Смутное время в Москве - Сергей Шокарев

Жители «царствующего града»

Огромное по меркам конца XVI в. население столицы было весьма пестрым в социальном отношении. В Москве жил глава государства — царь, а также глава Церкви — патриарх. Царя, обитавшего в роскошном дворце в Кремле, окружала семья и обширный двор. Свой двор, естественно, не столь большой, как царский, и канцелярия были и у патриарха. Поскольку в Москве находились представители высшей власти — и светской, и духовной, соответственно, здесь же постоянно жила политическая элита государства — бояре, верхушка военно-служилого сословия — «двор», руководители и служащие правящего аппарата — дьяки и подьячие. Кроме того, как крупнейший торговый и ремесленный центр Москва была сосредоточием наиболее богатого купечества, квалифицированных мастеров, а также большого количества менее значительных купцов, торговцев, ремесленников — тех, кого летописцы того периода именуют «черными людьми», «чернью». В Москве расселялись значительные отряды служилых людей, стрельцов и пушкарей. Наконец, в столице Российского государства селились и временно жили представители других государств — посольства с их свитой, дипломатические и торговые агенты, иностранные купцы и специалисты, военные наемники. В Москве издревле жили представители разных народов — греки, татары, немцы, сербы, поляки, армяне, литовцы и другие. Они проживали как среди русского населения, так и отдельными колониями на окраинах города. Их присутствие в Москве (хотя и незначительное по сравнению с основной массой горожан) вносило яркую черту во внешний облик города.

Кремль и часть Китай-города были заселены «лучшими людьми» — боярами и дворянами. Так, в Кремле жили Б. Ф. Годунов, князь И. Ф. Мстиславский, князь Л. И. Шуйский, Б. Я. Вельский. В Москве (в основном в Китай-городе и Белом городе) жили и владели дворами члены высшей дворянской корпорации — «двора», служившие по так называемому «московскому списку». Из них формировались кадры для ведения боевых действий (полковые воеводы и головы[12]), управления отдельными областями государства (наместники, городовые воеводы, городничие), придворной службы и специальных поручений — дипломатической службы, управления приказами, расследования громких происшествий и злоупотреблений, надзора за опальными и т. д.

Высший слой «двора» составляло боярство. В различные периоды количественный состав Боярской думы был разным. В начале правления Бориса Годунова в ней насчитывалось 52 члена, а в конце правления — 38. Дума состояла из четырех степеней. Высшим чином были бояре, за ними шли окольничьи. Со второй половины XVI в. появляется чин думных дворян — это были приближенные царя, которым он из-за «худородства» не мог пожаловать боярство или окольничество. Думными дворянами, например, были знаменитые опричники Малюта Скуратов (Григорий Лукьянович Вельский) и Василий Грязной. Низшими чинами Думы были думные дьяки. Первоначально они выполняли функции делопроизводителей Думы, но в конце XVI в. влияние думных дьяков Андрея и Василия Яковлевичей Щелкаловых было столь велико, что с ними приходилось считаться всем боярским группировкам.

Юноши из боярских родов и представители «двора» находились на придворной службе. У дворян придворная служба чередовалась с военной и административной, но ценилась ничуть не менее.

К концу XVI в. царский двор обладал обширной иерархией чинов и должностей. Управлял дворцовым хозяйством дворецкий. Он руководил общим распорядком придворной жизни и церемоний. Царской охотой ведали: сокольничий — птичьей охотой и ловчий — зверовой охотой. За общим распорядком пиров и посольских приемов следил кравчий. В его обязанности также входило наливать царю вино. Наливали вино иностранным послам и боярам и вообще «смотрели в стол» стольники — наиболее многочисленный младший придворный чин. Весьма своеобразной была должность постельничего. Он не только «блюл» царскую постель, состоявшую из множества одеял, тюфяков, подушек и прочего, но и ведал тайным сыском. При Грозном постельничим был Дмитрий Иванович Годунов, который и выдвинул за собой племянника Бориса.

Особое положение среди придворных занимал конюший. Первоначально эта должность состояла в том, чтобы ведать великокняжеской конюшней. Однако в XVI в. за должность конюшего боролись наиболее видные бояре. Конюшим был фаворит Елены Глинской князь И. Ф. Телепнев-Овчина-Оболенский, а в конце 1540-х гг. им стал дядя царя — князь М. В. Глинский. В конце XVI в. конюшим стал Б. Ф. Годунов, а при Лжедмитрии I — мнимый дядя царя М. Ф. Нагой. Впоследствии, при первых Романовых, эта должность была ликвидирована, а управление Конюшенным приказом перешло к помощникам конюших — ясельничим.

Чем же отличался конюший от других чинов царского двора? Писатель XVII в. Г. К. Котошихин сообщает: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин чином и честью; и когда у царя после его смерти не останется наследия, кому быть царем, кроме того конюшего иному царем быти некому, учинили б его царем и без обирания (избрания. — С.Ш.)». В свете этих фактов по-иному воспринимается и избрание на престол конюшего Бориса Годунова.

Иерархия думских чинов определялась знатностью и заслугами рода. Личные заслуги и достижения могли поднять человека по служебной лестнице выше его предков, но он все-таки был в неравном положении по сравнению с потомком знатного рода. Весь порядок службы регулировался знаменитым местничеством, о котором следует рассказать поподробнее, поскольку это примечательное явление российской жизни XV–XVII вв. окружено мифологическими представлениями.

Принцип местничества заключался в распределении назначений на службу и для участия в дворцовых церемониях и мест за царским столом во время приемов и торжеств по происхождению человека («отечеству»), а не по его личным заслугам. «Отечество», «отеческая честь» зависела от родословной человека, служб его предков и его самого. Положение служилого человека определялось по отношению к его родичам и по отношению к представителям других родов. Представители старших ветвей рода и старшего поколения считались по местническому счету выше представителей младших ветвей и младших поколений. Дядя не мог быть назначен на менее значительную должность, чем племянник; это правило распространялось и на их потомков. При воеводских назначениях «честнее» считалась служба в большом полку; вторым по значению шел передовой полк, после него — полк правой руки, потом — полк левой руки, и, наконец, последним был сторожевой полк, или ертоул.

При организации крупных воинских соединений случалось, что в походах или береговой службе в полках бывало несколько воевод: первый воевода большого полка, второй воевода большого полка, третий воевода большого полка, первый воевода передового полка и т. д. Помимо счетов между однородцами существовали гораздо более сложные счеты между различными родами.

Каждое назначение считалось «случаем» (прецедентом), и если, допустим, князь Кашин был выше Хворостинина, а Хворостинин выше Плещеева, то внук Кашина мог претендовать на назначение выше племянника Плещеева. Таким образом, выстраивалась долгая цепочка «случаев», которые перечислялись каждый раз при спорах «о местах», возникавших между воеводами. При местнических спорах перечислялись «случаи», записанные в росписях служебных назначений (разрядах) за последние пятьдесят, семьдесят, а то и сто лет.

Внешне местничество выглядит весьма необычным проявлением личной свободы на фоне российского самодержавия XVI–XVII вв. Бывало и так, что воеводу, противившегося «невместному», по его мнению, назначению, привозили на службу «скованна» или прямо из дворца отправляли в тюрьму. Местничество снижало боеспособность русской армии. Не раз случалось, что заместничавшие воеводы или даже головы оказывались не готовы отразить внезапное наступление неприятеля.

«Поруха чести» тяжело переживалась служилыми людьми. Один из видных опричников Ивана Грозного Михаил Андреевич Безнин, проиграв местнический спор, от обиды хотел постричься в монахи. Видный воевода Бориса Годунова П. Ф. Басманов, узнав, что он назначен «ниже» князя А. А. Телятевского, «патчи на стол плакал горько». Именно местническая обида и подтолкнула впоследствии Басманова к измене царю Федору Годунову.

Длительное исследование местничества привело историков к любопытным выводам. Оказалось, что отражавшее боярские свободы местничество было полезно и государю — ведь местническое положение рода определялось его активностью на царской службе. Сложившееся в период образования единого Российского государства местничество регулировало отношения между потомками удельных князей и старомосковскими боярами. В этом оно также служило интересам государства. Вместе с тем местничество было своеобразной гарантией от фаворитизма. Оно поддерживало в правящем сословии определенный порядок и не позволяло одним лицам и родам существенно возвыситься над другими. Не случайно с местническим обычаем считался и Иван Грозный, создавший для своих незнатных любимцев новую категорию служилых людей — думные дворяне.