Итальянец - Перес-Реверте Артуро

– И еще возвращение.

Они смотрят друг на друга. Ломбардо докуривает сигарету и, наклонившись, стряхивает пепел на пол. Потом бросает окурок в пустую банку из-под машинного масла, которая служит пепельницей.

– Да, и возвращение.

Скуарчалупо нравится его товарищ. Неаполитанец, хоть и прекрасный пловец, натренированный в бесчисленных тактических операциях, ни разу не участвовал в настоящем бою; в этом у Ломбардо перед ним преимущество. Венецианцу двадцать девять лет, он сдержанный и надежный, невероятно вынослив физически и сохраняет спокойствие в любых обстоятельствах. Пульс его, полагает Скуарчалупо, в критические моменты никогда не превышает восьмидесяти ударов в минуту. И тот и другой родились, чтобы стать водолазами, и знают друг друга до такой степени, что угадывают мысли. Такая степень внутренней близости типична для отряда «Большая Медведица»: все операторы-подводники, без различия званий и чинов, вместе тренировались в Бокка-ди-Серкьо и в Специи: погружались в море, освобождали подводные лодки от сетей, управляли торпедами, ставили взрыватели на вражеские корабли. Жизнь каждого из них зависела от его товарища, и каждый это знал.

Ломбардо смотрит на свои особенные часы, которые носит на левом запястье: «Лонжин», куплены в Кадисе.

– Пошли наверх, Дженна… Через пятнадцать минут инструктаж.

Натягивая канаты полиспаста, они поднимают майале так, чтобы висела над водой. Потом одеваются в широкие морские штаны из саржи; Скуарчалупо натягивает трикотажную майку, венецианец – рабочую серую блузу, и оба надевают альпаргаты. Открыв и закрыв за собой потайной люк, спрятанный в трюме носовой части – не обнаружишь, если нарочно не искать, – они поднимаются по узкому железному трапу на верхнюю палубу, а оттуда выходят на главную и оказываются под открытым небом, рядом с брашпилем; солнечный свет струится с чистого, без единого облака, неба. За их спинами, по левому борту, сразу за портовым молом, лежит город Альхесирас, ярко-белый в солнечном сиянии, заполняющем бухту; с противоположной стороны, в четырех милях по прямой, возвышается скалистый мыс Гибралтар, который на расстоянии кажется серо-голубым: старинный арабский Джебель-эт-Тарек, гора Тарик, – ключ Британии к Средиземноморью. И только на самом верху гребня угадывается небольшое, словно шапка, облако, принесенное восточным ветром.

Скуарчалупо замечает, что взгляд его товарища скользит по линии берега от Пеньона к западу и останавливается на полпути, в Пуэнте-Майорга. В его зеленоватых глазах отражается свет.

– И как с ней быть? – спрашивает неаполитанец.

Ломбардо стоит, не шевелясь и не отрывая взгляда от городка. Потом неопределенно пожимает плечами.

– Мы можем быть уверены? – настаивает Скуарчалупо.

– Думаю, да.

– Мы слишком многим рискуем.

Ломбардо стоит, задумавшись. Потом снова пожимает плечами:

– Мы можем быть уверены. Я убежден.

– А что говорит капитан-лейтенант Маццантини?

– Он еще не вернулся.

– Она может донести на нас.

Ломбардо качает головой:

– Она давно могла это сделать.

Это точно, соглашается Скуарчалупо: и два месяца назад, когда эта женщина нашла на пляже Ломбардо, потерявшего сознание, и два дня назад в Альхесирасе. Разве что она не донесла, поскольку у нее есть какие-то свои соображения.

– Все-таки она же шла за нами, – заключает Скуарчалупо. – И сторожила нас.

Ломбардо искоса смотрит на товарища:

– А ты бы так не сделал?

– Не знаю, что тебе и сказать. Может, тут кроется какая-то хитрость… Сговор с англичанами.

Ломбардо снова смотрит на север бухты, где далекие рыбацкие домики Пуэнте-Майорга словно прочерчивают пунктиром темнеющую линию у самого берега.

– Наши агенты в этой зоне навели о ней справки, – говорит он через секунду.

Скуарчалупо устремляет на него испытующий взгляд:

– А ты?

– А что я?

– Но ведь это тебя она подобрала на берегу и притащила к себе в дом… Тебя она признала на днях. Ты с ней разговаривал. Ты рискуешь больше всех.

Ломбардо пожимает плечами:

– А следовательно, и вся группа. – Он смотрит прямо в глаза товарищу: – Ты это хочешь сказать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Более или менее.

– Она благоразумный человек, – во всяком случае, мне так кажется.

– И любопытный.

– Ну да, и это тоже… А ты бы таким не был на ее месте?

– Любопытство сгубило кошку.

Они обмениваются понимающими взглядами. Они уверены друг в друге. И тот и другой знают, что его товарищ в силу характера и профессиональной натренированности не позволит себе потерять голову. Поэтому их и отобрали в Десятую флотилию, и поэтому они находятся сейчас на борту «Ольтерры». Нужно нечто неизмеримо большее, чем обычная женщина, чтобы они наделали ошибок. И чтобы кто-то смог навлечь опасность на товарищей, соединенных братскими узами.

– Издалека она кажется красивой, – уточняет Скуарчалупо.

Оба улыбаются. Улыбка Ломбардо искренняя и открытая. Похоже, будто улыбается дельфин.

– Она недурна.

– И она не испанка, так ведь?.. Слишком высокая.

Сказав это, неаполитанец напевает:

A chi piaccion gli occhi neri,a chi piaccion gli occhi blu,ma le gambe, ma le gambea me piacciono di più[12].

Едва слышный шорох слышится у них за спиной, на внутреннем трапе. Рядом с ними появляется капитан-лейтенант Лауро Маццантини; мало того что у него каучуковые подошвы, – у него еще и походка неслышная, точно у кошки.

– Что с пятым номером?

Оба водолаза вытягиваются по стойке смирно. Не то чтобы они подчинялись военному ритуалу – просто поддерживают старые традиции.

– Все в порядке, капитан-лейтенант. Действует на сто процентов.

Командир группы «Большая Медведица» кивает. Это худощавый и широкоплечий молодой человек атлетического телосложения. Он голубоглазый блондин с квадратным подбородком. Одет в гражданское, как и все: шорты, белая футболка и сандалии. Он протягивает Скуарчалупо «Corriere dei Piccoli»[13]. Знает, что неаполитанец обожает комиксы.

– Держи. Мне его дал наш вице-консул.

– Спасибо, капитан-лейтенант. А «Il Calcio»[14] не было?

– Еще не доставили.

– А-а… а то я хотел почитать поподробнее о поражении, которое нанесли Риму неаполитанцы.

Офицер слушает его невнимательно. Сосредоточен он на чем-то другом.

– Надо погрузить на майале мины, – говорит он наконец. – Военно-морская разведка информирует о прибытии английского авианосца.

Лица обоих товарищей оживляются. Маццантини смотрит на далекий Пеньон, и на губах у него играет озорная улыбка: так улыбается ребенок, глядя на витрину кондитерской.

– Если не задует южный ветер, восточный пару дней продержит бухту в покое. Хорошо бы устроить англичанам скверную ночку.

Оба водолаза соглашаются. Скуарчалупо искоса поглядывает на Ломбардо и наконец решается:

– Мы говорили о той женщине, капитан-лейтенант.

Лицо офицера омрачает тень.

– А что с ней такое?

– Тезео спокоен, он ей всецело доверяет. – Неаполитанец показывает на своего товарища. – А я не так чтобы очень.

Ломбардо сверлит его глазами с осуждением. Но для Скуарчалупо это не имеет значения: между ними не может быть секретов. Одно из неписаных правил отряда «Большая Медведица» – все делить с товарищами: и подозрения, и надежды. Невысказанные мысли, хорошие или плохие, но удержанные внутри, могут иметь разрушительную силу и создадут проблемы. Поэтому все высказывается, подвергается анализу и обсуждается. Те, кто может вместе умереть, должны научиться вместе жить.

– Тогда, на берегу, она поступила со мной благородно, – возражает Ломбардо. – Она сказала обо мне только нашим.