Мантия с золотыми пчелами - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рвал в нетерпении ее вышитую сорочку, наваливался своим коротким тяжелым телом, часто дышал в лицо, обдавая запахом яблочного вина, с животным наслаждением вгрызался в ее плоть… Казалось, не человек он вовсе – демон похотливый, жадный до удовольствий, с силою зверя, со страшным бесцветным взглядом. От этого взгляда Ксения цепенела, теряла всякую волю к сопротивлению, позволяла творить над собою поругание и срам, коих не представлялось ей в самом кошмарном сне…
Очнувшись от наваждения, она не могла понять, как до сих пор не умерла, как продолжает терпеть унижения и позор, подвергая себя насилию ненавистного тирана. Молиться Ксения не могла – уста ее сковывались, а по телу разливалась невыносимая боль. Предоставленная сама себе в запертых снаружи покоях, она бродила от стены к стене, ощущая всю бездну своего падения и взывая о спасении к покинувшему ее жениху. Но тот ее не слышал…
В конце лета, измучив Ксению своей ненасытной страстью, Дмитрий вдруг предложил:
– Хочешь, отпущу тебя, красавица? Денег дам, карету, коней резвых…
– Не верю…
– Опять правы люди, – заложив руки за спину, заявил новый «государь». – Умна ты больно, отроковицей еще славилась «чудным домышлением». Так просто не отпущу. Выкуп потребую. Отдай мне то, что оставил датский принц Иоанн…
Ксения отшатнулась, побледнела:
– Не знаю, об чем говоришь…
– Трепыхнулось сердечко? – ухмыльнулся расстрига. – Ты мне не лги, голубица! Не то перышки вмиг ощипаю!
– Ничего не знаю, – уперлась Ксения.
Круглое лицо самозванца со вздернутым носом побагровело от ярости, но он сдержался, сжал пальцы в кулаки.
– Врешь! Себе надумала дорожку к трону проторить. А нету в тебе истинно царской крови! Ни капельки! Отец твой, Борис, из простых опричников вышел, конюшим[13] служил моему батюшке Иоанну Грозному. Едино по слабоумию братца Федора Иоанновича до власти был допущен. А мать твоя – дочь гнусного злодея – через то в царицы выбилась. Они на мой престол посягнули!
Ксения, стараясь не смотреть ему в глаза, забормотала:
– Ты не сын царя, ты беглый инок, расстрига и вор, Гришка Отрепьев. Колдовством, волхвованием трон занял. Настоящий царевич в Угличе погиб, зарезался по неосторожности. Мамки проглядели! Он в ножички любил играть, а тут приступ падучей болезни случился, вот он и ткнул себя ножиком… Не виноват мой батюшка в его смерти! Не мог он…
– Борис вознамерился преступным путем надеть шапку Мономаха, – мрачно изрек самозванец. – Токмо меня верные люди спасли. Как сына княгини Соломонии! Не в разбойники же мне подаваться?
Ксения опустила голову, понурилась. Ей была известна печальная история Соломонии Сабуровой, жены Василия III. Родила ли она в монастыре сына, и куда потом исчез мальчик, оставалось загадкой.
Лицо самозванца без бороды и усов, по-европейски выбритое, просветлело, оживилось. Его настроение быстро менялось. Угрюмая задумчивость переходила в бурное веселье, а смех мог оборваться, разражаясь приступом злобы. Будто бы в нем сидели два разных человека.
– Подло поступил князь Василий со своей княгиней, – заявил он. – За то и поплатился! Молодая женушка его – чик, и спровадила на тот свет…
В такие моменты уродец казался Ксении чуть ли не пророком, дьявольской хитростью своей проникающим в чужие тайны. Может, и верно, что бес в него вселился…
– Хочешь, к венцу тебя поведу? – неожиданно предложил Дмитрий. – Честь по чести! Будешь не наложницей, а венчанной женой, царицей.
– Ты полячке обещался…
– Марина далеко, а ты рядом… Московиты к тебе привыкли, ты одной с ними веры, православной. А польская панна – католичка, ей креститься надобно. Некрещеную иноверку архиереи благословлять не станут и мирром не помажут.
Ксения молчала, не поднимая глаз. Соблазн был велик. Став государыней, она сможет отомстить боярам, посмевшим поднять руку на ее родных. А потом хоть в омут головой.
– Гляди, пропадет твое счастье! – гнусавил самозванец. – Не хочешь в царицы, отправлю в монастырь, по вашему обычаю! Постригут тебя насильно, посадят в келью – попрощаешься с белым светом навеки.
– Я другого люблю, а ты мне не мил.
– У тебя, вдовица, никто любви не просит! Ты мне отдай трофей, который датский королевич привез, а я тебе взамен – корону. Выбирай, боярышня: царство или монашество!
– Не мил ты мне, – дрожащим голосом повторила Ксения.
– А он мил? Почто тогда в монастырь не ушла после его смерти? Небось в верности клялась? Почто тогда не постриглась? У вас, московитов, так заведено… или я ошибаюсь?
– Твоя правда… лучше посвятить себя Богу, чем жить с немилым…
– Почто не сбежала с князем Белосельским? Звал ведь тайно венчаться и ехать в Англию, под крыло короля тамошнего? Князь из-за тебя голову мог потерять на плахе. За измену!
Дмитрий громко захохотал.
«Откуда он знает, дьявол? – похолодела Ксения. – И про Белосельского, и про трофей? Как догадался?»
– Мне бес нашептал! – прочитал ее мысли уродец. – Боишься беса? Бойся, боярышня! Жениха твоего из-за трофея убили… и тебя убьют…
Москва. Наше времяВ спальне горела настольная лампа, шторы были задернуты.
– Иди сюда, Альраун, ложись. Может быть, мне приснится вещий сон. И ты, как всегда, будешь рядом и протянешь мне руку помощи, если понадобится.
Сухой корешок, похожий на маленького человечка, днем находился в кипарисовой шкатулке, а ночи проводил в постели Астры – под подушкой.
– Он сопровождает меня в моих снах, – объясняла она Матвею. – Там, куда ты не можешь добраться. Он – мой проводник!
Тот не скрывал раздражения:
– Какая-то деревяшка тебе дороже человека!
– Альраун – не деревяшка, а корень мандрагоры, домашний божок, верный спутник в опасных путешествиях… Неужели ты ревнуешь, Карелин?
Матвей ревновал, но ни за что не признался бы в подобной глупости.
– Ты не сыщица, ты ведьма! И методы у тебя дурацкие! Кому-нибудь скажи – засмеют!
– Не надо никому говорить…
Ее невозмутимость порой выводила его из себя. Зеркало, мандрагоровый человечек, кассета с бредовой записью… Уму непостижимо, как это все приводило Астру к разгадке преступления. Но ведь приводило!
Матвей приехал из офиса, когда она уже засыпала. Он прикрыл дверь в спальню и включил компьютер. Надо еще немного поработать. Тишину нарушали щелканье клавиатуры и тиканье часов…
Он уснул под утро, не раздеваясь, на диване в ее гостиной, с мыслями о том, что ему следовало ехать к себе домой, а не сюда, на Ботаническую. Кто он здесь? Друг? Гость? Любовник? Ха-ха! Брат? Еще смешнее…
Родители Астры уверены, что он собирается жениться на их дочери. Она заставляет его играть роль жениха, и он послушно пляшет под ее дудочку… Она вертит им, как хочет! Она…
Его сморило раньше, чем он успел довести размышления до логического конца.
Тем временем Астра досматривала предрассветный сон. Она гуляла с Альрауном по цветущему лугу, прилегающему к реке. За рекой виднелись разноцветные купола церквей…
– Какая красота! – воскликнула она, вдыхая медвяный аромат трав.
Мандрагоровый человечек продирался сквозь цветы, которые были выше его роста.
– Куда мы забрели? – пищал он. – Здесь заблудиться можно! И полно пчел! Будь осторожна! Не размахивай руками, иначе они укусят тебя!
Астра обратила внимание, что вокруг полно пчел, от их жужжания кружилась голова. Ж-жжж-ж… З-зз-зззз… Ж-ж-ж-жжж… Пчелы устремились к Астре, словно она была обмазана клубничным вареньем. Она не выдержала и начала отмахиваться…
– Ж-жжж! – разозлились пчелы. – Ззз-зз-зз!
Они лезли в глаза, в нос, в уши, запутывались в волосах и складках ее платья.
– Беги! – вопил Альраун. – Спасайся!
– Что им от меня надо? – испугалась она.
– Прыгай в реку! Ныряй!
Она без раздумий побежала к реке, бросилась с берега вплавь. Пчелы черной тучей неслись следом. Альраун плыл рядом, не отставая.
– Не бойся за меня, я же деревянный!
Пчелиный рой не отставал. Альраун потянул Астру за руку вниз, в холодную глубину… Она не успела набрать воздуха и быстро начала задыхаться. Чем ниже они опускались, тем темнее становилась вода. Мимо скользили щуки и юркие караси…
– Мы тонем… – простонала Астра. – Тонем…
– Держись!
Она изо всех сил вцепилась в мандрагорового человечка, отдалась на его волю… Пчелы потеряли их из виду.
– Поднимаемся… – словно сквозь толстый слой ваты донеслось до ее ушей.
Они вынырнули далеко от того луга, над которым кружили насекомые. Астра хватала ртом воздух, солнце слепило глаза…
