, касающихся Грандье и случаев одержимости монахинь-урсулинок в Лудене, равно как других лиц, коих одолевают и мучают бесы, насланные означенным Грандье, а также для выяснения всего, что произошло с начала изгнания бесов из монахинь, для ознакомления с протоколами и прочими документами, составленными уполномоченными и представителями, для присутствия при имеющих быть изгнаниях бесов и составления протоколов, равно как для прочих действий, имеющих целью проверку и доказательство упомянутых обстоятельств, и в первую очередь для сбора сведений, дознания и ведения дела означенного Грандье и прочих, кто окажется его сообщниками, вплоть до окончательного приговора, причем никакие протесты, обжалования и отводы приниматься в расчет не должны, и дело, учитывая тяжесть преступления, не подлежит отлагательству даже в том случае, если упомянутый Грандье потребует перенести его в другой состав суда. От имени его величества приказываю всем губернаторам и военным губернаторам провинций[28], всем бальи, сенешалям и прочим должностным лицам города, равно как и всем подданным, содействовать в выполнении его приказа всеми имеющимися у них в наличии средствами».

Вооруженный этим приказом, который был равнозначен готовому приговору, Лобардемон в девять вечера 5 декабря прибыл в Луден, остановился, чтобы его никто не увидел, в предместье и отправился к мэтру Полю Обену, королевскому приставу и зятю Мемена де Сийи. Свой визит ему удалось сохранить в тайне, так что Грандье и его друзья ни о чем не узнали, однако предупрежденные заранее Мемен, Эрве, Менюо и Миньон тотчас же прибыли на его зов. Лобардемон рассказал им, как обстоят дела, и продемонстрировал приказ, однако данные ему обширные полномочия показались заговорщикам недостаточными, потому что в них не содержалось даже упоминания об аресте Грандье, а он в любую минуту мог скрыться. Улыбнувшись тому, что его могли заподозрить в подобной оплошности, Лобардемон извлек из кармана два экземпляра другого приказа (на случай, если один затеряется), датированного также 30 ноября и подписанного Людовиком и ниже — Фелипо. Этот приказ звучал так:

«Людовик… и пр.

Сим приказываем г-ну Лобардемону, личному королевскому советнику, арестовать и поместить в надежное место под стражу упомянутого Грандье и его сообщников; городским прево, а также прочим чиновникам и подданным приказываем содействовать в исполнении данного приказа и повиноваться распоряжением господина Лобардемона, а губернаторам и военным губернаторам повелеваем оказывать ему всю необходимую помощь».