Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович

ж) Еще одну, седьмую группу составляют мифы о тех простых смертных, которые в своей любви захотели стать на одну плоскость с Аполлоном. Если предыдущие мифы указывали на несовместимость Аполлона с доапол–лоновской стихийностью, то эти рассказывают о несовместимости его со смертными, пожелавшими сохранить в отношениях с ним свою самостоятельность. Это — Марпесса, Коронида и Кассандра.

В мифе о Марпессе это видно не так отчетливо. Марпесса (Apollod. I 7, 8, сл.), дочь Эвена, просватанная за Аполлона, была похищена Идасом, с которым Аполлон в дальнейшем вступает в бой из–за своей невесты; и когда Зевс предлагает самой Марпессе выбрать жениха, то она выбирает Идаса как более надежного. По Гомеру (Ил. IX 553—560), от Марпессы и Идаса рождается Клеопатра, в дальнейшем жена этолийского Мелеагра. Здесь обращает на себя внимание незавидное положение Аполлона, свидетельствующее об его беспомощности в брачных делах и отводящее нас, пожалуй, к тем временам начала греческой цивилизации, когда вообще любили изображать богов в беспомощном и смешном виде (ср. о Марпессе у Павсания V 18, 2).

Совсем другое находим мы в мифе о Корониде. Гигин (Fab. 202) рассказывает, что когда Аполлон сошелся с Ко–ронидой, дочерью Флегия, а после этого с ней сошелся также и некий Исхис, сын Элата, то Зевс этого Исхиса убил молнией, а Аполлон убил Корониду, выведя из нее плод (Асклепия). Тот же рассказ дан в форме многословного и цветистого изложения у Пиндара (Pyth. Ill 1 и сл.), который особенно подчеркивает виновность Корониды, якобы справедливо пострадавшей за свой грех. Подобного рода миф тоже, конечно, не может быть особенно древним, поскольку в те времена даже у светского Гомера, не говоря уже о догомеровских временах, шутки в отношении Аполлона не могли иметь места. Подобного рода миф возникает опять–таки только тогда, когда представление о богах утратило свое прежнее содержание и о них начинают рассказывать как об обыкновенных людях. Правда, Аполлон изображается тут все еще очень сильным, но уже простая смертная не боится его обманывать.

У Овидия (Met. II 534—632) миф о Корониде вставлен в сложную и интересную для мифолога ситуацию. Здесь изображается ворон, который за открытие Аполлону измены Корониды был превращен им из белого в черного. При этом фигурирует еще и ворона. Эта ворона — девушка, превращенная в ворону вследствие ее нежелания вступить в брак с морским богом. Она рассказывает свою историю упомянутому ворону, желая предостеречь его от беды, потому что сама она, уже будучи вороной, тоже раскрыла одно преступление (именно Аглавры) своей покровительнице Афине Палладе и заслужила от нее за это немилость. Ворон, однако, не слушается ее и раскрывает Аполлону преступление Корониды, за что и превращается из белого в черного. Этот миф изложен прозаически у Аполлодора (III 10, 3), Павсания (II 26, 4—7) и у Гигина Астронома (II 40, со ссылкой на Истpa), а также у Ферекида (FHG I 71, 8). И наконец, самое раннее упоминание об этом мифе находим у Гесиода в тех источниках, которые собраны у Жаха (frg. 123). Участие ворона подробно изображается также и у Ватиканских мифографов (I 113, II 22).

з) Однако самым глубоким и самым ярким образом в этой области является Кассандра, знаменитая дочь Приама, о которой сохранились также и обширные литературные материалы. Этот образ знаменит тем своим напряженным трагизмом, который возникает у людей как раз в переломные эпохи, когда личность настолько смела, чтобы нарушить абсолютизм старого, но еще не настолько самостоятельна, чтобы не чувствовать своего перед ним греха. Кассандра, во–первых, осмелилась ставить Аполлону условия, когда тот захотел вступить с ней в брак: именно, она потребовала дарования себе пророческого дара. При этом Аполлон здесь оказывается уже настолько слабым, что он принужден пойти на это требование и заранее не знает, что из этого получится. Во–вторых, Кассандра осмелилась нарушить свое обещание быть супругой Аполлона; и Аполлон опять–таки ничего не может с этим сделать, кроме того несущественного решения, чтобы отныне объективно правильным пророчествам Кассандры никто не верил. Совершенно ясно, что при такой ситуации бог Аполлон и его смертная возлюбленная стоят совершенно на одной плоскости и борются друг с другом в сущности самыми обыкновенными человеческими средствами. Но ясно также и то, что при всем своем дерзании и при всей своей бесцеремонности в отношении Аполлона Кассандра чувствует свою глубочайшую вину перед ним, мучится от этой вины и в конце концов даже теряет все свои жизненные и духовные силы от постоянной подавленности этим грехом. Поэтому в мифах о Кассандре необходимо видеть не только социальную историю Греции, но и, в частности, один из самых трагических ее периодов, именно — период перехода от безраздельной мифологии, когда отдельная личность еще не проснулась и молчит, к той самостоятельности человеческого индивидуума, когда человек требует себе одинаковых прав с богами.

Бросим беглый взгляд на некоторые относящиеся к мифу о Кассандре материалы.

Кассандра еще в «Илиаде» (XIII 365) считается вместе с Лаодикой «прекраснейшей по виду из дочерей» троянского царя Приама и Гекабы (VI 252). Гомер же (Од. XI 421—426) знает и об умерщвлении ее Клитемнестрой. Циклический эпос (EGF, р. 49) прибавляет к этому рассказ о том, как Аякс, сын Оилея, во время взятия Трои схватил ее, сорвав с места и изображение Афины, которое та обнимала, моля о защите. Греки за это святотатство хотели побить его камнями, но он тоже находит защиту у алтаря Афины. Сцены, когда Аякс отрывает Кассандру от статуи богини, были изображены на ларце Кипсела (Paus. V 19, 5; ср. также X 26, 3; I 15, 3). Мотив осквернения Кассандры Аяксом, вероятно, александрийского происхождения.

У Гомера о прорицаниях Кассандры еще ничего нет. Пиндар уже называет ее «девой–пророчицей» (Pyth. XI 49), не имеющей к себе доверия. По Аполлодору (III 12, 5), этот дар она получила от Аполлона, обещая ответить на его любовь взаимностью. Когда она не исполнила этого обещания, Аполлон внушил людям не доверять ее пророчествам. Гигин (Fab. 93) говорит, что Аполлон хотел овладеть ею в храме, когда она заснула там от утомления; а Сервий в комментариях к «Энеиде» (И 247) прибавляет еще и такую подробность: «Скрывая ненадолго свой гнев, он просит у нее подарить ему только поцелуй. И когда она это сделала, он плюнул ей в лицо». С тех пор начинается печальная и горестная история Кассандры. Она пророчествует о разных бедствиях, но ей никто не верит. Первая признавшая Париса в безвестном победителе–пастухе, она пророчествовала о гибели Трои, когда тот собирался похищать Елену, и даже требовала его убить (Eur. Andr. 293—300). Кассандра первая узнает о возвращении ее отца Приама из лагеря греков с трупом Гектора (Ил. XXIV 695—709). Она пророчествует о гибели Трои перед водворением деревянного коня в Трою (Verg. Aen. II 247 и сл.). Она пророчествует и истерически вопит, узнав после падения Трои, перед отъездом в Грецию, о предстоящей ей участи наложницы Агамемнона (Eur. Тго. 308—340); она предрекает своей матери гибель (там же, 353—405); перед отведением ее к Агамемнону она пророчествует об Одиссее, о своей смерти и о гибели Агамемнона (там же, 429—461). Анхиз вспоминает пророчество Кассандры о его приезде в Италию (Verg. Aen. Ill 182—188); предсказывала она и подвиги Энея в Италии (там же, X 65—68), и, явившись во сне Берое, она побуждает зажечь корабли Энея (там же, 635—638).

Все эти предсказания Кассандры связаны самым тесным образом со всей судьбой Трои, со всеми главными, поворотными событиями ее истории. Можно сказать, это какой–то трагический гений Трои. Недаром во время взятия Трои из–за нее возгорелся целый бой, которому Вергилий посвящает отдельный эпизод (Aen. II 403— 415). Приведем из него начало (Брюс.):

…С расплетенной косой, Приамейеву деву Тащат из храма, от самой святыни Минервы, Кассандру, В небо взводящую очи, горящие пламенем, тщетно, — Очи, затем что в оковах никли нежные длани…