Моя профессия ураган - Люда и Игорь Тимуриды

Смерть в этой комнате сгустилась и запульсировала. Настолько, что стала ощутима даже на ощупь. Кровь пульсировала в моих жилах, предвкушение боя и крови пьянило меня. Видимо в глазах моих отразилась кровожадность, потому что

Лан с тоской взглянул на меня. Я знала, что он раньше был более сильным противником, но он не знал, чего мы научились за это время! Я только ждала, когда кто-то из них сорвется. Ноздри мои раздувались. Хан всегда говорил, что я недостаточно спокойна и слишком возбуждаюсь предчувствием крови для тэйвонту. Совсем нехорошо для девочки моего возраста. Наверно поэтому меня и называли профессиональной Убийцей. Хотя девочек тэйвонту с таким и даже лучшим мастерством воина в Дивеноре было несколько десятков. Но немногие за свою жизнь уничтожили столько профессиональных убийц, сколько я за свои двадцать один. Впрочем, не по своей воле.

Наверное, мне показалось, или во взгляде Лана, брошенном на меня, мелькнула боль. Конечно, нелегко убивать девку, с которой ты переспал, — с горечью подумала я, ожесточаясь.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, если б не Савитри. Бог его знает, как она поняла, что происходит, но она вдруг осторожно приблизилась к нему, глядя ему в глаза. Я замерла. Словно в замедленном дурном сне я видела, как она, не любящая ничьих объятий, кроме моих и моих тэйвонту, сама приближалась к его рукам. Конечно, в нем ведь столько обаяния и красоты! — с горечью подумала я.

Он может очаровать любую женщину. Он всегда таким был! Как же дочке не очароваться им!

Страх сковал меня до отчаянья. Пружина напряжения в этой комнате была взведена до упора. Я вся с ножом в руке сжалась в комок, словно арбалетная стрела, ловя его каждое подозрительное движение и боясь, боясь, только боясь не успеть, если он попробует ее убить на руках.

Поймав его взгляд на мгновение, мне снова почудилось краешком сознания в нем мучительная боль и горе, когда снова он глянул на меня. Но я не обратила на это никакого внимания, настолько страх за Савитри овладел мной. Я была сейчас только боевая машина, скрученная в пружину. Отчаянно боящаяся за своего ребенка и готовая броситься спасать и охранять его. Я не видела сейчас его. И не помнила никакую любовь, которую он во мне вызывал когда-то. Я не верила сейчас этим могучим мышцам, как волчица, защищающая волчонка, видя в них только зло, опасность и коварство для хрупкого маленького детеныша, одним движением могущих сломать ему шею.

— Она прячет свой палаш в платьячке, — сказал Лану правый из его тэйвонту.

Савитри все смотрела то на него, то на меня. Наконец, она доверчиво коснулась его протянутых рук, позволив ему захватить себя.

— Савитри, он сломает тебе шею! — ошалев от страха, отчаянно закричала я, потеряв соображение.

Я не могла этого видеть, мысли против воли подсовывали картинку, как он ломает ей шею своими нечеловеческими бицепсами. Я затряслась от страха.

Лицо Лана помертвело при этом крике, он содрогнулся. Во взгляде, устремленном на меня, я уже увидела откровенную боль, гнев на неизвестно кого и кого-то еще, и еще что-то, чему не было названия. Показалось это мне или нет, но на глазах его тэйвонту что-то блестело. Но он, несмотря ни на что, закусив губы, бережно брал ее к себе на руки.

Савитри, привыкшая внимать и повиноваться за долгие бои приказам и советам матери, молча втянула голову в шею. Она привыкла прислушиваться к моим советам, зная их цену. Но не отступилась от него. Эта негодница, привыкшая во всем поступать по-своему, не только не сошла с его рук, но наоборот, позволила взять себя и прижать к груди, лишь профессионально втянув голову в обруч доспеха, чтоб шею не так легко было сломать.

Увидев это, он содрогнулся. Потом он перевел взгляд на меня, сжавшуюся, как я позднее поняла, от страха, напряжения, подозрения и полной готовности убить его в ту же секунду… И он не выдержал, глаза его широко распахнулись от невыносимой душевной муки. Боже, как он закричал! Я, наверное, никогда не забуду этого крика моего Лана. Сколько лет прошло, как мы вместе, а еще не могу забыть его.

— Маэ, я не виноват!!! — это был крик смертельно раненного орла. Я никогда не думала, что может быть такая бездна горя, муки, отчаяния, боли, любви, безнадежной, смертной тоски и еще чего, пахнущего тем самым ужасом, который приходит, когда те, кого ты любишь больше жизни, тебя отвергают и могут думать, что ты способен их убить. Мне трудно передать это словами. Наверно, это единственное, что смогло пробить меня в этом состоянии. — Маэ, я люблю тебя! Я думал, ты погибла! Боже, если б я только знал, ведь я искал смерти в бою!!!

С перекошенным, безумным лицом он бросился ко мне и притянул меня к себе.

Боже, до сих пор не могу понять, как этого дурака не убили! А уж как он не сошел с ума, один Бог ведает…

Что было дальше, я не почти не помню, все это можно было восстановить только по рассказам тэйвонту. Помню только, что, похоже, мы оба утешали друг друга, а

Савитри что-то гулила себе рядом, пытаясь залезть на руки отца и привлечь к себе внимание…

Я смутно помню, что было. Помню, что, наконец, он занялся ею. Не выпуская второй рукой меня. Обрывки происходящего были смутны, все было для меня, как в тумане. Его рука ласкала меня, гладила мои волосы, скользила по плечу. Голова кружилась, все кружилось и мелькало, будто на карусели. Чувствуя, что я все еще вздрагиваю, он посадил нас обоих к себе на колени и обнимал ее через меня, с шумом вдыхая запах моих волос. Тэйвонту говорят, что они даже пустили слезу при виде всего этого балагана. Врут, конечно. Ибо я ничего не помнила и не соображала, а говорить можно что угодно.

— …Мы не знали, — подтвердил тэйвонту слова Лана, но я их не слышала. — Мы только чувствовали, что во дворце происходит странное, но принца король отослал на войну…

Скоро Лан уже довольно сносно играл с дочкой, и Савитри радостно смеялась, сидя на моих коленях и играя через меня с отцом, где я, в свою очередь сидела на его коленях. Никогда до этого она не делала этого с такой охотой. Все вместе мы напоминали знаменитую картину мадонн. Пришла в себя я только когда он начал довольно игриво покусывать меня, ведя увлекательную игру с Савитри, он которой она заходилась смехом и временами умопомрачительно ввизгивала. Мне такая всесторонность чем-то не понравилась, тем более что Савитри тоже укусила мою руку, когда я осторожно совершенно автоматически попыталась не дать коснуться ее шейки руке отца. Ее крошечное личико светилось таким интенсивным настоящим счастьем впервые от рождения, что я даже приревновала ее. Впрочем, я заметила, что шею, несмотря на всю ее радость, она все еще профессионально вжимает в себя. Доверие — доверием, но осторожность осторожностью. Осторожность и здравомыслие были отличительной чертой моей милой дочурки. Без них она бы не выжила.

— Что здесь происходит? — в комнату ворвался Конт, один из тэйвонту моего отца, принца Енакиенбургского. Как говорили потом, снаружи слышали дикие крики принца. Дядя Конт, как называла его Савитри. Увидев всю сидящую на чьих-то определенных коленях группу, он застыл на пороге, раскрыв глаза от изумления.

Наверное, меньше всего он намеревался застать принца или меня за таким занятием. А уж вместе… Рот его широко открывался и раскрывался, словно он никак не мог заглотнуть кусок пирога, переводя растерянное лицо с одного на другую.

— Папа с Савиричкой играй, Савири громко визгает, — обстоятельно и качественно, как делала все, трудолюбиво объяснила ему моя дочка, пряча арбалет в рукавишко платьичка. Мгновенно автоматически вскинутый еще на призрак опасности еще до собственно его возможного появления. Убедившись что обстановка опасности не представляет, и, что наоборот, дядя Конт есть дополнительная охрана, она мгновенно вернулась к своим занятиям, как делала всегда. Нападения и покушения были слишком обычным делом, без которых был немыслим каждый день, чтоб на них отвлекаться. Савитри просто всегда ждала их, решив таким образом проблему раз и навсегда. Сомневаюсь, чтоб она сегодня не ждала их. "Папа" Конта, похоже, просто не заметил.

Лицо у Конта было растерянное. Он все еще ничего "не понимал", почему это красавец принц сидит с ни кем иным, как с гордой принцессой Маэ, которая, бывало, и убивала за подозрительное движение, с ней на коленях(!). Сидит при всех присутствующих, вызывающе обнимает и даже поглаживает эту принцессу, — это, наверное, было видно, — еще и играя с ее собственной незаконнорожденной дочкой. Что вообще было невероятно. Которая даже деду давалась в руки с трудом, а не то что собственным тэйвонту. Такая картинка просто не укладывалась в его мозгу. Что-то было не так! И что-то в мире перевернулось.

Ради одного того, чтоб посмотреть на Конта при этом, стоило затевать все это.

Я откровенно веселилась, поудобней усевшись, как Савитри, на коленях Лана.