«Всё возможно, но так не бывает…» 300 стихотворений - Игорь Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты была в этом мире расколотом
Аридной с клубком наяву.
Завивалась серпом и молотом
Непослушная прядь на лбу.
Я твоим пролетарским гневом
Пропитался, как страстью, весь.
Непорочной тебя видел Девой,
Казнь от рук твоих счёл бы за честь.
И когда я стоял у стенки,
Я в тебя был до гроба влюблён.
Грянул выстрел… Открылись веки
С сожаленьем, что это лишь сон…
113. «Любовь и ты – слова-синонимы…» (лирика)
Любовь и ты – слова-синонимы.
Благодаря тебе она имеет образ.
Обиду с губ едва оброним мы,
Я чувствую, что сваливаюсь в пропасть.
Пускай я за собой вины не вижу,
Будь Папы Римского святей я во сто крат,
Но я скажу, раскаянием движим:
«Прости, Любимая, я очень виноват!»
И губы сжатые расслабятся в улыбке,
В глазах роса заблещет вместо слёз,
Ты мне ответишь, не признав своей ошибки:
«И ты меня прости. Я не всерьёз…»
114. На окском берегу Тарусы…» (лирика)
На окском берегу Тарусы
На шею лебединую твою
Рябиновые огненные бусы
Надену и шепну тебе: "Люблю".
Но ветер, в волосах твоих играя,
В заречные осенние поля
Мои признанья унесёт, а там их стая
Залётных птиц склюёт, как дар жнивья.
И даже если им всходить весною,
Стать васильковой россыпью во ржи,
Ты будешь околдована не мною,
Не мне тебя судьбой обворожить.
Другого примешь ты слова и розы,
И страстные объятия в ночи.
А скорбная Цветаева из бронзы
Мою любовь возьмёт. И промолчит…
115. АБСТРАКТНОЙ МУЗЕ (ироничное)
Я прекрасный объект для внушений,
Мне вменяются все грехи.
Укоряй меня чаще в лени,
Я всё сделаю вопреки.
Поноси меня несусветно,
Плачь, мол, я ни на что не дюж.
Муза любит пилить поэта,
Словно он ей законный муж.
И твоими потугами ставший
Узнаваемым на века,
С молодой новой музой Наташей
Я махну тебе ручкой: «Пока!..»
116. ПРО ТАРУСУ (гражданская лирика)
Паустовского кроткая слава
На Тарусу печатью легла.
Русская литература устала,
Обмелела, как Ока, на слова.
Не гогочут в Тарусе гуси,
Не кричит по утрам петух.
Стиль изящный в Тарусе струсил,
Испустил сочинительский дух.
Здесь по кладбищу бродит лихо,
С 90-х ему тут легко.
И лежит Паустовский тихо
В пышном круге могил «братков».
Не был он трибуном горячим,
Не воспел, говорят, эпоху,
Избежал репрессий. Тем паче,
Не писал о России плохо.
Жил в Тарусе, где берег особо
У Оки дальнозорок, высок.
Вот бы встал Паустовский из гроба,
Приподнял и писательский слог.
И, глядишь, Ахмадуллина, следом
И цветаевская строка,
Силе слова вернули бы кредо,
Полноводною стала б Ока,
И, наполнившись смыслами, чтобы
Продолжала степенно течь.
Брали бы города не бомбы,
А красивая русская речь.
И воскрес бы тогда Заболоцкий
У Маруси слезу утереть,
«Городок» свой увидеть не скотским,
А с «особенной статью» впредь:
Где Таруса на окской выси,
Не являясь такой де-юре,
Навсегда остаётся в мыслях,
Как Россия в миниатюре…
117. «Все красотки родятся южнее Москвы…»
Все красотки родятся южнее Москвы,
И этому есть объяснения.
Там степи, тепло, много травы
И броски, изящны растения.
На севере в пухлой капусте найдут
По толстому карапузу.
На юге аисты стройняшек кладут
В подсолнухи и в кукурузу.
У красоток тех стебельковый стан,
В глазах их шёлк ковылей.
И каждый день, что жизнью мне дан,
Влюбляюсь в них всё сильней…
118. «Если "на поправку" не хватит…» (ироничное)
Если "на поправку" не хватит,
Я под утро возьму у тебя.
Ты выйдешь в домашнем халате,
Края его теребя.
На лице твоём: булочном, сонном,
Не успеет проклюнуться злость,
И страшных проклятий сонмы
В тебе ещё дрыхнут, небось.
Вид у меня будет жалким,
И ты – словно ночь всю ревела.
Сама дашь, не из-под палки,
На чекушку для опохмела.
И только крикнешь мне в спину:
"Ещё раз здесь обнаружу,
Тебя я с лестницы скину
И пожалуюсь мужу!"
Но круг повторится порочный
И новый тебе в сердце нож -
Две вещи я знаю точно:
Талант и любовь не пропьёшь…
119. «Моя девочка – источник Счастья…» (ироничное)
Моя девочка – источник Счастья.
Словно цветок подсолнуха, солнечна.
Как бриллиант, она блестящая
И до совершенной огранки обточена.
И если она семечки лузгает,
То плюётся не шелухой,
А яхонтами и изумрудами.
От того я с ней добрый такой…
120. НОЧЬ В ТООМПЕА (ироничное)
В Старом Таллине ночью
Иногда трясутся колени,
Когда наблюдаешь воочию
Реальную жизнь привидений.
Когда в Тоомпеа-Вышгород
По мрачной Длинной Ноге
Крадёшься с оглядкой, как жиголо
К богатой ещё-не-вдове.
И вздрагиваешь под фонарями,
Когда попадаешь в круг света,
Что, схваченный упырями,
Разденешься до скелета.
Словно колокол сзывает на похороны,
Бьют шаги по булыжникам склизким,
И шарахаются в разные стороны
Кошки драные и трусихи-туристки.
Если кошкам и есть куда лезть,
Щель найдётся для них непременно,
То туристки, кто как, и бог весть,
Замуровываются в темень и в стены.
И едва я пройду, за спиной
Слышу их убегающий цокот,
Но какая-то, всё же, за мной
Возжелает плестись одиноко.
И чего ей приспичило вдруг?
Хочет след от укуса на вые
Мне оставить? Иль взять на испуг,
В подражание Панночке в «Вие»?
Я ведь сам каждой тени боюсь
И поджилки дрожат, словно студень,
Но позорить огромную Русь
Не могу посреди мелкой чуди.
Я пойду до конца. Туда,
Где площадка с видом на город,
И туристке этой не дам
Запустить коготки мне за ворот.
Посадив попкой на парапет,
Парень там уже девушку тискает.
Загляну сквозь них (как бы их нет)
В чёрный омут залива Финского.
И увижу в подсветке белёсой
Копьевидную тень Олевисте,
И затихшие, без матросов,
Корабли и пустынную пристань.
Им вставать через час или два,
Сиплым басом петь трубные песенки,
И носиться туда и сюда
Скоростными паромами в Хельсинки.
Парень девушку ночь напролёт
Познавать собирается близко.
В двух шагах от меня вздохнёт
Плотоядно, с надрывом, туристка.
На неё покошусь невзначай -
Вздохи-ахи, а вид недотроги.
Достаёт мне едва до плеча,
То в меня вперит взгляд, то под ноги.
Тельце, словно паучья сеть -
На глазок она грамма не весит.
По
