Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

Он уже видел такие снимки, потому что немного разбирался в фотографии, а гестапо накинулось на это новое изобретение немецких лабораторий в надежде использовать его для лучшей слежки за «подозреваемыми», то есть за гражданами.

Бивен сосредоточился на деталях. Маленькая туфелька на завязках. Округлая шелковая коленка. Верх чулка или застежка от подвязок. Шляпка-клош, забытая в лесных зарослях. Эти призрачные создания, словно выхваченные вспышкой среди трав и листвы, были, конечно, жительницами Берлина. Больше того, обычными прохожими в дневном городе, а вот с заходом солнца они становились блуждающими огоньками ночной жизни.

Но эти парочки были не одни. Какие-то люди, прячась за деревьями и скрываясь в кустах, наблюдали за их любовными играми. По фотографиям казалось, что этих тайных соглядатаев застали на месте преступления, когда они предавались любимому греху вуайеризма. Даже больше, чем те, кто валялся в похотливых позах, они выглядели витающими призраками, видениями слишком бледными, чтобы быть реальными. Извращенцы, любители подглядывать, охотники, рыскающие по зарослям и не пропускающие ни одной рощицы или раскидистого дерева. Сосредоточенные, безгласные, они были здесь, хотя собственная похоть заставляла их держаться на расстоянии…

Бивен бросил взгляд на Симона; у того тоже был завороженный вид. Как и он сам, Краус обливался потом: конура была настоящей парилкой. Его затылок словно покрылся ртутью, шея и верх груди, казалось, были облечены в металлический доспех. Картинки словно вогнали психиатра в транс — этот призрачный вуайеризм не мог не произвести впечатление на специалиста по зондированию человеческих душ.

В памяти Бивена всплыли слухи, ходившие о Штайнхоффе. Все эти домыслы оказались весьма далеки от правды. Актер не был ни вампиром, ни волком-оборотнем с ночным зрением. Всего лишь любителем «подглядывать за подглядывающими». Извращенцем, чей кайф был смотреть на смотрящих. Причем с великолепным оборудованием, обеспечивающим возможность видеть в темноте. Каждый вечер, вооружившись новейшей пленкой и фотоаппаратами по последнему слову техники, он отправлялся на поиски тайком совокупляющихся пар, которые не воспользовались услугами гостиниц, и тех, кто надраивал свой член, пялясь на них.

— Эти снимки ничего не говорят об убийствах, — сдавленным голосом сказал Бивен.

Они снова приступили к обыску, на этот раз действуя по всем правилам, выворачивая ящики и резервуары, просматривая папки, открывая каждый конверт из крафтовой бумаги, разглядывая с лупой бесконечные негативы и не давая себе труда привести в порядок то, что они переворошили.

Ничего.

Кроме ночных групповух в глубине берлинских парков и сидящих в засаде онанистов.

— Наверняка есть и другой тайник…

Фотографии убийств — это куда более серьезная опасность и улика, нежели снимки сексуальных игр при свете луны.

Но другой тайник не здесь.

И вообще не на вилле.

Где?

Вернувшись к снимкам, Бивен заметил некоторые детали, которые навели его на новую мысль. На нескольких фотографиях были видны фрагменты статуй — с Siegesallee[164] в Тиргартене. Магистраль в километр длиной, пересекающая парк с севера на юг, от Кёнигсплац до Кемперплац, и размеченная гигантскими статуями из каррарского мрамора: императоров, маркграфов, древних королей Бранденбурга и Пруссии, принадлежащих к династии Гогенцоллернов.

А совсем недавно эти статуи были рассеяны по всему парку, потому что Альберт Шпеер лелеял грандиозные планы насчет аллеи Победы, которую собирались расширить, чтобы она могла принимать гигантские парады.

Бивен знал расположение каждой из статуй. Это был его секрет: когда его одолевали сомнения в своей судьбе, он приходил к этим скульптурам как к источнику новых сил и надежды.

— Поехали.

— Куда? — осведомился Симон, плавая в собственном поту.

Бивен ткнул пальцем в угол снимка, где виднелся Альбрехт Медведь, князь Священной Римской германской империи XII века.

125

Они въехали в Тиргартен со стороны Кемперплац. По дороге они не проронили ни слова, ошеломленные своим открытием и в то же время разочарованные тем, что не нашли большего. В Берлине царил непроглядный мрак. Ни одного фонаря, а сейчас, после полуночи, и ни одного прохожего с синим фонариком.

Идеальная ночь, чтобы пробудить ужас.

В темноте аллея Победы напоминала длинную полосу освежеванной ночи. Вдоль аллеи были разбросаны статуи. Бивен со следовавшим за ним по пятам Симоном направился к тем, которые имелись на фотографиях. Он угадывал их в сумерках — мускулистых титанов, несущих на своих плечах судьбу избранной расы. Они обошли каждую скульптуру, вглядываясь в кусты, подстерегая любое колебание листьев…

Сначала Оттон I Бранденбургский в своей кольчуге, потом император Сигизмунд в своем крылатом шлеме и Иоганн II, опирающийся на свой щит. И все впустую. Только рядом с Фридрихом I Бранденбургским в широком плаще и шляпе с большими полями они наткнулись на первую парочку в разгар тайных утех. Пришлось напрячь слух, потому что все, абсолютно все происходило во мраке.

Они подошли ближе. Эта вылазка, казалось, вогнала что одного, что другого в подобие транса. Безымянные и безликие трахающиеся парочки, перекатывающиеся в папоротниках, наводили на них оторопь, причем до такой степени, что оба едва не забыли о настоящей цели своих поисков, Курте Штайнхоффе и его фотоаппарате.

Вдруг Бивен замер: любовники были тут, совсем близко. Женщина с раздвинутыми ляжками, босая, лицо скрыто цветущим кустом, и мужчина на ней, неловко пытающийся спустить штаны. Бивен выразительно махнул Симону: только тихо.

Штайнхофф должен быть где-то поблизости. И почти сразу обнаружились еще две парочки справа, между корнями огромного дерева, в позиции «валетом», увлеченно делающие друг другу минет. Но никаких фотографов-любителей…

Они двинулись дальше и наткнулись на четвертую парочку на маленькой поляне, почти скрытой склоненными деревьями. И тут же Бивен заметил неподалеку ползущего по земле человека. Потом еще одного, только что отделившегося от ствола и скользящего, не тревожа ни единой ветки. Гестаповец прищурился и внимательно оглядел подлесок. Мелькнуло одно лицо, потом второе, потом третье…

Тайные зрители.

Они были здесь, невидимые, безмолвные, но живые до дрожи. Неподвижные, они, казалось, держались настороже, как в засаде, и в то же время были близки к экстазу.

Новый жест Бивена — не подходи ближе. В нем просыпался охотник. Не гестаповец, вышибающий ногой двери, а крестьянский мальчишка, который привык дышать в унисон с лесом, растворяясь в нем.

И тут он решил, что стал жертвой галлюцинации. Парочка, за которой он наблюдал, преображалась. У нее появлялись новые руки и новые ноги. Тела превращались в змеиное гнездо, где переплетались, изгибаясь и множась, различные отростки.

Зрители вступили в игру.

Незаметно приблизившись, они сначала запускали одну руку, потом другую. Затем позволяли себе несколько несмелых ласк, прежде чем полностью влиться