Из глубины - Игнатий Александрович Белозерцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Упал в высоком кабинете.
Свистит над бухтой злобный ветер,
И рушит все девятый вал.
Победившие смерть
Памяти экипажаподводной лодки «Комсомолец».
Поминальным крестом над судьбою моей
Монумент вознесён у полярных морей.
По гранитной плите, пофамильно, подряд
Вспоминаю друзей нестареющих взгляд:
Девятнадцать в гробах проводили домой,
Двадцать три океанской накрыты волной.
И седьмого апреля в трагический час
Завывают гудки в гарнизоне у нас.
Отсвистели метели, капели стучат
Не для тех, кто в бронзе звенящей распят.
Безутешен отец, понимал бы – в войну…
Со слезами цветы – на волну, в глубину.
Равнодушно волна принимает венки,
Ледяна вода, и ветра не легки…
Лишь на гребне волны смельчаков узнают —
Победим, доживём, о «Варяге» поют…
На посту, на плоту, до последних минут
У беды на краю не сдаются – поют!
Голоси же, сирена! Раздайся, салют!
Победившие смерть никогда не умрут:
И в делах, и в мечтах сыновей и друзей,
И в груди материнской России моей.
На причале разлуки
На причале разлуки
Только ветер и даль.
Опускаются руки,
Обнимает печаль.
Здесь тоска валунами
И угрюмый прибой,
Здесь шторма между нами,
Между мной и тобой.
Вот и кончились сборы —
Суета, маета,
Наши вечные ссоры —
Все не то, да не так.
Гаснут краски и звуки,
Глухота, немота.
На причале разлуки —
Пустота, пустота.
Лишь тоска валунами
Да угрюмый прибой.
Океан между нами —
Между мной и тобой.
Выпускникам
Распахнута клетка, летите, летите!
Всё ваше – земля и лазурная даль.
Мы плачем, ребята, вы нас извините.
В разлуке всегда и слеза, и печаль.
Ведь в жизни не только успех да удача.
Вас ждут испытанья, утраты, борьба.
Но верим, с ответом сойдётся задача,
Примерный наш «В», непутёвый наш «А».
Осталось внизу всё, чем с детства вы жили:
Подводные лодки, морской гарнизон.
Где сопки седые, озёра большие
И зелень фиорда, как радостный сон.
А горстка домов у черты океана
И есть Заозёрск – родовое гнездо.
Летите, летите, не поздно, не рано —
В дорогу пора, ваше время пришло.
Останутся с вами до смертного часа
И трели звонка, и друзей голоса,
Мечта о любви из соседнего класса
И вслед устремлённые мамы глаза.
В прощальном полёте над Западной Лицей
Качните своим благодарным крылом.
К высотам смелее, мы будем гордиться.
Но, что б ни случилось, мы любим и ждём.
Распахнута клетка, летите, летите!
Мы радости слёзы украдкой смахнём.
Вы только в душе навсегда сберегите
Всё то, что мы Родиной милой зовём.
Мы «мама» лепечем впервые…
Мы «мама» лепечем впервые,
Едва приоткрыли глаза.
И маму зовут чуть живые
В смертельной тоске голоса.
На том ли, на этом ли свете
Тревожатся мамы о нас,
Являясь в молитве, в примете,
В подсказке в трагический час.
И я, как и в детстве бывало,
Когда оборвётся в груди,
Родимую вспомнил сначала.
Надёжнее SOS не найти!
В отсеке хрипел еле-еле,
Но принят сигнал мой живой.
Душа ещё держится в теле,
Пока это слово со мной.
И с жизнью не кончены счёты.
Я верил, спасенье придёт:
Сквозь лёд, на любые широты
Подводная лодка всплывёт.
Победой обрадовал маму.
И кончился тягостный сон.
Хоть нежную ей телеграмму
Не скоро вручил почтальон.
Василий, запиши меня в ЛИТО
Василий, запиши меня в ЛИТО!
Авось не догадается никто,
Что я в Москве досуги провожу.
По сути, я по-прежнему служу.
Как ты, да не сразит тебя цинга,
Люблю я флот, и чистые снега,
И край, где речка Западная Лица,
Как я, в моря студёные стремится.
Я навсегда прописан там душой.
Хоть прок от той прописки небольшой —
На континенте знать не знают флот,
И прав для въезда в город не даёт…
Но всё равно ещё разок охота
Взглянуть на мир с вершины Бегемота.
Я с Леной Лугинец ещё спою
Про молодость ушедшую мою.
Нам подпоёт Ромэо Кванчиани,
И Низин подыграет на баяне.
Ах, Лена Грабовенко, я молчу,
Поцеловать Вас за стихи хочу.
Всем руку жму вам. Вот хороший знак —
Причалил к музам Алексей Буглак.
Ничто не позабыто и никто!
Василий, запиши меня в ЛИТО!
Эх, получить бы направление…
Эх, получить бы направление
На избавленье от годов.
Уж проявил бы я терпение.
Уж я за этим направлением
И годы выстоять готов.
Меня б спасли врачи военные,
Обрезав раз и навсегда
Года больные, злые, вредные,
Осточертелые года.
Где юность горечью приправлена,
Полынным ветром дальних стран.
Любовь изменами отравлена,
Тоской измерен океан.
Да улететь бы в Теребаево —
Деревню в северной глуши.
Там, где Чар-озеро, Бабаево,
Великий Устюг, Караваево,
Никольск, Блудново, Вырыпаево…
Ты там ищи меня свищи.
Возникла там моя фамилия,
Там тихий город Белозерск,
На Белом озере – идиллия.
Там есть ещё дремучий лес.
В нём ёлки древние, косматые
И заповедник тишины.
Лишь утром певчие пернатые
Разбудят ласковые сны.
Друзья мои, стихи, спасибо, что случились
Друзья мои, стихи, спасибо, что случились,
Украсив жизнь мою в безрадостные дни.
И пусть не знают вас читатели России,
Я верю, что не век томиться вам в пыли.
На мусорном дворе какой-нибудь мальчишка,
Листая у костра редакционный хлам,
Прочтёт однажды стих о Полюсе, о мишках,
Помедлив жечь листы, и улыбнётся вам!
Других вам перспектив, увы, не обещаю.
Обложкой дорогой не вам украсить мир.
Но знаю я, что там, где жизнь идёт по краю, —
В отсеке, под водой прочтёт вас командир.
Простите, ни продать, ни петь вас не умею.
Довольно и того, что разослал друзьям.
Идите дальше в жизнь дорогою своею:
На свет из глубины – не к полкам, а к сердцам.
Как много нас – играющих в слова
Как много нас – играющих в слова!
Поэтов же, известно, единицы.
На целый век – один, от силы два,
В чьём творчестве эпоха отразится.
Они по центру и побед, и бед.
Они искусству служит беззаветно,
И звание высокое поэт
В России обретают лишь посмертно.
В любом столетье судьбы не легки
Причисленных к великому сословью.
Поэзией становятся стихи,
