Жизнь с переводом - Илья Райх

– Еще два года, и я уже не смогу поднимать тебя, – пыхтя, выговорила мать.

– Надеюсь, что не доживу, – без намека на иронию отвечал Федор.

– Дурак, только попробуй! Глупостей не говори, – злилась мать.

– Ты меня отвезешь сегодня в школу к ребятам? – Федор каждое утро задавал этот вопрос.

– Нет, сегодня не успею, мне пора на работу, я и так каждый день опаздываю, меня так уволят скоро.

– Тебя не уволят.

– Сегодня – нет. Завтра может быть.

Федор дулся, хотя, если мать решила, то так тому и быть. Он редко перечил ей, только в минуты, когда сильно скучал по ней.

– А учителя хоть придут сегодня, а то их два дня уже не видно?

– Кстати, надо позвонить в школу.

Учителей из школы приходилось силком затаскивать к Федору. Только покойная Надежда Васильевна честно исполняла свой долг. Но ее нет, а новая учительница по математике не особо посещала его, хотя по телефону из школы через день кормила «завтраками». Жаловаться на них тоже не имело смысла. Идти на конфликт с учителем всегда стоило оценки. Занизить или натянуть нужную оценку, оставить на второй год за неуспеваемость – все это во власти учителя. Учитель всегда прав.

Но в учителях Федор особо не нуждался. Хотя Федор и дня не прожил бы без посторонней помощи, в нем была чрезмерно развита самостоятельность. Он делал уроки без принуждения. Открывал учебник, решал задачи, если кое-что не получалось, все равно не сдавался, и в конце концов находил верное решение. Он справлялся с любым предметом в одиночку – с историей, с русским языком, с английским…

За уроками он убивал время. Но перед тем как сесть за них, он каждое утро, особенно зимой, подъезжал к окну и наблюдал за людьми, бегущими на работу. Но, в отличие от многих других, он в эти минуты не был преисполнен чувства защищенности, наоборот, Федор представлял, что именно он, вопреки снежной буре, на своих ногах смелой поступью шагает по хрустящему снегу. Вот он пришел в школу, разделся в гардеробной, поднялся наверх, на второй этаж, встретил ребят, набегался по коридору, вспотел. Прозвенел звонок на первый урок…

Глава двенадцатая

Виктор Андреевич закрутил роман с мамой Федора, – из учеников школы, не считая Федора, я был единственным, кто знал об этом факте. Я никому об этом не сказал, да и особо меня это не занимало. Хотя один раз у меня возник порыв, когда моя мама устроила очередные посиделки с коллегами, среди которых как обычно значилась Эльза Петровна. Так вот она, после очередной рюмки, громко, на всю квартиру рассказала легенду – якобы мать Федора занимается проституцией. Клиенты – обеспеченные люди города. Все возражали, но Эльза Петровна проявляла непреклонность и повторяла: «Тогда откуда у нее деньги на компьютеры для школы?».

– Богатый спонсор, – отвечала мама, а остальные вторили ей: – Ты же сама в прошлый раз распиналась, орала тут, что у нее богатый ухажер…

– Нет, не помню, она проститутка… – категорично кричала пьяная Эльза Петровна.

В это мгновение во мне проснулось желание ворваться на кухню и обрушить весь свой гнев на неугомонную Эльзу Петровну, сказать ей в лицо, что тетя Лена порядочная женщина, и что за ней ухаживает всеми уважаемый и любимый учениками Виктор Андреевич. Еле удержался. Но оказалось, что Эльза Петровна и так обо всем знает:

– Наш Витек тоже решил за ней приударить, а она его отшила, куда ему с его зарплатой. Она ведь очень дорогая проститутка… хотя, что в ней особого…

– Нам всем с нашей зарплатой можно идти туда же… – подшучивала мама.

Я был рад за Виктора Андреевича. Они с мамой Федора казались мне красивой парой. Но теперь Эльза Петровна невзлюбила не только Виктора Андреевича, но и тетю Лену, а это значит, что у Федора в будущем могли быть проблемы с предметом «музыка».

Так оно и случилось. На тех редких уроках пения, на которых присутствовал Федор, Эльза Петровна излишне придиралась к нему за ответы. Однажды Эльза Петровна задала классу вопрос: «Кто такой Чайковский?». Все выкрикивали с места ответы, в том числе и Федор. В основном все отвечали неверно, кем только ни называли великого композитора – певцом, художником, и лишь Федор правильно назвал его композитором. Но Эльза Петровна осекла его, сказав: «Лучанов, ответ неправильный, он был, прежде всего, педагогом».

Но больше всего не повезло Виктору Андреевичу. Этот роман вышел ему боком и стал отправной точкой в его жизни, которая покатилась вниз с удвоенным ускорением, благодаря той же Эльзе Петровне. Своей осведомленностью, что Виктор Андреевич часто опаздывает, приходит в школу с нетерпимым перегаром, руководство школы было обязано Эльзе Петровне. Как только он подходил к кабинету труда, она умышленно пробегала мимо – ее кабинет музыки соседствовал с кабинетом труда – и, учуяв знакомый запах, бежала наверх. Направлялась в учительскую или в кабинет к Таисии Венгеровне, которую сама же ненавидела, как, впрочем, и завуч не переносила на дух эту неуемную букашку.

В одно морозное утро, за полчаса до начала уроков, Эльза Петровна, тяжело пыхтя, прибежала в учительскую и ждала там Таисию Венгеровну. Та вошла в учительскую за ключом в личный кабинет, но, завидев взволнованную Эльзу Петровну, небрежно спросила:

– А вам что?

– Я к вам по очень срочному вопросу!

– Если вы насчет Виктора Андреевича, то напрасно, он отсутствует по уважительной причине, – попыталась предвосхитить события Таисия Венгеровна.

Эльза Петровна немного замешкалась, она пыталась найти нужные слова.

– Да, я по его душу, думаю, вам будет очень интересно услышать одну новость, – интригующим тоном ответила учительница музыки.

– Хорошо, слушаю вас.

Эльза Петровна рассказала последние сплетни, – она знала, на что можно давить. Все знали о служебном романе Таисии Венгеровны с Виктором Андреевичем, хотя их отношения с трудом походили на классический роман. Так, сексуальные утехи двух одиноких людей, и то – в кабинете завуча или в классе трудов, когда школу накрывало тенью опустения. Но на этот раз Эльза Петровна «стукнула» в самый подходящий момент.

Таисия Венгеровна сама замечала, как в последнее время охладел к ней Виктор Андреевич. Он исчезал из школы сразу после уроков, на ее предложения задержаться на работе тактично отказывался, мотивируя свой отказ болезнью матери. А недавно и вовсе забыл поздравить ее с днем рождения. Таисия Венгеровна не претендовала на него, но, как и в любой женщине, которую беспардонно игнорируют, в ней проснулась мужененавистница. Она сухо поблагодарила Эльзу Петровну и попросила ее тут же сообщать ей про все провинности коллеги.

Таисия Венгеровна не пустилась в чувственные разборки, а как расчетливая стерва стала ждать – как зверь, терпеливо подстерегающий свою жертву в засаде. Виктор Андреевич попался в ее когти на следующий же день. Он прогулял первый урок, об этом завучу снова доложила не кто-нибудь, а Эльза Петровна. На следующий день он тоже провинился – отпустил учеников десятого класса на целых полчаса раньше положенного, так как у него были запланированы личные дела. Только за одну неделю у него набралось три негласных взыскания. И, неожиданно для него, в начале следующей недели его вызвали на педсовет. Но он не явился на встречу с коллегами, предпочтя пойти в кино с мамой Федора. На следующий день, в присутствии директора школы и завуча, разговор все же состоялся. Петр Евдокимович молчал, он только кивал после каждой фразы Таисии Венгеровны.

– Мало того, что вы систематически нарушаете трудовой кодекс, вы еще и педсовет проигнорировали, а это уж слишком…

– Хорошо, давайте короче… – оборвал ее Виктор Андреевич.

– Этот нахал еще и не слушает! – повысила голос завуч.

– Таисия Венгеровна, меня ждут ученики…

– Пусть ждут, какая тяга проснулась к труду! Что-то мы этого раньше не замечали! – нервно вскричала Таисия Венгеровна.

– Слышь, Венгеровна, ты тут решила спектакль разыграть? Так и скажи, что ревнуешь…

– Ты, скотина, совсем оборзел? – взвыла она.

– Тише, тише, устроили тут базар! Это все-таки школа! – вмешался директор.

– Вы видели, Петр Евдокимович, он меня оскорбил…

– Вы оба хороши, идите работать, – директор вышел из учительской.

– Ну что, Витюша, как она, прекрасна? – фамильярно произнесла Таисия Венгеровна.

– A-а, вот в чем дело, уже донесли.

– Сама догадалась, я женщина понятливая, – ехидно отвечала Таисия Венгеровна. – Значит, ухлестываешь за матерью инвалида. Свою дочь не смог воспитать, а жопу инвалиду подтирать, думаешь, получится?

– Если понятливая, что ж тогда весь этот спектакль-то устроила?

– Почему устроила? Хотела узнать правду.

– Ну, узнала? – небрежно спросил Виктор Андреевич.

– Да, узнала.

– Ну и хорошо, – Виктор Андреевич самодовольно улыбнулся.

– Что, радуешься? – процедила Таисия Венгеровна, в ее голосе отразилась вся ненависть момента. Она пыталась казаться спокойной, уравновешенной, но у нее мало что получалось – перед ней был не запуганный ребенок, а взрослый мужчина с военным прошлым.