Польское Наследство - Владимир Романовский

На этот раз его задержала на севере стычка какого-то подразделения ярославовых войск с чудью. Мажид решил, что ему от этой стычки что-то перепадет, на хороших условиях. Перепало меньше, чем он рассчитывал — четверо юношей и две девушки, и при этом воин, продавший ему этих пленных, заломил цену вполне рыночную, и Мажид ужасно расстроился.

Одиннадцать рабов умерли в пути. Сорок две женщины и тридцать мужчин — семь охранников — обычная работорговая арифметика, один охранник на примерно десять рабов — караван прибыл на семи кнеррир в заснеженный Киев.

На пристани Мажида встретили фатимиды, дюжина здоровенных молодцов, охраняющих жестяные бочки с греческим огнем. Посветили факелами, проверили кнеррир, убедились, что это не замаскированные воины Ярослава, а просто рабы — голодные и замерзшие. Фатимиды посочувствовали Мажиду — позволили ему вывести живой товар на берег и затолкать в крог, где горел в печи огонь и грелась фатимидская смена. Едой поделились только с самим Мажидом и охраной — рабов не накормили, ибо припасов и так оставалось мало. Последний, седьмой кнорр разгружать повременили — замерзли. Ушли в крог, вышла на пристань вторая смена, согретая жирной едой и вином. Потребление бодрящих напитков запрещено магометанам, но имам, пришедший с воинами в Киев, временно снял запрет — вино хорошо согревает.

В седьмом кнорре поняли, что о них могут и забыть, и начали было роптать, но замолкли, увидев, как какая-то тень, едва заметная, скользнула по кромке пристани. Кнорр качнулся слегка, и человек мягко скатился в него, упал на живот, приподнялся на локтях — таким образом, что с пристани увидеть его было нельзя.

— Эй, — тихо сказал человек, — по-шведски или по-славянски понимаете?

Они понимали. И даже заговорили, растягивая и выпевая гласные, стуча зубами от холода, прикрытые затхлыми тряпками, кашляя.

— Тише, тише. Важно, чтобы нас не услышали. Хотите согреться?

Чудь хотела согреться.

— Замечательно, — одобрил Хелье. — Вот вам случай. Слушайте внимательно и молчите, повторять не буду. Сейчас я нескольких из вас освобожу от цепи. Первые четверо освобожденных сделают то, о чем я попрошу, а остальные, пока первые четверо заняты, освободятся сами. Делать надо вот что — не двигаться и ждать. Я пока что займу тех, что шляются по пристани. Пока я их развлекаю, первые четверо идут к жестяным бочкам, пригнувшись, чтобы их не заметили, и прячутся за ними. Затем я им подкину… со временем… пики со стальными наконечниками. Этими пиками они сделают отверстия у основания каждой бочки, такие, чтобы то, что в бочке, текло наружу. В общем, это все. Добавлю лишь, что если освобожденные, вместо того, чтобы прятаться за бочки, попытаются бежать, из города их не выпустят. Невооруженных в городе не осталось, и либо фатимиды, либо варанги, либо киевляне, бегущих убьют. А если все сложится благополучно, я сделаю так, чтобы вас всех отпустили. И даже денег на дорогу получите — полгривны каждый. Согласны?

Чудь была согласна. Ни одного возражения. Хелье это не понравилось, но выбирать не приходилось.

Вытащив из сапога нож, он снял рукавицу с правой руки и легко разомкнул замок первой цепи. Затем проделал тоже самое со вторым замком, освободив чудскую девушку, после чего передал нож третьему рабу и, улучив момент, когда все фатимиды, человек десять, смотрели в другую сторону, выскочил из кнорра, распрямился, и пошел к ним спокойным шагом. Фатимиды обернулись.

— А вот ты вот, — сказал громко Хелье, показывая на одного из них пальцем. — Да, ты.

Фатимид что-то ответил по-арабски.

— Нет, неправильно, — возразил Хелье. — Сейчас не о том.

Спокойный тон варанга дал им понять, что опасности нет. Вне христианских стран люди говорят весело, зло, ласково, сердито, умильно, сварливо, холодно — как угодно, но редко употребляют ровные, спокойные интонации — и по недостатку опыта плохо в них разбираются.

— Я про пику твою. А ну, дай сюда.

Хелье выхватил из руки фатимида пику так быстро, что тот растерялся. И остальные тоже слегка растерялись. Сняв рукавицу, Хелье тронул наконечник указательным пальцем.

— Неправильная пика, — он покачал головой. Поглядев на остальных, он повторил с упреком, — Видите? Неправильная. А вот ты! — он указал на другого фатимида. — Да, ты. Какая у тебя пика?

Переложив пику в левую руку, он вытянул указательный палец по направлению пики второго фатимида. Фатимид осмотрел свою пику и не нашел в ней ничего примечательного — и вопросительно обвел взглядом товарищей и Хелье.

— Да вот же, вот, — продолжал Хелье, указывая на наконечник пики, которую держал в руке. — вот, видишь? — Он помахал рукой, приглашая фатимида сравнить две пики.

В конце концов фатимид протянул пику вперед, держа ее параллельно пике в руке Хелье. Тогда свободной рукой Хелье выхватил у него пику.

Теперь у него были две пики. Одной из них он ударил ближайшего фатимида в лоб, как палкой. Фатимид схватился за лоб и отступил на шаг, вскрикнув. Хелье пнул второго фатимида сапогом под колено, и второй пикой ударил, полуоборотившись, третьего в висок, и третий рухнул на утрамбованный снег. Хелье отскочил к жестяным бочкам, перепрыгнул через них, и сунул пики в протянутые руки двух освобожденных. Двух. Женщин. Остальные освобожденные — не то прятались в лодке, не то решили все-таки, несмотря на предупреждение, попытать счастья в бегах. Хелье выхватил сверд и вскочил на жестяную бочку. Фатимиды со свердами в руках бежали к нему.

Издав свой излюбленный лапландский боевой клич, «Уи-уи-уи!», Хелье ринулся в самую их гущу, отбил два удара, ранил одного фатимида, и перешел в «паучью защиту», которую давно не практиковал — она предназначалась для драки на скользкой поверхности.

У человека две ноги, две точки опоры, и для поддержания равновесия этого недостаточно. Человек с младенчества учится балансировать на двух опорах. Учится долго. Двуногих столов и скаммелей не бывает. Для равновесия нужны как минимум три опоры. В добавление к двум стопам у человека есть — два колена, две ладони, два локтя, два плеча, две ягодицы — главное, чтобы из всех перечисленных точек три всегда обеспечивали равновесие. Две — мало. Четыре — много. Столы о трех ногах никогда не качаются. Также, правилами «паучьей защиты» не допускается, чтобы для опоры были задействованы сразу обе ладони, потому что в одной из рук всегда наличествует сверд. Если нужно задействовать правую ладонь, сверд моментально переходит из правой руки в левую, и наоборот. Также при «паучьей защите» допускаются, но не поощряются, движения в стороны — скользкая поверхность, в виду отсутствия трения, лучше всего способствует вертикальному, а не диагональному, отталкиванию. Если смотреть на «паучью защиту» со стороны, кажется, что перед тобою непрерывно и хаотично вертится шар, из которого то и дело, как жало, выскакивает лезвие. А «паучьей» защита называлась, возможно, потому, что пауки никогда не падают, где стоят.

Фатимиды сперва попытались «паука» зарубить — но у них не было опыта свердомахания на утрамбованном снегу и, махнув свердом, каждый терял равновесие и падал, ужаленный выскочившим из «паука» клинком. Некоторые попробовали «паука» заколоть — и теряли сверды, и один потерял часть руки. Помимо этого, они наскакивали друг на друга, скользя и размахивая руками.

«Паук» переместился в сторону и распрямился.

Тем временем рабыни, сжимая замерзшими до синевы руками пики, с остервенением долбили жестяные бочки. Из четырех уже текла на снег неприятно пахнущая темноватая жидкость. Врубившись в основание пятой бочки, рабыня попыталась вытащить пику и не смогла — пика застряла. Сев на снег, рабыня уперлась в бочку ногами в берестовых лапотогах и в два рывка выдрала пику из жести, крикнув при этом нечленораздельно. Крик услышали.

Двое из шести стоящих на ногах фатимидов кинулись к бочкам, скользя и подбадривая себя криками. Увидев двух рабынь, они подняли сверды, а чтобы не потерять равновесие, взялись свободными руками за бочки. Одна рабыня отпрыгнула в сторону, а сидящая на снегу решила, что ей настал конец и закрылась рукой от удара.

Но ей не настал конец. Хелье, необъяснимым образом очутившись возле фатимида, поймал рубящий удар клинком, и лбом ударил противника в ухо, чуть ниже шапки, а второму фатимиду, махнув свердом, разрезал шею.

Осталось четверо фатимидов — яростных, униженных. Забыв об осторожности, они побежали к Хелье. Молниеносно вложив сверд в ножны, сигтунец поднял оброненный поверженным противником факел, перепрыгнул через гряду бочек, схватил сидящую на снегу рабыню за предплечье, поднял ее на ноги и, бросив факел в разлившуюся по снегу темноватую жижу, поспешил прочь, волоча рабыню за собой.

Загорелось, как он и предполагал, резво и весело, языки пламени взлетели на высоту человеческого роста, а затем случилось непредвиденное.