Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен

— Что вы им крикнули? — поинтересовался Лео Гран.

— Крикнул, чтобы не стреляли… Если позволите, они проводят нас до самого города. А там я подожду принца возле крепостной стены.

— Вы не доверяете мне, господин Морврин?

В этот момент со свистом высвободилась третья веточка, и это позволило Морврину уклониться от ответа на вопрос. Эльф сделал рукой такой жест, как будто попытался успокоить свой воображаемый эскорт.

— Ну так что, мы идем?

Утром Ллиану внезапно разбудили завывания волков. Она спала обнаженной на холодной земле возле кровати Махеоласа. Когда она сквозь сон услышала эти завывания, ей тут же приснилось, что ее уже кромсают чьи-то мощные челюсти под кровожадным взглядом Кхука и его монстров. Затем сон улетучился, и она открыла глаза, тяжело дыша и ощущая боль во всем теле. Холод ее не беспокоил, но она чувствовала себя грязной и уставшей — как будто и вовсе не спала. Ночь не принесла спокойствия в лагерь омкюнзов: в нем и ночью то и дело раздавались крики и слышалось хлюпанье обуви воинов, шагающих по покрытой грязью дороге. Внезапные вспышки света иногда отбрасывали дрожащие тени на стены домика, в котором находились Махеолас и Ллиана. В те минуты, когда вдруг на некоторое время воцарялась тишина, Ллиана слышала доносившиеся снаружи хриплое дыхание и шепот. Время от времени до ее слуха доносился жуткий вой волков…

Она бросила сердитый взгляд на Махеоласа, стащила с него толстое меховое покрывало и вышла из домика. День был сумрачным, шел дождь, и от его маслянистых капель поблескивало оружие и потрескивали еще горевшие факелы. Даже и не взглянув на стражников, стоящих перед кожаным занавесом, использовавшимся в качестве двери (стражники не осмелились ее остановить), Ллиана спустилась по бревенчатым ступенькам, ведущим к основной дороге, а затем, ориентируясь по звукам, пошла, шлепая босыми ногами по черной грязи, к огороженному месту, в котором находились звери. Она чувствовала на себе взгляды ничем не занятых воинов, постепенно собирающихся вокруг дымящихся котлов, однако никто из них не сказал ей и слова. Ей даже уступали дорогу, как будто рабыня жреца была достойна какого-то уважения или как будто она могла представлять собой какую-то опасность. Наконец она почувствовала запах хищников и, пройдя еще немного вперед, увидела деревянную ограду и колючий кустарник высотой примерно в два перша. Просветы между кольями этой ограды были достаточно широкими для того, чтобы она смогла разглядеть через них темные силуэты волков. Несколько орков и кобольдов, расположившись на высокой платформе, кидали им куски белого мяса. Ллиана поначалу не поняла, что это за мясо. Затем один из орков поднял в своей руку чью-то отрезанную по самое плечо руку и потряс ею, а затем протянул ее за ограду. Волки стали прыгать, чтобы ее схватить, щелкая зубами и грозно рыча, пока одному из них наконец не удалось впиться в отрезанную конечность зубами и вырвать ее из руки орка.

Ллиана, чувствуя, что ее вот-вот стошнит, отвернулась и тут же увидела перед собой защищенный кирасой торс массивного гоблина. Она инстинктивно отпрянула назад, но гоблин схватил ее за край покрывала, в которое она укуталась, и подтащил к себе.

— Неразумно прогуливаться так близко от этого загона, — прошептал он глухим и зычным голосом. — Волки чувствуют плоть эльфов. Это их раззадоривает…

Ллиана подняла голову и встретилась взглядом с Кхуком. Он смотрел на нее своими желтыми глазами. Кхук возвышался над ней всей своей массой и стоял так близко к ней, что выступы его кольчуги кололи ей кожу. Она попыталась отстраниться от него, и ее пальцы при этом случайно нащупали рукоять его кинжала. Эльфийка резко оттолкнула от себя гоблина и выхватила его кинжал из ножен.

На этот раз уже сам Кхук отпрянул назад и машинально схватился за ножны, но кинжала в них не оказалось. Едва он затем опустил голову и посмотрел на эльфийку, как почувствовал, что острие его собственного кинжала уперлось ему в горло.

— Неразумно оставлять свое оружие без присмотра…

Рука Ллианы дрожала, но не от страха, а от ярости. А вот в глазах Кхука появился именно страх, и это вызвало у Ллианы огромную радость и желание пойти сейчас до конца. Она почувствовала желание — нет, даже не желание, а почти необходимость — совершить убийство. Она услышала вокруг себя крики дюжины орков и гоблинов, бросившихся на выручку своему командиру и окруживших ее и Кхука. По черному клинку кинжала — и дальше по ее пальцам — стекала тоненькая струйка красной блестящей крови. Ллиана сейчас вполне могла одним резким движением руки вверх пронзить гоблину шею насквозь. Однако в этом случае затем умерла бы и она сама.

— Думаю, уже пришло время, — сказала она, резко опуская кинжал. — Не будем заставлять господина Махеоласа ждать.

Командир омкюнзов стоял абсолютно неподвижно все то время, в течение которого острие кинжала было приставлено к его горлу. Когда Ллиана убрала кинжал, Кхук медленно поднял руку к шее, прикоснулся к ней, посмотрел на кровь на своих пальцах и, взяв протянутый ему Ллианой кинжал, улыбнулся.

— Твой юный хозяин, похоже, умеет подбирать себе компанию, — прошептал он.

— Мое покрывало.

Насмешливо хмыкнув, гоблин выпустил из руки край мехового покрывала, в которое она была укутана. Затем Ллиана повернулась к нему спиной и прошла между стоявшими вокруг нее гоблинами, которые — по знаку Кхука — расступились.

Когда эльфийка снова смогла дышать спокойно и охватившая ее кровожадная ярость рассеялась, она подняла глаза и увидела стоявшего у входа в их домик Махеоласа в своей черной одежде с абсолютно равнодушным видом. Независимо от того, был ли такой его вид естественным или напускным, он разозлил Ллиану, и она, повернув голову в сторону, постаралась идти как можно более неспешным шагом, хотя и слышала позади себя тяжелую поступь командира омкюнзов и его стражников. Заходя в домик, она не удостоила Махеоласа даже и взгляда. Когда кожаный занавес, прикрывавший вход, закрылся за ее спиной, она стащила с себя меховое покрывало и разгневанно швырнула его на пол. Все ее тело трясло от негодования, ее кулаки были сжаты, кровь бешено пульсировала в венах на висках, и от нахлынувшего на нее прилива ярости из горла вырвался немой крик. Вдруг почувствовав сильное головокружение, она упала на кровать, закрыла на несколько мгновений глаза, и только сейчас посмотрела на свои руки, вымазанные в грязи и в темной крови. Крови командира омкюнзов… Ей вспомнилось то, как ее на мгновение охватили слепая ярость и нестерпимое желание вонзить кинжал в горло Кхука — так, чтобы он взвыл и рухнул к ее ногам. От этого воспоминания у нее похолодела кровь в жилах. Ей уже доводилось убивать: и когда-то давно на охоте, и — уже совсем недавно — в бою. Однако никогда раньше она не испытывала такого мерзкого восторга, не знала этого чувства своей власти над жизнью другого существа, никогда ее не жгла всепоглощающая ненависть. Возможно, эта земля — земля, на которой она сейчас находилась — и в самом деле оказывала тлетворное влияние на души живых существ. Нужно было бежать отсюда, и побыстрее. Бежать из Инферн-Йена или наложить на себя руки, пока она сама не уподобилась монстрам.