Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Английская разведка по-прежнему докладывала, что немцы собираются контратаковать американцев на юге и совершить прорыв между Аржантаном и Се. Это укрепило Монтгомери во мнении, что войскам следует перейти к тактике охвата противника на Сене вместо того, чтобы пытаться отрезать немцев южнее Трена. В итоге поляки остались без поддержки 7-й танковой дивизии, которую Монтгомери перенацелил на Лизье. Основная вина за недостаток координации с американцами на данном этапе кампании лежала на Монтгомери, а не на Брэдли. Они никак не могли решить, где следует отрезать немцев. Лишь 16 августа Монтгомери решил вернуться к идее замкнуть окружение вражеских войск между Треном и Шамбуа. Но к тому моменту часть корпуса Хейслипа уже выдвинулась к Сене.

Генерал Паттон был гораздо больше заинтересован в развитии боевых действий именно на этом направлении. 16 августа генерал-майор Кеннер, начальник медслужбы ВШ СЭС, был приглашен посетить 15-й корпус Хейслипа, который только что овладел Дре. Паттон был в исключительно приподнятом настроении. Тем утром он посетил два эвакогоспиталя и обнаружил, что раненые «впервые за долгое время хотят как можно скорее вернуться на поле боя».

Они выехали на двух джипах, на одном из которых был установлен тяжелый пулемет. Эл, телохранитель Паттона, взял с собой также автоматическую винтовку Браунинга. Кеннер, которого явно беспокоила безопасность Паттона во время поездки через лесистую местность, полную отступающих немцев, предложил, чтобы командующий ехал не в головной машине. «Господи, да нет же, – ответил тот. – Никто не поедет впереди меня». По словам Кеннера, у Хейслипа «чуть не случился приступ», когда он узнал, каким именно образом они прибудут в его корпус. Он настаивал на том, чтобы на обратном пути они взяли с собой дополнительную охрану, но Паттон просто отмахнулся. Кроме всего прочего, он захотел еще посмотреть, как идут дела у 20-го корпуса в Шартре.

Когда они добрались до КП 7-й танковой дивизии, Паттон спросил, когда та собирается взять город[263]. Ему сказали, что в некоторых районах немцы еще сопротивляются и бои могут занять некоторое время. По словам Кеннера, Паттон возразил: «Там нет немцев. Сейчас три часа дня. Я хочу, чтобы Шартр был взят к пяти, иначе здесь будет новый командир дивизии». Кеннер был под большим впечатлением от «боевых инстинктов» Паттона, но Паттон был в этот раз не прав. Американская разведка считала, что город обороняла лишь тысяча человек, но за день до этого в город вошел еще один полк немецких сил безопасности. Генерал пехоты Курт фон дер Шеваллери, командующий 1-й армией, стоявшей к югу от Луары, как раз проводил совещание, когда были замечены приближающиеся к городу танки 7-й дивизии.

Одна из оперативных групп сумела очистить большую часть города за три часа до прибытия Паттона, но второй пришлось отступить из-за яростного сопротивления немцев на окраинах. Американцы стянули в этот район артиллерию, но ей было приказано вести огонь только прямой наводкой. «Были предприняты усилия для сохранения исторических зданий». Однако бои закончились лишь на следующий день, когда вторая оперативная группа атаковала немцев, отступивших на пшеничные поля вокруг города. Неравный бой превратился в настоящую бойню. Минометные подразделения вели огонь по каждому определенному квадрату зажигательными минами, и, когда поля загорались, немцы «бежали с них как крысы». «Что касается танков, то мы весь день убивали спешившихся немцев везде, где только их находили, – докладывала 7-я танковая дивизия. – Операция имела решительный успех: небольшими силами мы уничтожили много противотанковых орудий, захватили около 400 солдат противника, уничтожили еще несколько тысяч – и все это ценой потери всего 4 танков и 62 человек».

В любом случае среда 16 августа стала памятным днем для Паттона. Дивизии его 3-й армии полностью овладели – или начали бои за овладение – такими городами, как Дре, Шартр, Шатоден и Орлеан. В полной мере ему воздали должное после того, как с операции «Фортитьюд» был снят гриф секретности. Ограничения, продиктованные соображениями безопасности, возмущали журналистов, мечтавших рассказать о подвигах Паттона. Эйзенхауэр публично заявил на пресс-конференции, что наступление на Сену велось 3-й армией, которой командовал Паттон. Старый Забияка немедленно стал звездой международного масштаба. В результате он в тот же день услышал об утверждении себя в постоянном звании генерал-майора со старшинством еще с предыдущего года[264].

Пока 3-я армия Паттона двигалась к Сене, остальные американцы задержались на сутки из-за неразберихи с переформированием войск в районе Аржантана. Вечером 16 августа генерал Героу, командир 5-го корпуса, получил от командующего 1-й армией генерала Ходжеса приказ принять под свое командование три дивизии: 80-ю, 90-ю и французскую 2-ю танковую, оставленные Хейслипом в районе Аржантана. Предупреждение разведки, получившей очередные перехваты «Ультра» о готовящейся контратаке немцев, заставило его под покровом ночи выдвинуться к Алансону, где он организовал временный КП в «Отель де Франс». Героу так и не сумел выяснить, где находится штаб 15-го корпуса. В итоге он узнал от командира 80-й дивизии, что Паттон послал командовать этими тремя дивизиями начальника своего штаба генерал-майора Хью Гэффи. Гэффи он нашел на временном КП к северу от Се, после чего два генерала согласовали свои дальнейшие действия. Гэффи должен был 17 августа перейти в наступление, приказ о котором был отдан генералом Паттоном, после чего вечером того же дня ему следовало передать командование войсками генералу Героу. Но после того, как Ходжес и Паттон обменялись сообщениями и не смогли прийти к единому мнению касаемо командующего, вмешался генерал Брэдли и приказал Героу немедленно вступить в командование войсками.

Паттон вылетел на встречу с Брэдли 17 августа, чтобы вместе разобраться в обстановке. Улетая, Паттон оставил штабу 3-й армии приказ атаковать в северном направлении с целью замкнуть кольцо окружения вокруг немецких войск. Возглавить операцию должен был Героу в том случае, если Паттон позвонит и произнесет кодовую фразу: «Меняйте коней». В 12:30 Паттон позвонил из штаба 12-й армейской группы и сказал: «Меняйте коней», после чего добавил, что, как только первоначальный рубеж будет взят, три дивизии должны двигаться дальше «оттуда». Начальник штаба армии спросил, что значит «оттуда».

«Еще один Дюнкерк», – пошутил Паттон. Это типичное для него бездумное замечание было сразу же подхвачено журналистами и раздуто до вымышленной фразы: «Дайте мне волю, и я сброшу англичашек в море». В действительности смена командования привела лишь к тому, что у немцев появились дополнительные сутки, чтобы вытащить из котла как можно больше людей и техники.

Так случилось, что в тот же день, 17 августа, слухи о вновь вспыхнувшем недовольстве Эйзенхауэра и Беделла Смита действиями Монтгомери дошли до Даунинг-стрит и Букингемского дворца. У сэра Алана Ласселса, личного секретаря короля Георга VI, состоялся долгий разговор с генералом Исмеем по прозвищу Мопс, военным советником Черчилля. Позднее Ласселс писал в дневнике: «Исмей оценивает американцев трезво и объективно: они сделали себе имя, и те дни, когда мы могли считать их новичками на полях сражений, прошли. Он даже сказал, что нам есть чему у них поучиться и что, возможно, наш подход к войне слишком академичен».

По мере приближения к Парижу напряженность возникла и в отношениях американцев с другим их союзником. После того как генерал Филипп Леклерк услышал, что 2-я танковая дивизия останется в Аржантане, пока остальные соединения 15-го корпуса будут продвигаться на Сену, он лично прибыл к Паттону, чтобы заявить свой протест. «Вошел чрезвычайно возбужденный Леклерк из французской 2-й танковой дивизии, – писал в дневнике Паттон. – Помимо прочего, он сказал, что, если ему не позволят двинуться на Париж, он подаст в отставку. Я ответил ему на самом лучшем французском, на какой только был способен, что он ведет себя как ребенок, что я не позволю командирам дивизий диктовать мне, где они будут драться, и что я в любом случае оставил его в самом опасном месте. Мы расстались друзьями».

Леклерк действительно ладил с Паттоном, но его совершенно не успокоили слова последнего. И у него, и у спешащего во Францию генерала де Голля вызывала тревогу вероятность того, что Брэдли может вообще обойти Париж. Оба боялись, что успехами Сопротивления воспользуются коммунисты. В случае же гражданского противостояния американцы практически со стопроцентной вероятностью ввели бы во Франции свое военное правительство, как того и хотел президент Рузвельт.

Глава 27

Бойня в Фалезском котле

Если для Паттона 16 августа было замечательным днем, то для Гитлера, по его собственным словам, «15 августа стало худшим днем жизни». Он убедил себя, что генерал-фельдмаршал фон Клюге ведет в Нормандии тайные переговоры с англо-американцами. «Гитлер подозревал, что фельдмаршал фон Клюге способен на такое предательство», – вспоминал генерал Варлимонт. Фюрер еще раньше начал подозревать, что Клюге принимал участие в июльском заговоре. Теперь он был твердо убежден, что во Вторую мировую удара в спину нужно было ожидать не от евреев и коммунистов, как произошло в 1918 г., а от аристократов в германском Генеральном штабе.