Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Генералу Мачеку, командовавшему 10-й кавалерийской бригадой при обороне Львова от немецкой 2-й танковой дивизии в сентябре 1939 г., выпавший на его долю шанс казался подарком небес, «возможностью для всей 10-й кавбригады[266] заслуженно отомстить в бою той же самой дивизии». В тот же день 10-й мотопехотный полк захватил в плен командира немецкого 84-го корпуса генерал-лейтенанта Отто Эльфельдта с 29 офицерами его штаба. Но, по данным английской разведки, настоящая угроза для главных польских позиций на горе Ормель исходила с тыла и от наспех сколоченных немецких боевых групп перед их фронтом.

Отчаянно сражавшиеся поляки запросили поддержки у канадской 4-й танковой дивизии. Упорное и необъяснимое нежелание Китчинга оказать эту поддержку привело к тому, что на следующий день Симондс отстранил его от должности.

В 04:00 остаткам полка «Фюрер» 2-й танковой дивизии СС, державшим оборону вдоль реки Тук, было приказано отправиться на бронетранспортерах к югу, к Шамбуа, и прорываться там из котла. В 10:00 они заметили танки противника. Командир 3-го батальона гауптштурмфюрер СС Вернер проехал мимо разбитой «Пантеры» другой эсэсовской танковой дивизии, но быстро вернулся. Возившийся с танком солдат сказал, что машина способна двигаться, но добавил, что командир, унтерштурмфюрер, находится в доме поблизости. Унтерштурмфюрер не хотел идти воевать, но Вернер пригрозил ему пистолетом и заставил вернуться к танку. Вернер забрался в моторное отделение за башней и направил танк туда, где они увидели танки противника. Когда подошли на достаточное расстояние, Вернер пешком отправился вперед, чтобы выбрать лучшую огневую позицию. В этот момент у унтерштурмфюрера проснулся боевой энтузиазм. По словам Вернера, они застали вражеские танки врасплох, подбив пять и еще несколько повредив[267].

Подразделения 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен» также контратаковали в направлении Вимутье, как и планировал Эбербах. Но из-за нехватки горючего они смогли выдвинуться вперед лишь в 10:00. Младший штабной офицер, проводивший разведку на мотоцикле, столкнулся с большим отрядом польских солдат. Его водителя застрелили, а поляки, увидев на офицере эсэсовскую форму, хотели его казнить. Спасло вмешательство канадского офицера связи – кажется, русского белогвардейца, бежавшего в Канаду в 1919 г.

Тем временем Майндль со своими парашютистами сумел выдвинуться к Кудеарским высотам и горе Ормель лишь после того, как польские танки отправились на другую позицию. Внезапно Майндль заметил еще один отряд парашютистов, мелкими группами продвигавшийся по открытой местности. Он свистнул. Молодой командир узнал его, и Майндль услышал бормотание парня: «О, да это же старик». Майндль быстро с ним переговорил, приказав привести с собой остальных солдат. Единственным способом убрать стоявшие на пути танки союзников было атаковать их с севера. В ответ молодой офицер сообщил, что недалеко отсюда находится оберстгруппенфюрер СС Хауссер.

Выйдя за объездную дорогу, Майндль обнаружил командующего 7-й армией в воронке от бомбы, вместе с солдатом эсэсовского полка «Фюрер». Они собрали еще несколько групп пехотинцев и две неожиданно появившиеся «Пантеры». Майндль, донельзя гордившийся своими парашютистами, язвил по поводу присоединившихся к ним солдат. Многие побросали свое оружие. Он видел «страх в их глазах и трусость в их сердцах». Они отчаянно хотели вырваться из окружения, а не вступать в бой ради того, чтобы пробить брешь. «Среди них были связисты, расквартированные во Франции и не знавшие войны уже три года. Вид у них был жалкий. Отчаяние и паника. А между ними – мои парашютисты. В их глазах – презрение, они-то образцово выполняли свой долг». Его люди, вместе с кучкой эсэсовцев и пехотинцев, готовились пожертвовать собой ради остальных, в то время как те, кого он называл «портянками», не выявили ничего, кроме «неприкрытого эгоизма и трусости». «Впервые я понял, что война – это худший способ создания идеального человека… лучшая кровь гибла, а выживала худшая».

Они пошли в наступление экспромтом и «каким-то чудом» захватили Кудеарские высоты в 16:30, когда танки СС, атаковав с другого направления, прорвали окружение и создали брешь примерно в три километра шириной. Несколько захваченных пленных подтвердили, что немцы сражаются против польской 1-й танковой дивизии.

Тем временем тяжелораненого генерала Хауссера эвакуировали, уложив на броне одного из немногих уцелевших танков. Основной заботой Майндля во второй половине дня было отправить оставшихся раненых с колонной санитарных машин, на которых ясно выделялись красные кресты. «По ним не было произведено ни единого выстрела, – писал Майндль, – и я с благодарностью в сердце признал благородство врага». После исчезновения колонны из поля видимости он ждал еще полчаса, прежде чем посылать какие бы то ни было боевые части, «чтобы у противника не возникло ни малейшего подозрения, будто мы пытаемся нечестно воспользоваться преимуществом».

Весть о том, что на Кудеарских высотах пробита брешь, распространилась быстро, и уже следующей ночью туда устремились толпы дезертиров, стремившихся воспользоваться появившейся возможностью бежать из этого ада. Майндль, однако, с неудовольствием узнал от присоединившегося к нему старшего офицера, что очень и очень многие, в том числе и офицеры, считают попытку прорыва безнадежной. На рассвете 21 августа Майндль пришел к выводу, что еще сутки удерживать брешь открытой они не смогут. Он пошел будить своих людей. Собрав отряд для прикрытия отступления основных сил, он пешком пошел на восток в направлении Сены. Начался дождь, который лил не переставая. По крайней мере, дождь помог скрыть следы змеившейся колонны измотанных людей.

Хотя подразделения канадской 3-й пехотной дивизии прибыли для усиления заслонов между Треном и Сен-Ламбером, мелкие группы немцев продолжали успешно просачиваться весь день. Некоторые присоединялись к боевым группам СС, удерживая брешь открытой, но американский самолет-корректировщик, летавший над ними, наводил на отступавшие войска огонь артиллерии. На южном краю бреши батальон 2-й танковой дивизии Леклерка занял позицию на высоте, рядом с позициями поляков. К юго-западу Ленглейдская боевая группа 90-й дивизии отражала «немецкие попытки разной степени организованности пробиться между Шамбуа и Гуффернским лесом».

Этот день также имел большое значение для жителей Кана. На город упал последний снаряд, выпущенный с берегов реки Тук. «Шестьдесят шестой, и последний, день мучений Кана завершился».

21 августа отрезанная в районе горы Ормель польская танковая дивизия наконец получила подкрепление и припасы от канадцев[268]. Брешь была окончательно закрыта. Понимая, что вряд ли у кого-то еще будет шанс прорваться, генерал Эбербах приказал остаткам 2-го танкового корпуса СС отступить к Сене. Тяжелораненого оберстгруппенфюрера Хауссера перевезли на временный КП 7-й армии в Сапе, где он передал командование армией генералу фон Функу (генерал Эбербах примет командование на себя через два дня). Штабные офицеры начали собирать и организовывать солдат. К своему удивлению, они обнаружили, что во многих случаях удалось вырваться из окружения 2000 человек и больше на дивизию. Правда, эта цифра кажется преувеличенной.

Оставшиеся в котле немцы особого сопротивления не оказывали. Пора было окружать их по частям и брать в плен. «Янки утверждают, что берут по нескольку сотен в день, – писал в дневнике майор Нив. – 6-й батальон Даремского легкого пехотного полка доносит, что находится на отличной позиции и что к ним приближаются сотни людей». Многие подразделения считали отлов немцев в лесу чем-то вроде спорта. Но были и трагические эпизоды. В Экуше немцы оставили сотни мин-ловушек. «Из церкви вышел мальчик, который хотел с нами поздороваться, – рассказывал молодой американский офицер 38-го танкового разведбатальона. – Он подорвался на одной такой противопехотной мине». Прибывшие английские саперы стали очищать город, чтобы предотвратить повторение подобных несчастных случаев. Всего они обезвредили 240 мин.

Поначалу войти в бывший котел было трудно из-за перегородивших дороги сожженных машин. Для расчистки дорог танки и тягачи работали круглые сутки. Картина внутри котла не поддается описанию. «Дороги завалены обломками машин и раздувшимися трупами людей и лошадей», – писал командир крыла «Тайфунов», который хотел посмотреть на результаты своей работы. Увиденное потрясло его. «Обрывки мундиров прилипли к разбитым танкам, к стволам деревьев. Куски человеческих тел немыслимой формы висят на обуглившихся ветвях. Трупы лежат в лужах засохшей крови, глядя в небо пустыми глазницами. Два одетых в серую форму мертвеца с оторванными ногами в молитвенной позе вытянулись на глинистом берегу». Среди сгоревших деревьев лежала не только разбитая военная техника, но и принадлежности военно-бюрократического аппарата вплоть до пишущих машинок и полопавшихся от жара сумок почтальонов. «Я поднял фотографию улыбавшегося немецкого призывника, стоявшего между отцом и матерью, солидными бауэрами, которые смотрели на меня с осуждением». Это было острое напоминание о том, что «каждый одетый в серое мертвец был чьим-то сыном».