Дневник Кришнамурти - Джидду Кришнамурти

Что есть священное? Не вещи, созданные умом, руками или морем. Символ никогда не является реальностью; слово «трава» — это не трава, которая растёт на лугу; слово «бог» не является богом. Слово никогда не содержит в себе целого, каким бы искусным ни было описание. Слово «священный» не имеет никакого значения само по себе; оно приобретает священность только в своем отношении к чему-то, что иллюзорно или реально. Реальное — это не слова, идущие от ума; реальность, истина, есть нечто такое, к чему мысль не может прикоснуться. Там, где есть воспринимающий, нет истины. Мыслящий и его мысль должны прийти к концу, чтобы истина была. Тогда то, что есть, является священным — тот древний мрамор в золоте солнечных лучей, та змея и тот крестьянин. Где

of another but you keep your own; the beliefs of another are superstitions but your own are reasonable and real. What is sacred?

He had picked it up, he said, on a beach; it was a piece of sea-washed wood in the shape of a human head. It was made of hard wood, shaped by the waters of the sea, cleansed by many seasons. He had brought it home and put it on the mantelpiece; he looked at it from time to time and admired what he had done. One day, he put some flowers round it and then it happened every day; he felt uncomfortable if there were not fresh flowers every day and gradually that piece of shaped wood became very important in his life. He would allow no one to touch it except himself; they might desecrate it; he washed his hands before he touched it. It had become holy, sacred, and he alone was the high priest of it; he represented it; it told him of things he could never know by himself. His life was filled with it and he was, he said, unspeakably happy.

What is sacred? Not the things made by the mind or hand or by the sea. The symbol is never the real; the word grass is not the grass of the field; the word god is not god. The word never contains the whole, however cunning the description. The word sacred has no meaning by itself; it becomes sacred only in its relationship to something, illusory or real. What is real is not the words of the mind; reality, truth, cannot be touched by thought. Where the perceiver is, truth is not. The thinker and his thought must come to an end for truth to be. Then that which is, is sacred that ancient marble with the golden sun on it, that snake and the villager. Where there's

нет любви, там нет ничего священного. Любовь целостна, и в ней нет никакого дробления, никакой фрагментации.

2 октября 1973

Сознание есть его содержание; содержание есть сознание. Всякое действие фрагментарно, когда содержание сознания раздроблено. Такая деятельность порождает конфликт, страдание и смятение; тогда неминуема печаль.

С высоты полёта можно было видеть зелёные поля, каждое отличалось от других формой, размером и цветом. Поток стремился к морю, а далеко за ним были горы, покрытые снегами. Всюду по земле были рассыпаны большие, всё разраставшиеся города, деревни; на холмах стояли замки, церкви и дома, а за ними тянулись огромные пустыни — бурые, золотые и белые. Потом снова синее море и пространства суши, покрытые густыми лесами. Земля была обильна и прекрасна.

Он был там, надеясь встретить тигра, и встретил. Крестьяне приходили сказать хозяину дома (где он гостил), что предыдущей ночью тигр загрыз молодую корову и непременно вернётся в ближайшую ночь к своей жертве. Хотели бы они его увидеть? На дереве будет сооружена площадка, и оттуда можно будет видеть крупного хищника, а кроме того они привяжут к дереву козу, чтобы быть уверенными, что тигр придёт. Он сказал, что не хотел бы видеть козу, растерзанную ради его удовольствия. Этим вопрос был исчерпан. Но вечером, когда солнце скрылось за бугристым холмом, его хозяин выразил желание поехать покататься, надеясь, что может представиться случай увидеть тигра, растерзавшего корову. Они проехали по лесу несколько миль; стало совсем темно, и с включёнными фарами они повернули назад. На обратном пути они потеряли всякую надежду увидеть тигра. Но тут как

no love there is nothing sacred. Love is whole and in it there's no fragmentation.

2 ND OCTOBER 1973

Consciousness is its content; the content is consciousness. All action is fragmentary when the content of consciousness is broken up. This activity breeds conflict, misery and confusion; then sorrow is inevitable.

From the air at that height you could see the green fields, each separate from the other in shape, size and colour. A stream came down to meet the sea; far beyond it were the mountains, heavy with snow. All over the earth there were large, spreading towns, villages; on the hills there were castles, churches and houses, and beyond them were the vast deserts, brown, golden and white. Then there was the blue sea again and more land with thick forests. The whole earth was rich and beautiful.

He walked there, hoping to meet a tiger, and he did. The villagers had come to tell his host that a tiger had killed a young cow the previous night and would come back that night to the kill. Would they like to see it? A platform on a tree would be built and from there one could see the big killer and also they would tie a goat to the tree to make sure that the tiger would come. He said he wouldn't like to see a goat killed for his pleasure. So the matter was dropped. But late that afternoon, as the sun was behind a rolling hill, his host wished to go for a drive, hoping that they might by chance see the tiger that had killed the cow. They drove for some miles into the forest; it became quite dark and with the headlights on they turned back. They had given up every hope of seeing the tiger as they drove back. But just as

раз, делая крутой поворот, они оказались перед тигром, сидящим на задних лапах посреди дороги, огромным, полосатым, с глазами, сверкавшими в свете фар. Машина остановилась, и тигр, зарычав, пошел им навстречу. Его рычание сотрясало машину; он был удивительно огромен, и его длинный хвост с чёрным кончиком медленно двигался из стороны в сторону. Зверь был раздражён. Окно машины было отрыто, и когда тигр, рыча, проходил мимо, он протянул руку, чтобы погладить этот громадный сгусток энергии леса, но хозяин быстро рванул назад его руку, объяснив позднее, что хищник мог оторвать её. Это было великолепное животное, полное величия и мощи.

Там, внизу, на земле существовали тираны, лишающие человека свободы; идеологи, формирующие ум человека; священники с их вековыми традициями и верой, превращающие человека в раба; политики с их бесконечными обещаниями, приносящие растление и рознь. Там, внизу, человек захвачен в сети бесконечного конфликта, печали и ярких огней удовольствия. Это всё так ужасающе бессмысленно — страдание, труд и сентенции философов. Смерть, несчастья и тяжкий труд, человек против человека.

Это сложное многообразие, все эти различные изменения в формах удовольствия и страдания представляют собой содержание человеческого сознания, которое сформировано и обусловлено взрастившей его культурой с её религиозным и экономическим давлением. В пределах такого сознания свобода невозможна; то, что принято считать свободой, в действительности является тюрьмой, ставшей до некоторой степени приемлемой для жизни благодаря техническому прогрессу. В этой тюрьме происходят войны, которые наука и прибыль делают всё более разрушительными. Свобода — не в смене тюрем, и не в какой-либо смене гуру, с их абсурдным авторитетом.

they turned a corner, there it was, sitting on its haunches in the middle of the road, huge, striped, its eyes bright in the headlamps. The car stopped and it came towards them growling and the growls shook the car; it was surprisingly large and its long tail with its black tip was moving slowly from side to side. It was annoyed. The window was open and as it passed growling, he put out his hand to stroke this great energy of the forest, but his host hurriedly snatched his arm back, explaining later that it would have torn his arm away. It was a magnificent animal, full of majesty and power.

Down there on that earth, there were tyrants denying freedom to man, ideologists shaping the mind of man, priests with their centuries of tradition and belief enslaving man; the politicians with their endless promises were bringing corruption and division. Down there man is caught in endless conflict and sorrow and in the bright lights of pleasure. It is all so utterly meaningless the pain, the labour and the words of philosophers. Death and unhappiness and toil, man against man.

This complex variety, modified changes in the pattern of pleasure and pain, are the content of man's consciousness, shaped and conditioned by the culture in which it has been nurtured, with its religious and economic pressures. Freedom is not within the boundaries of such a consciousness; what is accepted as freedom is in reality a prison made somewhat livable in through the growth of technology. In this prison there are wars, made more destructive by science and profit. Freedom doesn't lie in the change of prisons, nor in any change of gurus, with their absurd authority.

Авторитет не приносит разумного порядка. Напротив, он порождает беспорядок, и это та почва, на которой вырастает авторитет. Свобода не существует во фрагментах. Нефрагментированный, целостный ум пребывает в свободе. Он не знает, что он свободен; то, что известно, — в сфере времени, — прошлого, через настоящее переходящего в будущее. Всякое движение есть время, а время не является фактором свободы. Свобода выбора отрицает свободу, выбор существует лишь там, где смятение, неразбериха. Ясность восприятия, проникновения в суть — это свобода от страдания выбора. Абсолютный порядок — это свет свободы. Этот порядок — не дитя мысли, ибо вся деятельность мысли — это культивирование фрагментации. Любовь — не фрагмент мысли, наслаждения. Осознание этого — разумность. Любовь и разумность неразделимы, и из этого проистекает действие, которое не вызывает страдания. Порядок — основа такого действия.

3 октября 1973

Ранним утром в аэропорту было ещё довольно холодно; солнце едва начинало всходить. Все были тепло закутаны, а бедные носильщики дрожали от холода; в аэропорту стоял обычный шум, рёв взлетающих реактивных самолётов, громкая болтовня, слова прощания и взлёт. Самолёт был переполнен туристами, бизнесменами и другими пассажирами, направлявшимися в священный город, грязный и кишевший людьми. Вскоре обширная гряда Гималаев стала розоветь в лучах утреннего солнца; мы летели на юго-восток, и на протяжении сотен миль эти огромные горные пики, прекрасные и величественные, казалось, висели в воздухе. Пассажир, сидевший рядом, был погружён в чтение газеты; женщина по другую сторону прохода погрузилась в молитву, перебирая чётки; туристы громко разговаривали и фотографировали друг друга и далёкие горы; каждый был занят своими делами и