Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В прусской армии по-прежнему был жив и дух геройства, досаждавший Мольтке, когда расстраивал его замыслы. Больше всех трепал ему нервы генерал фон Штейнмец, главнокомандующий Первой армией. Карл Фридрих фон Штейнмец создавал для Мольтке и других командующих двойную головную боль. Когда началась война, ему уже было семьдесят три года, и многие считали его слишком старым. Его биограф писал о нем: «Нельзя сказать, что в армии у него было много друзей. Это объяснялось в первую очередь его сурово-грубым нравом и слишком высокими требованиями к несению воинской службы. Чересчур серьезного и замкнутого, современники его просто недопонимали»113. Подполковник Вальдерзе выразился еще более категорично:
...
«Никак не могу взять в толк, почему они дали ему командование Первой армией. Он уже в 1866 году на три четверти выжил из ума, а с тех пор стал еще на четыре года старше. У него, конечно, энергии хватает, но одного этого недостаточно»114.
Штейнмеца обвинили в преждевременности наступления под Шпихерном: тогда Мольтке просил его подождать. В сентябре генерала освободили от командования, повысили в чине и отправили в Позен. Во всем остальном командная структура действовала слаженно и эффективно, и Мольтке мог быть спокоен. Единственно, что у него не получалось, – это выстраивание отношений с Бисмарком. Министр-президент появился в главной квартире короля в Майнце 31 июля, разодетый в форму генерал-майора резерва, с остроконечным шлемом кавалериста на голове, в ботфортах выше колен, и выглядел чудовищно нелепым штафиркой115. Кадровые офицеры посмеивались, но публике понравился «гигант-немец». Как написал Иоганнес Вилльмс, «его приметная, узнаваемая фигура идеально подходила для эскизов, сувенирных кружек и бюстов, особенно в Pickelhaube» [72] 116. Вальдерзе не спускал глаз с Бисмарка и всякий раз заносил свои впечатления о нем в дневник. 2 августа он пометил:
...
«Король и его свита разместились во дворце великого герцога. Весь остальной персонал главной квартиры расселился в городе, что вызывало недовольство, особенно со стороны Бисмарка, которому пришлось жить в доме патриота, торговца винами, комфортно, но очень далеко от штаба. Он жаловался непрестанно»117.
Для французов война началась неудачно. 4 августа у Виссембурга произошла первая ожесточенная схватка, за ней 5 августа последовала битва при Шпихерне, а 6 августа состоялось полномасштабное сражение под Вёртом, в котором впервые в бою сошлись около ста тысяч человек с обеих сторон. Здесь и обнаружилось, что немецкое игольчатое ружье значительно уступает по эффективности французскому «шасспо» [73] . Мольтке с горечью вспоминал потом, что только под Вёртом пруссаки потеряли десять тысяч человек118. Победил в этом сражении кронпринц Фридрих, о чем он и сделал запись в дневнике:
...
«Сегодня я разбил в пух и прах маршала Мак-Магона, обратив его войска в беспорядочное бегство. Пока можно говорить о том, что он задействовал все свои корпуса, усиленные Файи и Канробе, а также войсками, переброшенными из Гренобля, выставив 80 тысяч человек против меня, имевшего 100 тысяч. Сражение, в котором – опять! – мы потеряли очень много офицеров и солдат, достойно названия подлинно великой битвы. В ней сражалась большая часть моей армии… Потери французов, должно быть, чрезвычайно тяжелы; мертвые тела лежат грудами, красный цвет их униформы виден насколько хватает глаз. Передо мной провели шесть тысяч пленных, не получивших ни одного ранения, включая полковых и батальонных командиров и около сотни других офицеров. Среди них был и полковник кирасиров, узнавший меня, видимо, по звезде, так как он обратился ко мне в соответствии с титулом: «Ah, monseigneur. Quelle dfaite, quel malheur; j’ai la honte d’tre prisonnier, nous avons tout perdu!» Я попытался утешить его, сказав: «Vous avez tort de dire d’avoir perdu tout, car aps tout vous avez battu comme des braves soldats, vous n’avez pas perdu l’honneur». Он ответил мне на это: «Ah, merci vous me faites bien en me traitant de la sorte» [74] . Я попросил его дать мне адреса своих родных и близких, чтобы послать им вести о том, что он жив. Позднее у меня было множество встреч с другими офицерами, оказавшимися в аналогичном положении, с которыми я разговаривал таким же образом»119.
Затем произошли еще несколько кровавых столкновений, и часть разгромленной французской армии перегруппировалась в Меце. Когда французы попытались прорваться, под селением Сен-Прива-Гравелот завязалось крупнейшее за всю войну сражение: в нем сошлись две армии Мольтке общей численностью более 180 тысяч человек и войска маршала Франсуа Ашиля Базена, насчитывавшие 112 тысяч человек. Под губительным огнем французской пехоты и отчасти вследствие промахов самого Мольтке (он неверно оценил диспозиции противника и вначале предпринимал фронтальные атаки) пруссаки и их южногерманские союзники потеряли свыше 20 тысяч человек. Всего же за первые четырнадцать дней пруссаки в шести битвах потеряли более 50 тысяч человек убитыми120. Войска Базена укрылись в Меце, и, хотя, как писал потом Мольтке, «осада Меца не входила в первоначальный план кампании», ему пришлось блокировать город.
Тем временем другая французская армия под командованием маршала Мак-Магона готовилась отойти к Парижу, чтобы дать отпор немцам на подходах к столице. Наполеон III же приказал ему снять блокаду Меца, и новая Шалонская армия во главе с Наполеоном двинулась в северном направлении вдоль бельгийской границы, пытаясь обойти пруссаков стороной. 2 сентября 1870 года Мольтке настиг французов под Седаном, разгромил армию Мак-Магона и взял в плен самого императора. Как только о поражении стало известно в Париже, улицы города заполнились толпами разгневанных граждан, и 4 сентября 1870 года во Франции снова была провозглашена республика.
Хотя война оказалась тяжелее, чем рассчитывал Мольтке, он все же одержал победу благодаря тщательному оперативному планированию и грамотному руководству армиями. То, что произошло потом, его планы, естественно, учесть не могли. Леон Гамбетта, Жюль Фавр и генерал Трошю сформировали так называемое «правительство национальной обороны» и отвергли довольно умеренные условия перемирия, предложенные Бисмарком. Жюль Фавр от имени правительства национальной обороны заявил 6 сентября, что Франция не уступит ни пяди своей земли и ни одного камня своих крепостей121. Гамбетта стал военным министром, и «на редкость энергичный и волевой Гамбетта», как написал Мольтке, «сумел воодушевить все население на вооруженную борьбу, не обеспечив ее, правда, единой целью»122. Это означало, что пруссакам предстояла длительная, изматывающая и бестолковая партизанская, или «народная», война.
