Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Кубинская интеллигенция тонко чувствовала силу американского неоимпериализма и капитализма. После окончания испанского господства в 1898 году США на четыре года оккупировали Кубу. Впоследствии, получив формальный суверенитет, Куба оставалась зависимой от северного соседа. Экономика Кубы была целиком интегрирована в экономику США и зависела от доходов от поставок сахара в США (а цены на сахар зависели от решений американского Конгресса). Плантациями владели в основном иностранцы. Гавана была многонациональным городом, где проживали многие американские эмигранты. Националисты обвиняли американцев в том, что они превратили город в центр организованной преступности, азартных игр, разврата и проституции. Многим образованным кубинцам казалось, что их страна попала в «сахарную ловушку», в вечную зависимость от США. Достоинство государства могли вернуть только радикальные перемены.

Главной мишенью националистов стал коррумпированный диктатор Батиста, поддерживаемый американцами. Партия «Ортодоксов», выступавшая с требованиями социальных и земельных реформ, вскоре стала главным оппонентом Батисты. Кастро проявил себя непримиримым революционером: после неудавшегося переворота 1953 года и его высылки из страны он собрал небольшие силы, организовал «Движение 26 июля»

Имеется в виду «период согласия», связанный с полевением Батисты в 1937-1940 годах. Батиста тогда командовал армией и не был диктатором. Батиста и его ставленник президент Лоредо Бру согласились на политическую амнистию и принятие новой демократической конституции в 1940 году. Выиграв президентские выборы, Батиста национализировал часть железных дорог. В поддержке такой политики коммунистами не было ничего предосудительного. Ко времени установления диктатуры Батисты в 1952 году «период согласия» давно кончился. и вернулся из Мексики в Кубу в 1956 году* на старой моторной яхте «Гранма» (дословно «Бабуля»). Прибытие яхты на остров закончилось катастрофой[672]. Из 82 революционеров, прибывших на яхте, лишь 22 человека смогли сформировать революционные отряды. Во главе с Кастро они соорудили базу в горах Сьерра-Маэстра — бедного региона на востоке острова с долгой традицией крестьянских восстаний. Здесь Фидель и его группа начали партизанскую войну. В это время в городах революционеры организовывали забастовки и восстания против властей[673].{905} Однако подавление городской всеобщей забастовки весной 1958 года ослабило городское движение сопротивления и, наоборот, усилило влияние Кастро и его партизан. Батиста ответил на насилие, развязанное партизанами, еще большим насилием и таким образом лишился поддержки не только кубинского народа, но и Вашингтона[674]. В канун Нового года Батиста, хорошо понимая, куда движется история, покинул Кубу. Через два дня Кастро и Гевара вошли в Гавану[675].

По сравнению с революциями в Китае и Вьетнаме, кубинская революция протекала относительно легко. Поддержка Батисты была слабой, в то время как к оппозиции присоединился многочисленный городской средний класс, кроме того, связи города с сельским пролетариатом были сильнее, чем в других регионах Латинской Америки. Кастро в своем стремлении покончить с режимом Батисты заручился мощной народной поддержкой. Он настаивал на том, что осуществил не коммунистическую, а националистическую революцию. В речи, которую он произнес 1 января 1959 года, он приравнял осуществленную им революцию к традиционным националистическим восстаниям прошлого: «На этот раз Кубе повезло: революция действительно придет к власти. Не повторится ситуация 1895 года, когда в последнюю минуту вторглись американцы и захватили нашу страну… Не будет больше ни воров, ни предателей, ни интервентов! На этот раз революция победила»{906}.

Кастро объявил о создании нового либерального правительства во главе с Мануэлем Уррутиа[676]. Он заявил, что его режим будет «гуманистическим», а не капиталистическим или коммунистическим. В отличие от Рауля и Че, он не был коммунистом. Че писал в 1957 году: «Я всегда думал о Фиделе как о настоящем лидере левой буржуазии»{907}. В мае 1959 года Кастро заявил: «Капитализм может убить человека голодом, а коммунизм убивает тем, что лишает человека свободы»{908}. Экономическая программа «Движения 26 июля» первоначально не была радикальной{909}. Она предлагала относительно умеренную земельную реформу и развитие собственных отраслей промышленности, замещающих импорт, чтобы перестать зависеть от производства сахара. Кастро хорошо понимал, что национальные капиталисты (разумеется, кроме крупных землевладельцев и иностранных компаний) участвовали в революции, многие капиталисты предвкушали большие возможности, предоставляемые индустриальной политикой нового режима.

И все же революция Кастро 1959 года была намного радикальнее, чем его же восстание 1953 года. Влияние Че Гевары, «радикала от рождения» и ярого сторонника марксизма, разумеется, было значительным; многие его взгляды разделял Рауль. Однако на революцию повлиял опыт тяжелой партизанской жизни в горах Сьерра-Маэстра, где товарищи Кастро впервые увидели настоящие тяготы жизни бедного крестьянства. Это опыт сказался на эгалитарной культуре революции{910}. Именно в горах Сьерра-Маэстра партизаны стали отращивать неопрятные бороды. Эта визитная карточка, своего рода «удостоверение личности» стала неотъемлемой частью образа революционера в 1960-е и 1970-е годы{911}.

В отличие от 1953 года, революция 1959 года была организована не только во имя идей национализма и индустриализации, но и во имя идеи власти, служащей интересам «народных классов», а не имущих «экономических классов»{912}. Неудивительно, что революция подарила надежду беднякам, которых так вдохновили формы партизанской мобилизации, впервые примененные в горах Сьерра-Маэстра. Они настаивали на проведении более радикальных реформ, а Повстанческая армия Кастро, пользовавшаяся огромным влиянием в сельской местности, была на их стороне{913}. Народ, казалось, так же массово поддержал суды над сторонниками Батисты, которыми руководил сам Че Гевара. Многие аргентинские друзья Че были поражены тем, как быстро он, бывший целитель больных, превратился в жестокое олицетворение революционной справедливости. Он, однако, не искал себе лишних оправданий. Одному из друзей он ответил так: «Понимаешь, в этой ситуации или убиваешь ты, или убивают тебя»{914}.

Разумеется, такой радикализм многих оттолкнул, в том числе либералов, собственников, а также США. Сначала Вашингтон настороженно отнесся к революции Кастро, усмотрев в ней связи с коммунизмом, но антикоммунистические высказывания Кастро убедили США в обратном, и Штаты признали его режим. Тем не менее ориентация Кастро на экономический национализм и перераспределение земли неизбежно обострила конфликт между кубинцами и американскими владельцами фирм и компаний на Кубе. Суды над сторонниками Батисты, их казнь[677], отмена выборов заставили американцев поверить, что Кастро встал на путь коммунизма и его уже нельзя повернуть обратно. Отношения с США ухудшились. К марту 1960 года Эйзенхауэр обратился в ЦРУ с просьбой подготовить план осуществления восстания на Кубе с участием эмигрантов, настроенных против Кастро{915}. Они стремились к тому, чтобы Кастро постигла та же участь, что и Арбенса за пять лет до этого.

В 1959 году кубинцы и советские власти мало знали друг о друге. Уже в марте 1960 года Кастро, убедившись в том, что американцы планируют вторжение на его остров, попросил о встрече Анастаса Микояна, разъезжающего с визитами по всему миру и как раз оказавшегося в том регионе[678]. Микоян прибыл в Гавану, и новые знакомые сразу поладили: кубинцы усмотрели в СССР источник экономической и военной помощи, а Политбюро Хрущева отнеслось к кубинской революции как к возможности распространить свое влияние и поддержать стареющий организм советского коммунизма молодым бодрым духом и энергией{916}. Микоян с восторгом говорил о Кастро: «Он настоящий революционер, абсолютно как мы. Я почувствовал, будто снова вернулся в детство»{917}. Советы согласились посылать на Кубу оружие и нефть в обмен на сахар. Кроме того, они направили на остров группу испанских офицеров-коммунистов, живших в эмиграции в Москве после окончания испанской гражданской войны. Они были призваны реорганизовать кубинскую армию{918}.

Кастро не зря опасался американцев. Эйзенхауэр и Даллес в самом деле планировали поддержать военное вторжение эмигрантов на остров под прикрытием американской авиации, но кубинцам повезло: в США сменился режим. После избрания президентом Джона Ф. Кеннеди американская внешняя политика была снова во многом синхронизирована с действиями СССР.