Nautilus Pompilius - Порохня Леонид Иванович

Звоночек протренькал перед самым Новым 1988-м: уволили Андрюху Макарова. По прозванию Макаревич. Посчитали, что нужен более грамотный звукооператор, коим показался Володя Елизаров, старый друг Хоменко Алексея Палыча... Саша Калужский известил о том Макарова, и тот ушел. Обиделся в последний раз.

1988. “Скованные”

Однажды жена Мичурина полезла на яблоню за грушей, а на голову ей свалилась дыня.

Год начинался неплохо. То есть хорошо. Даже отлично! “Наутилус” получил красивую бумагу следующего содержания:

“Московский комсомолец”

Грамота

НАГРАЖДАЕТСЯ группа “НАУТИЛУС ПОМПИЛИУС”,

признанная по итогам 1987 года лучшим дебютом

в читательском опросе “Звуковой дорожки”

Редактор газеты “Московский комсомолец” —

подпись (П.ГУСЕВ)

Ведущий “Звуковой дорожки” —

подпись (Д.ШАВЫРИН)

И планов имелось форменное громадье.

Музыканты в начале января отправились уже по-настоящему в столицу. Собирались работать в студии Чернавского. Веселились, как могли, настроение у всех было отличное. И старались, как могли, не замечать, что в воздухе витает особая атмосфера нервозной и неприятной популярности, всегда сопровождающая появление новой крупной звезды. К счастью, такое долго не длится, но и “недолго” не всем удается пережить. Или хотя бы обойтись без крупных потерь.

Музыканты оказались в общежитии МВТУ имени Баумана, там засели на месяц, за который пару раз побывали на студии Чернавского, где, к собственному удивлению, занимались обивкой стен какой-то тканью; пару раз сходили в спортзал, а на выходе из января получили по сто с чем-то рублей зарплаты... Но что казалось им куда более важным: ни Славы, ни Димы в общаге не наблюдалось. Слава в том январе большую часть времени проводил с финнами, неожиданно возникшими на горизонте в связи со съемками документального фильма о советском роке “Серп и гитара”. Режиссер, Марьяна Мюкконен, в Славу просто влюбилась, киногруппе Слава тоже очень понравился, в результате чего он и растворился в пространстве настолько основательно, что мог неделями не появляться вообще.

А Дима растворился в другом направлении, Дима вплотную занялся московской жизнью. С теми же последствиями. Музыкантов это раздражало необычайно, однако они, как могли, пытались работать. Сотрудничество с Чернавским не состоялось. Зато само собой случилось другое крупное знакомство: они попали в студию Кальянова, студию Пугачевой – не хухры-мухры! И понемногу договорились до альбома.

“Забивали его в цифру” прямо в общежитии, забивали Хоменко и Елизаров, у них в комнате и клавиши стояли, и секвенсор, который Славе финны подарили. Здесь следует подробнее остановиться на “гуманитарных” результатах кадровых перестановок: к Хоменко прибавился Володя Елизаров, звукорежиссер, аранжировщик, композитор, мультиинструменталист. Забежим вперед и добавим, что вскоре должен был появиться басист Витя Алавацкий...

Это были люди совершенно для группы новые и стоявшие особняком, это мягко выражаясь. Отличные профессионалы, музыканты со стажем, никак с рокерским не соотносимым, люди старой кабацкой закалки, но без рок-н-ролльного прошлого. Слово “кабацкий” в данном случае используется не оценочно, а определительно; музыканты, по много лет игравшие в ресторанах, – люди особенные и по-своему замечательные. Со странностями. Старый кабацкий музыкант, например, не пьет, потому что если бы пил, давно бы уже не был музыкантом, а возможно, и вообще бы “не был”. Профессионал, но склонен к определенному музыкальному прочтению любой вещи, трудолюбив, но в результате должен получить за работу деньги, что само по себе совсем не плохо, но явно действовало бывшим энтузиастам на нервы. Люди пришли, склонные не к загулу, а к работе, совершенно не падкие на жидкие проявления новообретенной славы, но привыкшие к стабильности...

Они и уселись прямо в общежитской комнате творить новый альбом. Сперва его нужно было “забить в цифру”, то есть заложить вмузыкальный компьютер все партии. Забивали без Славы, он тусовался где-то, и без Димы; их привлекали редко. Тогда, кстати, с большим удивлением обнаружили, что в “Гуд-бай, Америка” Дима всегда играл не ту гармонию. На концерте, в шуме и гаме, не слышно, и он всю жизнь играл неверную ноту. А когда в цифре забивали бас, оно и вскрылось ко всеобщему музыкальному конфузу. Но это мелочи. С готовым почти альбомом явились в студию Пугачевой.

Туда же пришла Алла Борисовна.

Вспоминает А.П.Хоменко:

И сама со Славой маялась, у него тогда очень плохо было с голосом, мы просто уходили в другую комнату, там сидели, а он стоял с наушниками, она – рядом с наушниками и с текстом, и прямо карандашиком отмечала, что, мол, “тут ты спел, а отсюда давай перепевай”... А потом, когда вышел Могилка и спел, она говорит: “Ты почему все с первого раза поешь классно?” Могила все спел без вопросов, а со Славкой работали... Она была его первая учительница пения.

И сама спела бэк-вокал в “Докторе моего тела”. Увы, альбом это не спасло. Назывался он “Князь тишины”. А на бутлегерских кассетах почему-то значилось: “Казнь тишины”. Ошибок случайных, как известно, не бывает.

Впоследствии на обложке альбома появился список состава: “Вячеслав Бутусов – вокал, гитара; Алексей Могилевский – саксофон, бэк-вокал; Алексей Хоменко, Виктор Комаров – клавиши; Владимир Елизаров – гитара, бас; Владимир Назимов – ударные”. И дело даже не в легкой неправде: и барабаны, и бас, и клавишные – почти все в альбоме исполнял компьютер, что не могло не сказаться на уровне его “автоматизированности”. Дело в том, что Дима Умецкий поминается только в качестве соавтора слов “Прощального письма” – в просторечии “Гуд-бай, Америки”.

Случилось все глупо до неправдоподобия: в первых числах февраля пришел Дима и предъявил ультиматум – или принимаете мои требования, или я ухожу. Требования, сказать по-честному, были не ахти какие, но и не слишком приемлемые: убрать Хоменко и Елизарова, оставаться в Москве, менять “крышу” вкупе с директорами, еще мелочи какие-то... Или он уйдет. Слава сказал: “Если ты все решил, уходи”. И уговаривать не стал. Дима на такой разворот не рассчитывал, его должны, обязаны были уговаривать! Но пришлось уходить.

Срочно выписали из Свердловска Витю Алавацкого и, поскольку очередной концерт назначен был буквально на следующий день, посадили за пульт. Елизаров за ночь выучил всю программу на басу. Играли без Димы. Закончился январь 1988 года.

Странный январь. Славу никто не видел, его возили по столице как свадебного генерала. Музыканты сидели в холодной общаге и обижались, много пили; иногда появлялся Слава, “одаривал” их парой блоков дефицитного в то время “Кэмела”; они обижались еще сильней, но брали – курить-то надо... А Дима просто влюбился. Но главное не в том: в январе стало ясно, что “Наутилус” уже превратился в нечто, которое стало выгодно делить на части. Делить “на разных основаниях”, в зависимости от конкретных устремлений каждого конкретного участника деления. А участники были очень разные...

Вспоминает А.Могилевский:

Изолировать Славу начали Калужский и Ханхалаев...

И зря они это начали. Однажды на концерт приехал Стас Намин со своим директором и, когда узнал, за какие – даже по тем временам! – смешные деньги Ханхалаев продает “Hay”, сказал: “Ребята, вам надо с ним расставаться: либо он дурак, либо просто много ворует”.

Расставаться, впрочем, пришлось бы и без советов умного Намина: вокруг “Hay” шли постоянные маневры слишком мощных сил.

Из интервью А.П.Хоменко:

Она (А.Б.Пугачева. – Л.П.) его (В.Г.Бутусова. – Л.П.) тащила к себе, и не получилось только потому, что он инфантильный, ему это на хер все не нужно. А Намина он просто боялся. Аллу он не боялся, Алла – баба, а Стаса он боялся, потому что Стас – он майор, он сразу посадит на гауптвахту, и все.