Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире - Галина Калинина

По отношению к окружающим он бесче­ловечен, завистлив, коварен, вероломен и скло­чен. Благодеяний без награды не любит, разве только победит тщеславие. Нет греха, на кото­рый не решился бы служитель мамоны — от него воровство, святотатство, убийства, преда­тельства.

Личность стяжателя зачастую олицетворяет собой идеологию пуританства с его вымученным аскетизмом, культом деловых отношений и све­денными к минимуму телесными потребностями при непомерной гордости.

Гордость житейская есть ненасытимое жела­ние возвышения или усиленное искание средств и путей, через которые можно было бы стать выше других.

Самолюбие в этой страсти действует очевид­нее всего. Гордость и есть олицетворение самолю­бия, явление его в действии, в заботе о своем «я».

Первое порождение гордости — внутреннее и скрытое — самомнение, считающее всех лю­дей ниже себя: даже великие мира сего случайно являются таковыми, когда мы пребываем в уни­жении, по причине случая и козней завистников. Внешне гордость обнаруживает себя или в иска­нии превосходства через телесную красоту, одеж­ду, связи с сильными мира сего — и тогда это есть тщеславие. Обращаясь к чести и славе гордость выступает как властолюбие и честолю­бие; а ища людского преклонения и внимания — она есть славолюбие.

Во всех этих видах гордость сопровождается еще своеволием, самоуверенностью, самонаде­янностью, высокомерием, претензиями на луч­шее, презрением к окружающим, неблагодар­ностью, завистью и гневливостью до мести и злопамятства. История и литература перепол­нены персонажами, страдающими этой страс­тью, и думается, каждый найдет там пример.

По отношению к религии и к Богу гордец есть самый опасный человек. Он способен впасть в самую бездну нечестия. Желая выделиться из толпы, он или сам изобретает, или легко увлека­ется новыми учениями и философиями, дающи­ми ему возможность хоть как-то отличиться. Такие люди чаще всего являются изобретателя­ми различных ересей и сомнительных верова­ний, они становятся во главе нового учения или секты и пожинают славу мудреца и учителя, упиваясь своей мнимой властью над людьми. Протопоп Аввакум, увлекший Церковь к раско­лу, Блаватская, создавшая теософское обще­ство, царь Иван Грозный, возомнивший себя высшим судией и вершителем судеб, Вольтер, разрушивший основания нравственности, а так­же современные лидеры различных сект — все они и многие им подобные были жалкими раба­ми этой пагубной страсти.

Во внешнем богопочитании такой человек любит блеск, искусственность, поклонение, во внутреннем — напряженность и высоту, в мо­литве — велеречивость, в поведении — причуд­ливость.

Часто воздержанность, высокая работоспо­собность, терпеливость, упорство создают таким людям ореол истинного подвижника и мученика за идею — но только ореол, ибо все это доброде­тели-средства, а не добродетели-качества, и цена их зависит от того духа, с каким они стяжаются и реализуются. Ведь конечной целью такого «под­вижника» всегда будут собственный блеск, сла­ва и жажда восхищения от окружающих. Гнев и зависть не дают ему покоя, от чего он скоро истощает свои силы и наживает болезни.

По отношению к окружающим он больше других типов несправедлив: все свершение отно­сит к себе, а поражения приписывает окружаю­щим, всегда жаждет повелевать и никогда — повиноваться. Другие для него лишь средство к достижению цели, и он манипулирует людьми, где силой, а где лестью и обманом. Ему более приятно, чтоб его боялись, чем любили.

В жизни частной и общественной все самые страшные беды от таких людей. Низшие с таким характером не хотят повиноваться, не признают никаких авторитетов, не сулящих им выгод, не терпят лежащей на них ответственности и уз долга и поэтому всегда готовы к возмущению и бунту. Высшие — самовольные, жестокосерд­ные тираны, не знающие милосердия и сочув­ствия. Такие люди ни в ком не вызывают симпа­тии, ненавистны людям и Богу, Который им про­тивится и нередко их унижает для вразумления.

Вспомним революционеров-террористов и их судьбы.

Как это ни странно, лучше всего дух гордости передают имперские культуры Древней Персии, Древнего Рима, с одной стороны, и высокая готика — с другой, с ее воплощенными в искус­стве душевными порывами, рвущимися в небо любой ценой.

Рассмотрев три порождения самолюбия — похоть плоти, похоть очей и гордость житей­скую, мы видим, что они являются как бы родо­начальниками всех других страстей человечес­ких. Что же такое страсть?

Святоотеческое учение дает следующее оп­ределение: «Страстью называют такую склон­ность и такое действие, которые, долгое время гнездясь в душе, посредством привычки обраща­ются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания и согретый и воспитанный в серд­це, превращается в привычку»[16]. То есть, говоря о страсти, мы будем говорить о том состоянии греховности человека, когда грехи в нем прояв­ляются и как расположение, как состояние и настроение души.

Согласно православной антропологии страс­ти — это не сторонние силы, которые пришли в нас извне и которые мы должны искоренять, но, скорее, это энергии души, которые повреждены и нуждаются в преображении.

Страсть — последний этап в развитии греха. При повторяющемся действии она набирает силу и завладевает человеком. В аскетическом бого­словии страсть определяется как противоестес­твенное движение сил души.

Все бесконечное разнообразие «страстей», соответственно множеству и разнообразию ду­хов злобы, свв. отцы[17] сводят обыкновенно к восьми главным:

1)   чревоугодие,

2)   блуд,

3)   сребролюбие, 4)гнев,

5)  печаль,

6)  уныние,

7)  тщеславие,

8)  гордость — -

и обычно разделяют их на телесные (плотские) и душевные. Телесные, или плотские страсти осно­ваны на естественных физиологических потреб­ностях и инстинктах, а душевные коренятся в чувственной и волевой сфере человеческой пси­хики. Однако причинами и телесных и душевных страстей является поврежденная грехом челове­ческая душа[18]. Поэтому даже в такой, казалось бы, сугубо «телесной» страсти, как чревоугодие, очень трудно провести четкую грань между фи­зическим и психическим элементами.

Нелишне будет кратко охарактеризовать по­нятия «тело» и «плоть» в аскетике[19].

Словом «плоть» христианская вероучительная традиция обозначает падшую душевно-телес­ную природу человека, на которую действуют мир и диавол. Пока человеческое тело сводится к биологическому естеству, оно будет плотью. Плоть, если можно так выразиться, — это биология. Но тело может быть и «бесплотным». Оставаясь телом, оно преображается и стано­вится нетленным, прелагается в свет. Тело мо­жет «уподобиться душе» (прп. Максим Испо­ведник[20]). Человеческое тело может стать иным, его ждут духовное преображение и воскресение в силу сопричастности Христу. Несмотря на эти различия, очень часто понятия «тело» и «плоть» подменяют друг друга.

Итак, на основании многочисленных свято­отеческих писаний всякую страсть можно опре­делить как длительное и сильное желание, а желание, в свою очередь — как осознанную потребность, проявившуюся и определившуюся благодаря прежним опытам ее удовлетворения. Например, пока человек не попробовал пиво, он не знает, вкусное оно или нет, ему его и не хочется. Но если знакомые и реклама примутся вовсю его уговаривать, то, уступив им, он получит первый опыт удовлетворения страсти чревоугодия — организм получит ненужный для себя и вредный продукт, а человек, поддавшись на приманку, может приобрести страсть к винопитию или, выражаясь проще, пивной алкоголизм. Таким образом, в составе страсти следует различать сердечное расположение и привычные действия, удовлетворяющие страсть.