Судьба семьи Малу - Жорж Сименон

— Ты уже уходишь?

— Да ведь уже час ночи, — ответил мужчина. Таким образом Ален понял, что почти не спал, что Фабьен пришел, как только он лег.

— Ты мне пришлешь свою машину перевезти вещи?

— А ты не боишься, что твой брат?..

— Не беспокойся о нем. Либо он привыкнет, либо… Фабьен одевался. Слышен был шорох одежды, стук обуви. Потом они целовались на прощание. Теперь Корина прошла босиком до двери, чтобы закрыть ее на засов, пока Фабьен нащупывал выключатель на лестничной площадке.

Свет у нее горел еще с полчаса. Наверное, Корина читала газету и в, последний раз закурила перед сном.

«Я уйду прежде, чем она встанет…»

У него не было денег. Десять тысяч франков, оставленных им матерью на двоих, были у Корины. Ему надо было раньше потребовать свою долю.

Что он будет делать завтра, на улице, без гроша? Ему нечего было продать, разве что-то из одежды, но она не представляла собой никакой ценности. Может быть, другие постояльцы тоже слышали стоны Корины? Может быть, завтра он встретит их внизу и они станут его упорно разглядывать?

Его донимали картины, которые он старался отогнать от себя, потом они стали расплываться, превратились во что-то чудовищное, значит, он заснул, и когда к нему постучались в дверь, было уже светло.

— Ален… Ален… Он проворчал что-то.

— Открой! Что ты делаешь?

Он машинально открыл дверь прежде, чем вспомнил о решении, которое принял накануне. Она была неодета. Только накинула халат.

— Ты меня напугал, — сказала она.

— Почему?

— Я стучу уже больше пяти минут. Я думала, ты вышел.

— Который час?

— Девять.

В самом деле, на всех этажах гостиницы было шумно. Внизу гремели посудой, во дворе фыркал грузовичок, уборщица пылесосила ковер в коридоре.

Ален снова нырнул в постель, чтобы не показываться в пижаме, — он был до щепетильности стыдлив. Он на мгновение подумал, посмеет ли сестра после того, что произошло, сесть на его кровать? Но она сделала это совершенно спокойно. Почему он покраснел? О чем он, собственно, думал, когда отвел от нее глаза?

— В десять часов за нами приедут на машине.

— Не за мной.

— Что ты говоришь?

— Что я не поеду.

— Да ты с ума сошел! Что ты собираешься делать?

— Я хочу, чтобы ты дала мне часть денег, которые нам оставила мама. Половину или сколько захочешь, мне все равно. Я найду себе комнату в маленьком пансионе и…

— Кто тебя надоумил?

Она машинально взглянула на перегородку, и, вероятно, у нее возникло подозрение, но она тут же предпочла отбросить неприятные мысли.

— Как хочешь, мой бедный Ален. А все-таки мы долго не прожили бы с тобой в мире, правда? Сколько тебе дать?

— Мне все равно.

— Три тысячи?

Она плутовала. Почему бы не разделить деньги по справедливости?

— У молодого человека меньше расходов, чем у женщины. Тебе легче будет найти себе место, чем мне…

Она упрямо смотрела на сверкающий просвет между занавесками.

Ему показалось, что наконец выглянуло солнце.

— Я пойду принесу их тебе.

Пора кончать с этим. И она действительно вернулась с тремя ассигнациями по тысяче франков, которые положила на туалет.

— Я написала тебе свой адрес. Приходи ко мне когда захочешь. Держи меня в курсе дела. Если тебе понадобится моя помощь, приходи не раздумывая.

Теперь она стояла и смотрела на него с пробудившейся вдруг нежностью, быть может вызванной раскаянием. Она наклонилась над ним, прикоснулась к нему своей нежной грудью, потом поцеловала в обе щеки и в лоб.

— Бедный старик, бедный братишка, делай по-своему!

Значит, и она чувствовала, что он отличается от нее, от всех них.

— Мой дом всегда будет твоим! Он не пошевелился. Закрыв глаза, он с нетерпением ждал, пока останется один, чтобы поплакать вволю.

Уже в полдень он нашел место, где с завтрашнего дня можно было начать работать. Ну не чудо ли это?

И разве это тоже не чудо — свежее, но сверкающее солнце, которым встретила его улица, и разве не чудо — эта жизнь, быстрая, шумная, кипящая, которая окружала его, теснила все настойчивей и настойчивей по мере того, как он подходил к центру города. Город в десять часов утра… Он не знал его, потому что в этот час обычно находился в коллеже. Грузовики и машины, развозившие товары, двигались в обоих направлениях, хозяйки суетились в лавках. Все это невольно радовало его, пробуждая в нем желание жить. Он даже остановился на тротуаре и довольно долго простоял там, глядя на официанта, который протирал окна какой-то пивной.

Он шел куда глаза глядят, без определенной цели, хотя и знал, что ищет работу, но не имел ни малейшего представления о том, в какую дверь нужно постучать. Два-три раза подумал о Франсуа Фукре. Ален с удовольствием пошел бы к нему, обо всем поговорил, но сначала он должен найти работу.

В ста метрах от «Кафе де Пари», на той улице, где ходил трамвай, там, где тротуар был уже, чем в других местах, грузчики поднимали рояль, чтобы втащить его в окно, и Алену пришлось остановиться. Рядом была темная витрина, над которой висела вывеска: «Типография братьев Жамине».

За тусклыми стеклами виднелись стопки извещений о рождении, о бракосочетании, брошюры, визитные карточки, а в углу висело объявление, написанное от руки:

«Требуется молодой человек, начинающий, для работы в конторе».

Он знал, что в городе существуют две типографии. Он никогда ими не интересовался, но знал это. Другая, принадлежавшая г-ну Бигуа, не подошла бы ему. В ней печаталась газета «Светоч Центра», которая в последнее, время так жестоко нападала на его отца. В этой типографии занимались главным образом политикой. Г-н Бигуа, толстый, неопрятный человек, был муниципальным советником и два раза выдвигал свою кандидатуру в депутаты.

Типография Жамине обслуживала людей благонамеренных и епархию.

Любопытно, что Эжен Малу был скорее левым, если верить слухам, в прошлом анархистом — и как раз левые-то и набрасывались на него.

— Можно видеть господина Жамине?

В конторе было почти темно. Солнце попадало только во двор, где под навесом стояли ручные тележки и лежали рулоны бумаги. Машинистка, печатавшая возле окна, не обратила на Алена никакого внимания. Худощавый человек, которого Ален уже где-то видел, но почти не помнил, смотрел на него слегка удивленно. Только позже Ален сообразил: очевидно, этот человек узнал его — ведь многие, с кем он совсем не был знаком, знали, что он сын Эжена Малу.

— Что вам угодно?

— Я по поводу работы.

Лицо этого человека на миг выразило удивление, потом колебание.

— Позвольте. Это зависит от моего брата. Сейчас посмотрю в мастерской, там ли он.

Он долго не возвращался. Наверное, — Ален думал об этом и позже — они рассуждали о том, что им делать. Оба они были Жамине, и их с трудом отличали друг от друга, хотя один из них был на три года старше другого. Оба были худые, с желтым цветом лица, приметой больных печенью. Оба были женаты, имели детей и жили в одном и том же доме, который разделили между собой.

В контору вошел другой брат Жамине.

— Оставьте нас на минутку, мадмуазель Жермена… Очевидно, он был смущен.

— Садитесь, господин.., господин Малу, не так ли?

— Да, Ален Малу.

— Брат сказал мне…

— Я видел объявление. Вы ищете служащего.

— Конечно, конечно.

— Так как я вынужден прервать свои занятия и зарабатывать себе на жизнь…

— Понимаю, господин Малу, понимаю.

— Я готовлюсь к экзаменам на бакалавра к будущему лету. Не знаю, этого вам достаточно?

Жамине махнул рукой — жест, означающий, что дело не в этом.

Сквозь застекленное окошко виден был довольно просторный зал с ярко-белыми стенами, у которых стояли, четко выстроившись в ряд, черные машины, словно нарисованные тушью на фоне стены. Большинство этих машин, которые обслуживал один безмолвный человек, работали с легким мурлыканьем хорошо смазанных механизмов.

— Я думал, что ваша семья уехала из города.

— Так оно и есть, но я решил остаться. Конечно, если найду место.

— Понимаю.

Из них двоих смущен был больше Жамине, а его собеседник смотрел на него спокойными, наивными глазами.

— А вы не думаете, что этот новый образ жизни окажется для вас очень трудным?

— Я к этому подготовился.

— Ваш отец был одним из наших клиентов. Он не сказал, оплатил ли Малу его счета. Вероятно, оплатил не все.

— Я был бы очень рад принести вам какую-нибудь пользу. Однако же не скрою… — Говорить ему было неприятно. Он машинально хрустел пальцами. — Видите ли, господин Малу, это место для начинающего. Добавлю, что место не очень перспективное. Всеми важными вопросами занимаемся мы с братом. Секретарские обязанности выполняет мадмуазель Жермена, она работает у нас уже восемь лет. Место, на которое мы ищем молодого человека…

Слушал ли его Ален? Несколько минут назад он вдруг твердо решил любой ценой получить это место, каково бы оно ни было.