Во славу Отечества - Евгений Белогорский

Тщательно спланированное наступление началось 30 августа. В течение 8 часов артиллерия союзников, которая имела некоторое численное превосходство, обрабатывала передовой край вражеской обороны по всем участкам фронта, где предстояли активные действия, как наступательные, так и отвлекающие.

Англо-греческие войска на следующее утро первыми атаковали позиции австрийцев под Монастырем, но к исходу дня смогли занять лишь первую оборонительную полосу глубиной около 1 километра. Далее австрийцы Франка не пустили их о чем, командующий радостно доложил в Вену генералу Штрауссенбургу.

Совершенно по-другому проходило наступление в районе Ветреник - Скол. Русская бригада и сербы вначале вели вялую перестрелку, а затем после обеда неожиданно атаковали вражеские позиции. Это было столь неожиданно для болгар и их германских советников, которые полностью были уверены, что всё происходящее здесь носит, чисто демонстративный характер.

Несмотря на яростный огонь из неподавленных пулеметных точек, атакующие пехотные цепи всё же смогли достичь линии первых окопов и забросать противника гранатами и дымовыми шашками. После этого последовал решительный штурм позиций и быстрое продвижение вглубь вражеской территории.

Болгары оказывали вялое сопротивление, предпочитая либо отходить с позиций в тыл, либо сдаваться в плен. Преследуя отходящие силы противника, русские и сербы без особых помех заняли вторую линию оборонительных позиций, и вышли в глубокий тыл.

Продвижение, наступающих на флангах франко-итальянских дивизии, было не столь стремительным, это было обусловлено не столько сопротивлением болгар, сколько плохой подготовкой атакующих частей, большая часть которых была укомплектована неграми из французских колоний, которые плохо понимали отдаваемые французскими офицерами команды.

Рано утром 1 сентября, к огромной радости Слащёва и Дмитриева, к ним явились парламентеры двух болгарских полков объявившие об их готовности сложить оружие перед первым героем Болгарии. Обрадованный столь стремительным поворотом дела, Слащёв приказал Дмитриеву срочно принять командование полками, а сам силами двух сербских дивизий и русской бригады немедленно ударил в тыл австрийцам, продолжавшим отбивать лобовые атаки греков.

Появление русских войск было, как нельзя кстати, для атакующих Монастырские позиции в третий раз, войск генерала д’Эсперэ. Австрийцы не хотели покидать столь удобные для обороны позиции, прижимая атакующую пехоту противника плотным заградительным огнем из всех видов оружия. Франк умело организовал оборону, оперативно реагируя на все изменения обстановки и твердо надеясь на помощь болгарского резерва, которую так и не получил. Узнав о русском прорыве, болгары либо убивали своих германских советников и сторонников царя Фердинанда и спешили перейти на сторону Дмитриева, либо беспорядочно отходили вглубь Македонии к ставке фельдмаршала Кевессгаза.

Видя столь бедственное положение своих войск, австрийский генерал предпочёл организованно отступить, пока за его спиной, не сомкнулись русские клещи, а кроме этого, Франка очень обеспокоили факты участившейся сдачи в плен солдат его австрийского корпуса, подобно ненадёжным болгарам. При этом сдавались не только словенцы и боснийцы, но даже венгры, всегда находившиеся в привилегированном положении, подобно самим австрийцам.

К 3 сентября фронт окончательно рухнул, и войска Слащёва, нанося веерообразные удары, устремились в прорыв. В течение двенадцати дней шло упорное преследование противника, который стремительно отступал в центре, в результате чего образовался огромный треугольник  по линии Струма – Куманово – Ускюб – Китчево – озеро Охрида.

Позабыв обо всем, Слащёв гнал и гнал вперед свой ударный русско-сербский корпус, не забывая при этом об опасности фланговых контрударов. Д’Эсперэ, постоянно напоминал ему о возможном ударе Албанской армии Пфланцер-Балтина, но Слащёв сознательно шёл на риск, считая, что австрийский генерал не решиться атаковать, напуганный столь широкомасштабным развалом фронта. Как показали дальнейшие события, Слащёв оказался полностью прав, Пфлянцер-Балтина сначала промедлил с нанесением флангового контрудара, а затем, по мере нарастания событий, не взял на себя риск самостоятельного контрудара, дожидаясь приказа из Вены. Генералу было приказано оставаться на месте и нанести удар во фланг Слащёву одновременно с наступлением Македонской армии Кевессгази, который должен был ударить в лоб наступающему противнику.

По своему замыслу план Штрауссенбурга был очень даже неплох, учитывая остающееся численное превосходство войск Центральных государств над силами союзников. Но весь его расчёт строился на пассивности Слащёва, с которой генерал после столь удачного прорыва начисто расстался. Наоборот, у Якова Александровича были далеко идущие планы, о наличии которых он, теперь, соизволил известить господ союзников.

Пока Пфланцер терпеливо дожидался приказа из Вены, Слащёв, совершив молниеносную перегруппировку, сам перешёл в наступление на австрийские части, расположенные под Ускюбом. Узнав от встречных македонцев месторасположение главных сил противника и взяв их в проводники, он вместе с передовыми частями совершил ночной марш-бросок и утром 16 сентября атаковал главные силы Македонской армии австрийцев.

Срочно перебрасываемые из тыла части армии Кевессгази не имели между собой налаженной связи и потому были вынуждены драться без взаимодействия друг с другом, надеясь только на свои силы. Македонские крестьяне точно указали солдатам Слащёва местонахождение главного штаба фельдмаршала, и атакующие вовремя вышли на главную цель.

Ещё не проснувшиеся австрийцы не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления и в панике бежали, бросив на произвол судьбы своего командира. Разгоряченные боем сербы моментально уничтожили роту охранения фельдмаршала и ворвались в дом, где он квартировал. Австрийский фельдмаршал весьма отличился своими драконовскими мерами, предпринятыми по отношению к мирному сербскому населению при взятии Белграда, и поэтому, ему вряд ли стоило рассчитывать на милость ворвавшихся в расположение штаба сербов.

Когда в горнице ещё шла отчаянная борьба между сербами и офицерами штаба фельдмаршала, сам фельдмаршал Кевессгази в лучших традициях австрийской армии пустил себе пулю в висок, что, впрочем, не спасло его от мести разъярённых сербов. Едва им только стало ясно, что старый мучитель ускользнул от справедливого наказания, сербы выволокли ещё теплое тело на улицу и, подняв его на штыки высоко над своими головами, двинулись вдоль улицы. Кто-то из солдат заметил, что у покойного не застёгнуты в спешке надетые штаны и немедленно сдёрнул их с тела, чем вызвал громкий взрыв хохота и неприличных восклицаний. Чем дальше двигалась радостно гудящая толпа сербов, тем большим надругательствам подвергалось тело несчастного австрийского фельдмаршала.

Когда прибыл сам Слащёв, ликование сербов было в самом разгаре. Генерал очень жёстко прекратил издевательства над трупом поверженного противника и приказал похоронить его со всеми полагающимися по рангу почестями. Проштрафившиеся сербы были отправлены на остриё контратаки идущего на выручку австрийцам хорватского полка.

Лишённые общего руководства австрийские части Македонской армии стали беспорядочно отступать вглубь Сербии, превращаясь толпу вооруженных бандитов и дезертиров, мало чем напоминая доблестные регулярные войска императора Карла Австрийского. Всего под Ускюбом было взято в плен свыше 80 тысяч человек и около 20 тысяч дезертировало.

Едва только весть о разгроме Македонской армии со всеми ужасающими подробностями стала известна командующему Албанской армией генералу Пфланцер-Балтине, он решил не дожидаться наступления д’Эсперэ и стремительно отвёл свои войска сначала к Дурресу, а затем и вовсе увёл их из Албании, начав организацию обороны у черногорийской Цетиньи. Генерал очень опасался обвинения в трусости, но вместо этого получил благодарность самого императора за мудрое сохранение австрийской армии.

Между тем, события на Балканах продолжали стремительно развиваться, нарастая, как снежный ком. Будучи полностью отрезанным от войск Центральных держав, царь Фердинанд оказался один на один против энергично наступающего Слащёва, при полном развале его собственной армии.

Получив от Слащёва в качестве ударной поддержки русскую бригаду, Дмитриев безостановочно продвигался на Софию, по пути обрастая болгарскими частями, с радостью переходящими под его командование. Отдавая генералу русскую бригаду, Яков Александрович тем самым подводил черту под стратегической дилеммой, мучившей его последнее время. В его положении было очень заманчиво продолжить своё наступление на север и со временем перенести боевые действия в саму Австрию, используя явную слабость её войск в южном направлении. Направление было очень перспективным, и, будь у генерала в распоряжении побольше войск, он бы обязательно рискнул попытать свое воинское счастье. Но сейчас, располагая очень ограниченным контингентом войск, при всей своей любви к риску, Слащёв решил остановиться на реально выполнимой без всякого риска задаче, - выведении из войны Болгарии.