Учитель истории - Георгий Кончаков

Однажды наигравшись в разные игры, забрались на печку. В Никольском в каждой избе были русские печи. Женя стал на колени лицом в угол избы и говорит:

— Сейчас будем молиться.

— Как это? — спрашивает Аркаша.

— Возьми три пальца вместе, поднеси ко лбу, делай, как я, — объяснял Женя.

— Потом руку опусти до живота, коснись правого плеча, после левого. Так крестятся верующие в Бога люди. Мы рукой рисуем крест, называется крестное знамение. Покрестившись, можно произносить молитвы.

— Что это такое? — опять не понимает Аркаша.

— Молитва — это обращение к Богу. Повторяй за мной: «Господи, благослови. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Крестись и повторяй дальше: «Господи, помилуй. Боже, милостив будь мне грешному». И снова надо креститься. А теперь говори: «Будь имя Господне благословенно отныне и до века». После этого можно обращаться к Богу и просить, что ты хочешь, чтобы Бог сделал тебе и людям.

— Я хочу, чтобы мы победили немцев, чтобы скорей кончилась война.

— Вот и попроси об этом Бога.

— А кто он такой? Почему я должен его просить? Он что, всё может?

— Бог создал весь мир и людей. Бог покровительствует людям, помогает им, когда тяжко, — по-взрослому серьёзно объяснял Женя, заученно повторяя чьи-то слова.

— А какой он Бог? Как он выглядит?

— Бога никто не видел. Человеку не дано видеть Бога. Зато сам Бог видит и слышит всё. Вот и сейчас, когда мы молимся, Бог слушает нас.

— А почему мы обращаемся к нему, глядя в пустой угол?

— Смотреть можно в угол или на картину, которую ты видишь у нас на стене. Обязательно надо сосредоточиться и смотреть в одно место, не отвлекаться. Тогда Бог лучше слышит нас. Но он услышит и в том случае, если мы вслух не произнесём ни одного слова, он услышит всё, что мы скажем про себя.

Долго ещё молились мальчишки, высказывая самые разные свои пожелания. Потом переключились на другие игры. Для Аркаши молитвы к Богу были игрой, в которую он играл впервые. Но он поверил своему другу Жене, что тот говорит правду, что Бог на самом деле существует.

Дома радостно и подробно рассказал маме, как они с Женей молились и о чём просили Бога.

Аркаша был удивлён, когда мама со страхом выслушала, потом грустно сказала:

— Нет никакого Бога, сынок.

— А почему Женя говорит, что есть? Почему он молится?

— Маленький потому что. Не понимает. Для него это игра такая.

— Но ему это бабушка рассказала. Она всё знает. И молитвам научила.

— Бабушка у Жени старенькая. Она выросла, когда всем внушали, что Бог есть, что его надо любить, и тогда он поможет, когда человеку плохо. Люди верили, это приносило им облегчение. С верой в Бога обездоленным бедным людям легче было жить, переносить страдания.

Что ещё могла объяснить шестилетнему сыну испуганная мама. Не рассказывать же ему, что прадед Аркаши, дедушкин отец был священником, что сама она верующая, что крестила Аркашу, когда был совсем маленький. Крестила втайне от отца. Тот категорически был против, это могло повредить ему на работе. Хотя официально религия не была запрещена, вера не приветствовалась. Люди при поступлении на работу не указывали своё вероисповедание, свою причастность к религии. Мама даже боялась посещать службу в церкви, когда жили в Мичуринске. Договорилась со священником окрестить дитя в отсутствии отца и даже крёстных, чтобы никаких свидетелей не было.

Но рассказывать обо всём этом несмышленому ребёнку было рано. Сестра — член партии, всякие разговоры и откровения о религии могли ей стоить партийного билета.

Взяла мать грех на душу. А что делать? Время такое.

Аркаша полностью доверился словам матери. Женю родители увезли жить к бабушке. С того дня, когда они так усердно молились, больше Аркаша с ним не встречался. О боге ни разу не вспомнил.

От мамы в разговорах можно было услышать восклицания: Слава Богу, Боже мой, Бог знает как, дай-то Бог, ради Бога, не дай Бог. Аркаша воспринимал эти реплики как выражение одобрения, сомнения, недоумения, сочувствия, никак не связанные с религиозной верой. Про религию Аркадий узнает, когда будет постарше, из школьных учебников.

А сейчас, в этом возрасте он согласился, что Бога нет, и больше об этом не размышлял.

Почти через год уже в первом классе весной вся деревня будет отмечать Пасху. Троицу, помнит, каждое лето отмечали. Зазеленеют деревья ещё небольшими листиками, лужайки зелёной травой украсятся, значит «троица» пришла. Приносят домой зелёные ветки и украшают помещение. При этом дети повторяют присказку: «Троица, троица, всё травой покроется». А про Пасху Аркаша слышал в первый раз. Раньше никогда не отмечали. Вот новогоднюю ёлку, сколько себя помнит, каждый год украшали.

Разговоры о Пасхе начались задолго до праздника. Пасху отмечали крашеными яйцами. Церкви не было ни в Шульгино, ни в Никольском. Аркаша и слова такого не знал, тем более ни разу не видел. Никто не заикался, что яйца надо святить. Ни от кого не слышал имя Христа. Праздник Аркаше запомнился тем, что с сестрой получили по два крашеных яйца, стукались ими, а потом с удовольствием ели. Как вкусно есть яйца! И ничего, что скорлупа крашеная. Так даже красивее. Потом мама положила в глубокую тарелку три яйца.

— Больше нету, — сказала мама. — Отнеси тёти Пелагеи, поздравь с Пасхой. Она всех кур перевела. Где ей взять?

Рядом в самой крайней хате жила старенькая, старше мамы, с морщинистым как у старухи лицом женщина с двумя дочерьми. Старшей было девять лет, младшая ещё в школу не ходила. Где её муж, Аркаша не знал. Родственников у неё видно не было. Жила одиноко. Работала в колхозе. Бедно жила, беднее, чем семья Аркаши.

Отнёс Аркаша яйца. Видел, с какой признательностью приняли подарок. Как светились глазёнки у девочек, с какой благодарной улыбкой смотрела на него немолодая женщина. У Аркаши и мысли не было, что эти яйца они с сестрой могли бы съесть сами. Ему было приятно от того, что доставил радость соседям.

В последующие годы, когда будут жить уже в Прибалтике, Пасху будут отмечать ежегодно. Перед Пасхой учителя будут проводить беседы. Есть крашеные яйца в Пасху, ничего запретного в этом нет. Таков обычай, такая традиция у русского народа. Старенькие малограмотные люди привыкли к религии, не могут от неё отказаться. Коммунистическая партия и советское правительство не запрещают религию. Но мы с вами изучаем науки, мы учимся, чтобы вырасти достойными строителями коммунизма, нам религия ни к чему.

Аркаша видел, как время от времени по воскресеньям мама тщательно одевалась, покрывала голову чёрным платком и отправлялась на церковную службу. В соседней Валге в конце рыночной площади стояла маленькая красивая красного кирпича православная церковь. Такие красивые церкви с луковичными куполами Аркаша видел в книгах. А храм Василия Блаженного можно было увидеть в учебнике и на открытках, где изображена Красная площадь.

Уже студентом, вспоминая своё детство, Аркадий будет задавать себе вопрос: «Неужели до сорок пятого года в семье не отмечали Пасху? Почему? Или он был маленький и не запомнил? Но ведь новогодние ёлки запомнил. Запомнил с самого раннего детства».

Ответ получит на лекциях при изучении истории Советского государства. Как бежит время. Уже годы, пережитые мальчиком Аркашей во время войны, стали историей, попали в учебники, о них написано неисчислимое множество книг.

На лекциях по «Истории СССР», так назывался курс, который начинался с описания жизни древних славян и излагались события вплоть до наших дней, узнал, как советская власть боролась за просвещение народа, преодолевала многовековую неграмотность и невежество, боролась с религией — этим мракобесием эксплуататорского общества, утверждала атеистическое сознание в народных массах, освобождённых от гнёта помещиков и капиталистов, в свободном социалистическом обществе.

Профессор вдохновенно говорил о ленинском декрете об отделении церкви от государства и школы от церкви. Цитировал Ленина: «Религия есть опиум народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь». Очень долго и подробно разъяснял из постановления XIII съезда РКП(б) требование «решительно ликвидировать какие бы то ни было попытки борьбы с религиозными предрассудками мерами административными, вроде закрытия церквей, мечетей, синагог, молитвенных домов, костелов и т. д. …Особо внимательно необходимо следить за тем, чтобы не оскорблять чувств верующих…» И ни слова о массовых репрессиях и расстрелах священнослужителей, закрытии храмов и монастырей. Изъятие церковных ценностей Советской властью, которое превратилось в разграбление церковного имущества, преподносилось как вынужденная нежелательная, но необходимая мера для борьбы с голодом в Поволжье. В связи с этим маленькая справка. А.Г.Латышев в книге «Рассекреченный Ленин» заявляет, что в этот период изъято церковных ценностей на два с половиной миллиарда золотых рублей. Около одного миллиона ушло на закупку продовольствия голодающим. Остальная часть — на «приближение мировой революции».