И уплывают пароходы, и остаются берега - Евгений Носов

Савоня еще раз прихлебывает из ложки и отодвигает ведро от огня чуть в сторону.

- Так... Где вечерять желаете? Здеся или в избе?

- Мальчики, давайте здесь, на воздухе.

- Оно, конешно, вам на воздухе интереснее. Дак тади стол надобно выставить. Там у меня и миска гдей-то была. Только беда, ложек нету, одна-разъединая.

- У нас есть картонные стаканчики.

- Ну тади можно и кушать.

Кличут Гойю Надцатого. Тот молча протягивает руки к огню, потирает выпачканные мелками легкие долгопалые ладони. Взгляд у него далекий, отсутствующий, как у пророка, и видно, что весь он еще там, на берегу, где осталась его тренога.

Из избы выволакивают стол и лавку, ставят между костром и стеной сторожки, из камней и досок сооружают еще сиденья. Шурочка достает из рюкзака хлеб, полкраюхи сыру, стопку бумажных стаканчиков. Савоня щепкой поддевает ведерную дужку, на ходу обдувает днище и водружает ведро с ухой на середину столешницы. Все рассаживаются с тем нетерпеливым оживлением, которое всегда сопутствует еде под открытым небом.

- А вы что же? - спрашивает Савоню Шурочка, разливающая уху по стаканчикам, которых хватило и под водку.

- Кушайте, кушайте,- мнется в стороне Савоня,- я тут за теплинкой послежу.

- Давай, б-батя! - Дима-маленький выставляет три бутылки "Столичной".Пропусти лампаду.

Савоня, поупорствовав для приличия, присаживается на краю скамьи рядом с Гойей Надцатым, вешает мичманку себе на колено, приглаживает волосы, сквозь остатки которых проглядывает младенчески розовый череп, и, пока Дима-маленький откручивает пробку и разливает всем по бумажным стаканчикам,сдержанно покашливает, делая вид, что осматривает кровлю сторожки. Тем временем Шурочка разливает уху и на обрывках газеты кладет перед каждым по куску рыбы.

- Ой, давайте, давайте! - торопит она.- Есть хочу - умираю!

Стукаются мягкими, гнущимися под пальцами стаканами, Савоня привстает, тоже тянется чокнуться: "Побудем живы, дак..." - и выпивает свое степенно, с праздничной торжественностью.

Уха получилась хороша - крепка, навариста, с душистой янтарной пленочкой, и все набрасываются на нее с азартным упоением.

- А вы знаете,- неожиданно разговорилась Рита, платочком вытирая запотевшие очки,- я ведь чуть было не уехала рейсом "Москва - Астрахань".

- Перепутала теплоходы? - усмехается Дима-большой, обирающий мякоть с лещевой хребтины.

- И ничего я не перепутала. Просто не достала путевки. За два дня до меня последнюю продали.

- Суду все ясно.

- Предлагали на сентябрь. Но куда же я в сентябре? В сентябре занятия.

- А что в Астрахани?

- Как - что? Туда и обратно. Есть такой рейс. Пришлось, как видите, плыть совсем в другую сторону.

- А какая разница?

- Не загоришь, зиму будешь бегать бледной дурочкой.

- Бегать черной дурочкой лучше?

- Но в общем-то я ничего не потеряла. Здесь, оказывается, тоже неплохо. И потом, все на юг и на юг, ужас!

- К-кому добавки? - Дима-маленький, взявший на себя роль виночерпия, отшвыривает через плечо пустую бутылку и распечатывает новую. Шурочка тоже не забывает подливать юшки и оделять рыбьими ломтями, набитыми желтой икрой, похожей на пшеничную кашу.

- Ой, мальчики, не могу!- наконец переводит она дух и двумя пальцами трясет на груди свитер.- Аж жарко стало!

- Накижалась? - хохочет Дима-большой.

-- Ужасно, как наелась!

- Давай отстегну юбку.

- Димка, ты невыносимый тип! - обижается Шурочка.- При тебе нельзя ничего сказать. Отчего ты на себя напускаешь?

- На меня дурно влияла улица.

- Болтун! Ты лучше скажи, за что тебя отчислили из института?

- Не отчислили, а ушел по собственному желанию. Как в Одессе говорят, это две большие разницы, мадам.

- Нет, правда. Ты прошлый раз что-то такое говорил... Что-нибудь натворил, да?

- Бывает, Шурок, бывает...

- И что ты будешь делать, несчастный?

- Поеду к бабке в Тюмень, у нее там корова. Или к Димке в Калугу. Буду помогать ему отливать зубы для пенсионеров.

- А разве наш маленький Дима протезист? - изумляется Шурочка.- Димчик, правда? Ты зубной техник? Ни за что не подумаешь!

Дима-маленький, сияя золотым зубом, прикладывает бутылку к сердцу.

- Какой-то там отливщик в платной стоматоложке,- хохочет Дима-большой.

- Так точно, в б-блатной! - выпаливает Дима-маленький.

- Но калым имеет. Так что можешь выходить за него замуж. Правда, зашибает маленько. Все брови стер.

- При чем тут брови? - не понимает Шурочка, и оттого все взрываются дружным смехом.

- На бровях ходит!

- Ладно трепаться! - смущается Дима-маленький.

- А хотите номер? - регочет Дима-большой.- Это как я в первый раз с ним встретился.

- Брось, ну с-сказал...- еще больше краснеет Дима-маленький.

- Захожу, значит, в туалет... Где-то под Кимрами. Смотрю, стоит, чуб на глаза, в зеркало глядится. А самого ведет из стороны в сторону, мордой не может попасть в зеркало.

За столом прыскают.

- Ты чего, спрашиваю, дверь ищешь? А он мне: с-слу-шай, друг, ув-в-важь... Познакомь с какой-нибудь... А я, приедешь ко мне в Калугу, з-зубы тебе з-здeлаю...

- Ой, не могу! - виснет на руке Димы-маленького Шурочка.- Бедный мой Димульчик! И что же?

- Сам, говорю, не можешь познакомиться, что ли? А он: всех уже расхватали, падлы! Есть, говорит, одна, в семнадцатой каюте, да у нее ангина, горло перевязанное, не хочет со мной р-разговаривать.

И опять дружный взрыв хохота, смеется и сам Дима-маленький.

- И ты пообещался? - топочет в изнеможении Шурочка.

- А как же! А иначе не уходит. Там же, в гальюне, заключили трудовое соглашение.

- Ну хохмач!

- Предложил познакомить с одной. Вы все ее знаете, толстая такая, чулки все на палубе вяжет.

- Тетю Феню? Ой, обхохочешься!

- А ему какая разница? Ему было уже не до Фени... Ага, говорит, уважь... Отвел я его в его же каюту, он сразу и захрапел, отбросил копыта... А на другой день заходит, головой крутит: я, говорит, вчера б-бузил... Это я так... А зубы, говорит, я тебе и затак з-зделаю. Приезжай только в Калугу.

Рита пересаживается к Диме-большому, запускает руку в его брючный карман, достает сигареты.

-- Что, подруга, перекур? - трясет он смоляным чубом и, облапив Риту за плечи, поет ей шутливым баском:

Пусть удобства мало, пусть погоды вьюжны,

Не волнуйся, мама, мы туда, где трудно...

Савоня, храня в себе праздничное настроение, радуясь веселому застолью, участливо слушает, о чем говорят гости, потом и сам пытается завести разговор со своим тихим молчаливым соседом.

- Время и нам покурить, дак...- наклоняется он к Гойе Надцатому, протягивая ему обшарпанную пачку "Севера".- На-кось моих, простецких.

- Спасибо, не курю,- отстраняет папиросы Гойя Надцатый.- Как-то не научился.