Вольф Мессинг. Взгляд сквозь время - Михаил Никитич Ишков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заведение оказалось приличным, кельнер шустрым. Подбежав, шепнул: «Есть баварское!..» Вольф поспешил заказать пиво, омлет, сосиски. Угостил Вилли сигаретой.
В компании с важным господином в добротной кожаной куртке, щегольской шляпе, Вилли чувствовал себя неловко, однако, напомнив об их первой встрече – «зря я не отдубасил тебя на вокзале», – повел себя свободнее. Им было о чем поговорить. Скоро потертая армейская бескозырка одного и по-аргентински экзотичная, с низкой тульей и широкими полями шляпа другого перестали иметь значение. Вилли признался, что сидит на мели. Недоучившийся студент никому не нужен, а пребывание в революционной России и знание русского некоторые из его «камарадов» расценивают как отметину красных.
– Вот и верчусь.
– Как отец?
– Давно не видал и вряд ли когда увижу. Он едва не разорился, однако сумел вовремя спихнуть своих уродов какому-то провинциалу из Данцига и сбежал в Южную Америку.
Вилли вздохнул.
– В Аргентине, говорят, тишина и порядок. Жрут от пуза.
– Что же ты не поехал с отцом?
Вайскруфт усмехнулся.
– Отец?! Он выгнал меня, а в Америке меня никто не ждет. Здесь какая-никакая, а работа и, должен признаться, наметились перспективы… Вот тебя встретил. К тому же я какой-никакой, а все-таки немец и не хочу забывать об этом, а Аргентина… Это прекрасная страна, только там слишком много коров.
Он неожиданно оживился.
– Что касается уродов, после Данцига они вернулись в Берлин и осели где-то в предместье. Ездят по провинции, дают представления. Поют куплеты насчет какой-то Марлен, которая всегда держит юбчонку поверх колен. Или пупка, точно не помню.
Они еще танцуют. Вообрази, Бэлла трясет гривой, Марта бородой – цирк, одним словом. Революционерам нравится, мать их так… – последние слова он выговорил по-русски. – Вот сиамским сестрицам не повезло – говорят, какая-то красная сволочь зарезала их в борделе.
– Ты не любишь красных?
– А за что мне их любить? За то, что мутят воду и того и гляди накинут на шею немцам большевистскую удавку? Я как-то встретил Шуббеля, помнишь такого? Он играл на аккордеоне ногами.
Вольф молча кивнул.
– Говорят, он вроде прибился к коммунякам? Ты не слыхал?
Мессинг неопределенно пожал плечами.
– Видно, мечтает, чтобы ему еще и ноги оторвали, – засмеялся Вилли.
Он промолчал.
– Ханну помнишь, его сестричку?
Вольф кивнул.
– Встретил в Мюнхене, тоже какая-то красная сволочь.
Он внезапно замолчал. Съел омлет, сосиски, допил пиво. Мессингу стало ясно: пора прощаться. Все, что в ту пору обычно выяснял каждый немец, встретивший довоенного дружка, они выяснили.
Вилли, однако, прощаться не собирался.
– Что касается Ханны, эта тощая пролетарка не утратила дар человеколюбия. Ссудила меня на поездку в Берлин. Надо бы отдать, да нечем, так что закажи еще пиво.
После того, как кельнер поставил кружки, Вилли обратился к Мессингу:
– Ты, верно, думаешь, что я свихнулся на поражении и на ненависти к плутократам? Это не так, Вольфи. Мне все равно, какого цвета сволочью быть, лишь бы платили.
– Если хочешь, я могу помочь тебе со средствами, – предложил Вольф.
Вилли отпил пиво, откинулся на спинку кресла и презрительно усмехнулся:
– Нет, Вольфи. Я пока с голода не дохну…
Он неожиданно перешел на русский:
– И до милостыни не докатился. Вот миллион я бы взял.
– У меня нет миллиона. Разве что марок.
– Кому теперь нужны марки. В цене доллары. Ты не отчаивайся, у тебя скоро будет миллион. Я видал тебя в Винтергартене. Знакомая дама пригласила. Высший класс, Вольфи. Это говорю тебе я, Вилли Вайскруфт, сын владельца развлекательного и, учти, когда-то не последнего в Берлине заведения. Это говорю я, неудачливый солдат, угодивший в пятнадцатом году в плен и познавший Россию. Ты не поверишь, но мне посчастливилось видеть Распутина. Я сразу почувствовал, у него есть сила, но ему далеко до тебя, дружище. Этот славянский недоносок жрал, пил, махался с женщинами, одним словом, тратил свою силу на что угодно, только не на полезное дело.
– Что ты считаешь полезным делом? Повисеть на дереве Иггдрасиль? Овладеть тайной рун?
– Ты запомнил? Это радует. А почему бы и нет, Вольфи. Ты можешь относиться ко мне как к сумасшедшему, но в следующей войне многое будут определять такие, как ты.
– Тебе мало одной войны?
– Войны не может быть мало или много. Она перманента, как и революция, которая в каком-то смысле тоже война. По крайней мере, так утверждает товарищ Троцкий.
Он вновь замолчал. У Вилли появилась странная манера обрывать разговор на полуслове, можно даже сказать на полумысли.
Вайскруфт неожиданно засмеялся.
– Ты знаешь, мне удалось сделать на тебе неплохой гешефт.
Далее по-немецки:
– Ja, ja, natürlich. Я предложил пари, что ты умеешь предсказывать будущее.
Теперь Мессинг пожал плечами. Его кислый вид никак не смутил заметно повеселевшего Вилли.
– Возможно, ты помнишь, как на одном из твоих выступлений в Винтергартене какой-то усатый прощелыга потребовал от тебя ответ, на чем ему надежнее добраться до Мюнхена. На поезде или на машине?
– У него усики вот так? – Вольф провел пальцами две черты под ноздрями.
– Точно. Ты подсказал, что лучше отправиться на машине.
– Да-да, что-то припоминаю.
– Ты не читаешь газеты? – удивился Вилли.
– Вообще-то нет. Они пачкают руки.
– А «Роте Фане»?[19]
Мессинг промолчал, а Вилли как ни в чем не бывало продолжил:
– Даже в этой паршивой газетенке написали, что шестнадцатичасовой поезд на Мюнхен сошел с рельс возле Регенсбурга. Есть погибшие. Я показал эту заметку своему дружку, и он с ходу выложил проигрыш. Так что, если не хлопать ушами, прожить можно. А то, что я вырядился так непрезентабельно, так это маскировка. Тут подвернулось неплохое дельце – проследить за одной красной сволочью, да вот встретил тебя. Так что сволочь подождет.
Он погрустнел, а Вольф задался вопросом: кто мог быть этой красной сволочью? Уж не Вольф Мессинг ли? Ему стало не по себе. Он мысленно прислушался к Вайскруфту, однако выудить что-то более ценное, чем надоедливый мотивчик какого-то брутального фокстрота, не удалось. Эта мелодия настолько прочно засела в мозгах Вайскруфта, что Мессинг удивился, каким образом он ухитряется одновременно беседовать с ним?
– Мы давно не виделись, Вольфи, – погрустнел Вилли.
– Считай, семь лет, – подтвердил Вольф.
Вилли вновь перешел на русский язык:
– Нам есть о чем поговорить. Например, мы могли бы работать в паре. Подумай, нельзя ли ввести в твой номер некий элемент случайности? Ты ищешь предметы, но один предмет найти не можешь. Я принимал бы ставки…
Мессинг ответил по-немецки:
– Нет, Вилли, смысл моего
