Стальные гробы - Герберт Вернер

8 ночь, когда мы намеревались осуществить свой план, всем было приказано явиться в ремонтный цех к капитану Юргенсену и его помощникам. Мы с Фредом в ужасе отпрянули, когда вышли на освещенный тусклым светом плац, где выстроились подковой команды подлодок лицом к выбеленной стене ремонтного цеха. Там с временно сколоченной виселицы свисали три петли. Под ними находился широкий помост, на котором стояли три табуретки. Перед виселицей находилась грубо сбитая скамья, покрытая широким полотнищем военно-морского флага. Корабельный фонарь, поставленный на красное полотнище, бросал жуткий свет на экземпляр книги Гитлера «Майн кампф». Строй морских пехотинцев занял место позади плаца. Взад и вперед сновали штабные офицеры. Лейтенант Ланге, молодой адъютант Юргенсена, выкрикивал отрывистые приказания.

Подводники забеспокоились. Юргенсен начал свою речь:

– Солдаты, я собрал вас здесь вместе, чтобы показать, как нам избежать нового 1918 года. Примером должны послужить эти три дезертира. Пусть их участь вселит ужас в сердце каждого, кто заражен революционным духом. Мы защитим и сохраним идеалы, завещанные нам погибшим мученической смертью фюрером. Стража, вывести эту троицу!

То, что последовало за этим, представляло собой совершенный кошмар. Пленники были выведены на плац со связанными за спиной руками. На мгновение они оцепенели, увидев три петли, свисавшие с перекладины, затем вырвались и побежали прочь, Ланге несколько раз выстрелил одному из беглецов в спину. После того как тот упал лицом к земле, двое других остановились. Всех троих снова притащили к виселице.

Ланге громко зачитал длинный список сфабрикованных обвинений. Затем потребовал самого сурового наказания: смерти через повешение. Никто в рядах подводников перед лицом шеренги вооруженных морских пехотинцев не посмел протестовать против экзекуции.

Юргенсен объявил трех подсудимых виновными по всем статьям и приговорил их к повешению за шею «до тех пор, пока смерть не отделит их тела от душ».

Затем было приказано страже привести приговор в исполнение. Но прежде чем трое осужденных были доведены до платформы, они снова вырвались и стали отчаянно бороться за жизнь. Прогремели выстрелы. При зловещем свете фонаря на плацу завязалась борьба, был слышен тяжелый топот ног, поднялась пыль. Трое осужденных снова были схвачены, но нечеловеческими усилиями они освободились еще раз. Несчастные парни отбивались, кусались, лягались и вырывались до тех пор, пока не были укрощены окончательно.

Теперь Юргенсен уже кричал:

– Расстреляйте этих мерзавцев, не надо вешать, стреляйте в них!

Морские пехотинцы услышали приказ, и все закончилось очень быстро. Один из них поднял ружье и выстрелил в упор. Лицо осужденного сплющилось, как блин. Двое других тоже рухнули, изрешеченные пулями. Морские пехотинцы подтащили три тела к стене ремонтного цеха и оставили их там. Командам подлодок было приказано разойтись, ушел прочь строй морских пехотинцев, плац опустел.

Поздно ночью два унтер-офицера помогли мне втащить тела расстрелянных на шлюпку. Мы привязали грузы к их ногам и шеям, затем, работая веслами, добрались до середины фиорда. Три всплеска воды – и мертвые моряки были похоронены согласно морским традициям.

Казнь заставила Фреда решительно отказаться от намерения выйти в море этой или какой-нибудь другой ночью.

Несколько дней компаунд пребывал в могильной тишине. Многие его обитатели были шокированы инсценированным убийством и мучились угрызениями совести. Происшедшее убило во мне последние надежды: если немцы убивали немцев без тени смущения, то мне нельзя было рассчитывать на лучшее будущее на родине. Не было надежд и на милость победителей. К моему удивлению, англичане проигнорировали наши подлодки на базе и не причинили вреда другим, которые подчинились их приказам двигаться в ближайшие британские порты, вывесив черные флаги на выдвинутых перископах. Мои опасения относительно победителей ослабли еще больше после первой встречи с британским офицером.

В середине мая я отправился к британскому военному коменданту в небольшой провинциальный городок к востоку от Кристиансунна. Мне было поручено обговорить с ним условия эвакуации персонала военно-морской базы. В поездке на бронемашине меня сопровождали два матроса с пулеметами наготове. Нас предупредили о возможной засаде бывших норвежских партизан, жаждавших реванша. Я обнаружил британского коменданта, полковника Макгрегора, в довольно позднее время надевавшим свой военный мундир в номере провинциального отеля.

Макгрегор закрыл за мной дверь и предложил стул.

– Я только что сделал утреннюю гимнастику, – сообщил он извиняющимся голосом со своеобразным шотландским акцентом. – Понимаете, бег по утрам позволяет держать себя в форме. А мужчина моего возраста должен следить за своим весом. – Затем полковник налил мне в стакан вина и добавил; – Это лучшее, что я мог найти в этом захолустном городке.

Одеваясь, Макгрегор немного рассказал о себе. Три месяца назад он приземлился на парашюте в этих горах и организовал здесь норвежские отряды сопротивления. Затем объяснил, что ему приказано добиваться от немецких войск в течение трех дней оставить Кристиансунн и переправиться на ближайший остров Тромой. Я был совершенно обезоружен простотой общения с Макгрегором и решил, что сотрудничать с таким офицером не унизительно, не опасно.

Жарким майским полуднем тысячи наших моряков направились по мосту в хорошо оборудованный военный городок на Тромое, который несколько лет использовался как опорный пункт немецкой береговой артиллерии. Рядовой состав был размещен в казарменных бараках. Фред, я и группа офицеров заняли чистый фермерский дом, использовавшийся под клуб. Полное отсутствие британских военных и неспешное расселение нас группами по собственному желанию позволяли думать, что наше пребывание на Тромое будет недолгим и вполне сносным.

Но все оказалось по-другому. Несмотря на добровольно соблюдаемый строгий распорядок дня, который предусматривал много организационных мероприятий и ранний отход ко сну, часы и дни тянулись невыносимо медленно. Военный городок будоражили слухи относительно наших перспектив и будущего Германии. Тревога и раздражение возрастали по мере того, как дни слагались в недели, а от -британского командования не поступало никаких вестей. Кое-кто не смог выдержать психологической нагрузки. Один офицер повесился на чердаке дома на веревке, привязанной к балке. Мы похоронили его среди красных скал Тромоя. Через три недели после нашего прибытия на остров взбунтовались в бараках рядовые-инородцы, мобилизованные в нашу армию, как утверждалось, принудительно. Они забаррикадировались в своих бараках и застрелили офицера, посланного к ним для расследования. Бунт продолжался до тех пор, пока его подавлением не занялись британские подразделения с континента.